Двойной агент. Записки русского контрразведчика - Владимир Орлов

   «Комиссия генерала Батюшина, созданная по просьбе генерала Алексеева, хорошего военного стратега, но весьма незавидного политика и плохого знатока людей, призванная бороться с хищниками тыла, сама быстро превратилась в алчного хищника, арестовывая направо и налево богатых людей, с исключительной целью наглого вымогательства. Я совершенно в этом убедился, участвуя в предреволюционном уголовном процессе Монасевича-Мануйлова в качестве поверенного гражданского истца графа Татищева».

   Я привел мнения о генерале Батюшине и его комиссии прокуроров палат Заводского, Крюкова и известного присяжного поверенного Корабчевского — в руках этих лиц были дела батюшинской комиссии и компетентность их суждений по этому поводу не подлежит ни малейшему сомнению.

   Вслед за сим в конце февраля 1917 года произошла революция, и Батюшин со своими сподвижниками Резановым, Логвинским и другими были арестованы по распоряжению Временного правительства и посажены в дом предварительного заключения, куда с такою легкостью Батюшин сажал или тех, которые ему мешали, или тех, имуществом коих он интересовался.

   Единственным горячим защитником генерала Батюшина в это время явился В. Л. Бурцев. Причину этого следует искать в близости его к Монасевичу-Мануйлову, а этого последнего к генералу Батюшину и его комиссии. В. Л. Бурцев, будучи большим идеалистом, не видел всех отрицательных сторон своего ценного агента Монасевича-Мануйлова, имевшего возможности доставать В. Л. Бурцеву самые секретные сведения из недр российского правительства. Поэтому и защищал с жаром перед комиссией сенатора Бальца как Монасевича-Мануйлова, так и его друга Батюшина. Это был хороший жест благодарности со стороны В. Л. Бурцева, но все же трудно ему было обелить их.

   Для более яркой характеристики генерала Батюшина мне остается сказать еще несколько слов о его деятельности за период времени 1913—1923 годов. В мае 1918 года я был в Москве. Большевики организовали Красную Армию. Для приема в нее господ генералов и офицеров были образованы военные комиссии, в которые и должны были обращаться желающие получить место. В подаваемых заявлениях господа генералы и офицеры указывали сбой формулярный список и просили определенного назначения. Список лиц, подавших такие заявления, опубликовывался в «Московских советских известиях». В номере от 21 мая 1918 года этой газеты был опубликован такой список, и среди просителей я прочел имя генерал-майора Николая Степановича Батюшина. Но назначения он не успел получить, так как ему представилась возможность бежать на Юг, где он снова стал заведовать контрразведкой в Добровольческой армии под именем генерала Петрова. Армией этой сначала руководил генерал Алексеев, а затем генерал Деникин. Сотрудниками генерала Батюшина-Петрова были те же Резанов, Орлов, Логвинский и другие. Деятельность этой компании была также направлена к грабежу и вымогательству, к этому особенно благоприятствовал общий развал.

   После ликвидации Добровольческих армий Деникина — Врангеля генерал Батюшин бежал в Сербию. Сначала пристроился при монархических организациях и принимал участие во всех монархических съездах, начиная от Рейхенгаля и кончая Карловацким заграничным собором включительно, избираемый, очевидно, по недоразумению на различные должности. В мае 1922 года, узнав о деятельности генерала Батюшина в Сербии, я, желая раскрыть глаза его избирателям, писал о прошлой деятельности этого генерала представителям беженских организаций в Белграде господам Скаржинскому и Палеологу. Письмо это было напечатано 4 мая в газете «Русское дело», издаваемой в Белграде. В ответ на это письмо «Новое Бремя», также издаваемое в Белграде, 13 июня 1922 года поместило письмо генерала Н. С. Батюшина. В нем он с обычной для него наглостью старался оправдаться и обелить себя, ссылаясь главным образом на защиту В. Л. Бурцева. Мне казалось, убежденному монархисту, каким рисовал себя генерал Батюшин, не совсем удобно прикрываться защитой социал-революционера. Но это дело вкуса — для генерала Батюшина все простительно. Когда я послал в «Новое время» ответ генералу Батюшину, почтенный редактор «Нового времени» М. А. Суворин не нашел возможности напечатать мой ответ. Это было к лучшему, так как это дало мне повод свой ответ на его письмо напечатать отдельной брошюрой в количестве 500 экземпляров и разослать его всем могущим интересоваться генералом Батюшиным и его деятельностью, чисто анархического характера, до революции. В напечатанном в «Новом времени» письме Батюшина интересен его конец, я его приведу полностью:

   «Вот и весь мой ответ господину Цехановскому, видному представителю в Петрограде сахарного синдиката, который он почему-то называет крупнейшей общественной организацией. Последняя же, по-видимому, поставила себе целью извлечение во время войны не только лихвенных барышей, пользуясь тяжелым положением русского народа, но и вывоз нашего сахара через Турцию в Германию, фактическими руководителями которого были: Абрам Добрый, Израиль Бабушкин, Иовель Гепнер и другие злостные спекулянты».

   Очевидно, горбатого исправляет только могила, как говорит русская пословица Генерал Батюшин, покинув родину и состоя беженцем почти пять лет, имел достаточно времени подумать о том, что им было сделано для России — сколько деморализации и разрушений сделал он и его комиссия для России. Однако в его письме, напечатанном в «Новом времени» в 1922 году, та же ложь, то же невежество, та же провокация, какие им были сделаны в правительственном сообщении в октябре 1916 года. Сообщенные тифлисским армянином сведения о вывозе русского сахара через Турцию в Германию глубоко запали в генеральскую голову. На лжи и невежестве господин Батюшин далеко не уедет.

   В истории разрушения государственного строя России имя генерала Батюшина должно занимать одно из первых мест. Разрушать всегда было гораздо легче, чем созидать. Вспоминая этот эпизод, который мне кажется теперь таким далеким, я должен заметить, что по должности уполномоченного Правления Общества сахарозаводчиков я не был обязан вмешиваться в личные дела сахарозаводчиков, но я с гордостью думаю, что своим вмешательством в это дело я спас от веревки господ Доброго, Бабушкина и Гепнера. По выходе из тюрьмы двое из них прислали мне горячие благодарственные телеграммы. На этом дело и кончилось, а третий почему-то на меня обиделся. Наверное, на то, что я спас его от веревки.

    Его Превосходительству Цехановскому М. Ю.

   Милостивый государь, Михаил Юрьевич.

   Вследствие письма от 21 сего февраля имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что я счел приятным для себя долгом оказать содействие к справедливому разрешению Вашего дела, совместно с коим мною всеподданнейше была доложена переписка и о Добром, Бабушкине и других киевских сахарозаводчиках, причем ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ благоугодно было положить следующую резолюцию: «ДЕЛО О САХАРОЗАВОДЧИКАХ ПРЕКРАТИТЬ. ВОДВОРИТЬ ИХ НА ИХ МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА, ГДЕ УСЕРДНОЮ РАБОТОЮ НА ПОЛЬЗУ РОДИНЫ ПУСТЬ ИСКУПЯТ СВОЮ ВИНУ, ЕСЛИ ТАКОВАЯ ЗА НИМИ И БЫЛА».