Недоброе утро Терентия - Денис Грей

Еще один мужик к нам присоединился. Худой, длинный. Лысый. Не видал ни разу его. Глаза — будто у змеи. Серые, ленивые глаза. Ага. Смотрит на тебя, будто гипнотизирует. Такой он! Также, — в сапогах, штаны у него с кучей карманов. Кепка. Рубаха темная, с длинным рукавом. Поздоровался с нами. Сказал, что его Вий с нами пригласил. Стрелок он. Из военных сам. В Морше жил. Пока дрянь эта не пришла. Жена и дочка у него там остались...

Познакомились мы с ним. Ружжо у него интересное! «Белка» — говорит. ИЖ-56 — оно же. Верхний ствол под патрон нарезной. А низ — под дробь. Гладкий. Промысловое ружье. Специально было такое сделано. Для охотников-промысловиков. По зверю пушному оно. Да с прицелом увеличительным-оптическим. От деда говорит досталось. Учил стрелять, когда живой был. Хорошее ружье, точное очень! И патроны есть для него нарезные. Можно по дальним целям бить!

Ну, познакомились мы с мужиком этим. Петр его звать! Видать Вий послушал меня, что нам еще стрелки нужны. Приятно даже! Петр ружжо свое в машину закинул, да броню на себя натягивать стал. А я уже готов был. Карабин на плечо повесил, на ремешок. Да сумку «пастушью» на перевязь. На пояс прицепил. Под патроны. Все Вий мне выдал. И ремень, и сумку. Попробовал, попрыгал, карабин к плечу поприкладывал. Из сумки патроны выдергивал, да позаряжал-поразряжал. Вроде ничо. Быстро получается. Нормально!

Все, вроде бы собрались! И нервы отпустило чутка. Оно видать отвлекает, когда возишься с оружием и снаряжением. Урал рычит, мощь неистовая. Броневик — чистой воды! Кругом такие-же мужики стволы готовят. Все уже в латы нарядились. Да выглядят, будто рыцари все средневековые. Латы, броня, оружие. Только те были блестящие, да с мечами, а мы — будто из войск фантастических. Сами, — как танки! Зеленые, в броне. Стволами ощетинились. Круто! Даже азарт какой-то появился. Ну, держитесь твари поганые! Вам смерть теперь идет! Мы идем! Чую, под руку меня кто-то толкает...

Волчок прискакал! Скулит, руки мне лижет. Соскучился! Обнял его, по холке потрепал. Степка рядом. Смотрит на меня глазищами своими, руки ко мне тянет. На руки его поднял. Легонький такой, пушистик. Мягонький! «Ого!» — глаза горят у пацана. Увидал латы мои. Трогает все, рассматривает. Интересно ему все! И шлем, и броня. Карабин мой разглядывает. В стволяку пальцы сунул. Ага, большой калибр! «Круто!» — говорит. Патрон вынул, показал ему. Больше ладони его патронище!

Серафима стоит. Красивая! Волосы в косу заплела. Платье на ней. Синее, да с узорами белыми. Сапожки надела новенькие. Аккурат по ноге! Купила видать у кого. Не было же у нее такого ничего! Улыбнулась мне. Синяки, да ссадины сошли уже с лица. Милое лицо у нее, гладкое. Глаза зеленые, губы алые. Красавица, да и только! Огляделась Серафима. — А жена Ваша где? — спрашивает.

Ну, а что ей ответить... — Нету жены. — так ей сказал. Да не стал подробности рассказывать. Не надо ей этого знать. Про подлость человеческую! — Не будет ее. Занята она...

Подошла Серафима ближе. Я Степана с рук опустил. Шлем снял. Обняла меня она. Постояли чутка молча. Глаза у нее такие, — с тревогой на меня смотрит. — Вы уж извините, знаю я про жену вашу. Видела, как они ехали прочь. С мужчиной каким-то. Телега вещами загружена. Еще вчера видела. Не стала вам говорить. Не мое это дело! Может там и не так все...

А я и сказать, чего — не знаю! Стою, молчу. На душе, кошки скребут... Ночное вспомнилось. Вот так бывает в жизни! Много в голове крутится всякого, да сказать не выходит... Не до этого сейчас. Кивнул только.

Отстранилась она немножко. Видит, что неприятно это мне. Поняла сразу, что все правильно догадалась! Смутилась. Задумалась маленько. Молчала, да глаза опустив, в землю глядела. Затем спохватилась: — Тут это, вот! — говорит. — Покушать Вам в дорогу собрала. — авоську мне протянула. — Хлебушек там, да мясо. Огурчиков, помидорок собрала. Лучок, сыр еще. Сала немножко. Вы уж извините... Что было.

Отказывался я сперва. А потом — взял! Настаивала Серафима, да расстроилась, что не беру. Не хотел ее обижать! Еще баночку она мне передала. Мазь там, целебная. Кровь останавливает, да заразу убивает. Сама делала! Для меня. Поблагодарил ее! Да извинился. Отнес в машину вещи, положил. Руки-то полные! Как раз Волчка свистнул к себе. Разговор к нему есть. Чтобы вообще без глаз, да ушей чужих! Огляделся я вокруг. Дядька с Татяной Петровной, да с мужиком тем, что у его каморки в карауле сидел, обсуждают чего-то. Махал-Махалыч с пацанами, у капота чего-то крутят. Петр — отошел в сторону. На площадь вышел. На солнышко. Прицел настраивает. Щелкает крутилками на нем, смотрит в него, да в блокнотик маленький карандашом чего-то записывает. Стало быть — все заняты! Никто наш разговор не подслушает.

Сел волк рядом, смотрит на меня. Я пока вещи закинул. Да к нему. К ушам его ближе. — Такое дело, брат мой, серый... — говорю ему. Шепотом. — Тебя с собой взять я не могу. Не обижайся только! — вижу, что моську нахмурил. — Дело к тебе есть. Тут дело! В Зареченке. Видал, чо в Павловке творилось! Как люди к нашему брату относятся?! За Степана я вот переживаю. И за Серафиму! Как бы без нас, и тут такое не учудили. Не верю я тем, кто тут остается. Ага! Ты вот чего. Ты присмотри за ними, пока меня нет. Не на кого мне больше тут надеяться! Понимаешь меня?

Кивнул волк. Понял меня. Обиделся маленько, вижу, но понял! Дело-то серьезное! У меня прямо, камень с души отвалился. Все думал, — ерепениться станет! Дык, нет. Ну и слава Богу! Лизнул мне руку, да к Степану побег. Они с Серафимой там-же стояли. На площади. Да нас ждали с волком. Хотел и я к ним. Постояли бы еще, поговорили... Но тут, Вий отправление скомандовал. Ну, чо... Стало быть — в