Всадник на белом коне (СИ) - Горъ Василий

Я без лишних слов распорол сверху до низу и вязаный свитер с оленями, и теплую рубашку, и майку, затем заклеил наемнику рот и перевернул на живот. Попытку подергаться пресек ударом по сломанной челюсти. За время, которое «герой» провел в беспамятстве, до предела прогнул его в пояснице, прижал запястья к голеням и как следует зафиксировал. Потом разрезал джинсы по шву между штанинами, соорудил из все тех же стяжек скользящую петлю с фиксатором и накинул на гениталии так, чтобы «боксеру» очень не хотелось активно шевелиться.

Рыжова наблюдала за моими действиями с неподдельным интересом, явно видя подобное дополнение к стандартной «упаковке» в первый раз. Но логику действий одобрила, дождалась, пока я пододвину «клиента» к ее коленям, и добыла пламя.

Первое и слишком короткое прикосновение огонька к соску жертва не оценила, ибо продолжала пребывать в беспамятстве. Зато от второго дернулась, заорала и тут же захрипела из-за того, что почувствовала боль еще и в паху. В этот момент девушка отодвинула зажигалку от тельца, а я объяснил мужику правила игры:

— Постарайся держать себя в руках, ведь любой резкий рывок может помочь с аутокастрацией. Или, если по-русски, самооскоплением. Не скажу, что сильно расстроюсь, но считаю должным предупредить.

Он замычал, обещая, что и так ответит на любой вопрос, но я развел руками:

— Прости, но это не допрос, а возвращение долгов. Знакомая процедура, верно?

«Боксер» застонал. А через пару секунд завыл от боли. Но способности связно мыслить не потерял, так что очень старался не шевелиться.

— Хороший мальчик! — «обрадовалась» Валерия, по моим ощущениям, повторяющая «жертве» ее же слова. — Но мне нравится, когда мальчики трепещут, заглядывают в глаза и предугадывают желания! Скажи, ты ведь знаешь, чего я хочу в данный момент⁈

Цикл «стон и последующий вопль» повторился еще раз. Причем на следующем уровне громкости и эмоциональности. А после пятого или шестого Рыжова дала уроду немного отдохнуть и «обрадовала» еще одной цитатой:

— Кстати, я прихватила с собой один из тех столовых ножей, которые ты так сочно описывал. То есть, с круглой ручкой, покрытой выпуклыми растительными узорами по всей длине, и диаметром почти в два сантиметра. Да, ты не девушка, а мужчина, но мы ведь найдем, куда ее засунуть, верно? И да, я не забыла о том, что перед использованием эту самую ручку обязательно надо как следует раскалить…

Эти объяснения добавили к рассказу Валерии недостающие краски и напрочь отключили у меня жалкие остатки благоразумия. Поэтому я позволил себе вмешаться в разговор:

— Найдем. Раскалим. И засунем.

Судя по тому, что завыли оба клиента, получилось более чем убедительно. А Рыжова, восприняв это, как должное, продолжила дополнять картинку в моем сознании новыми штрихами:

— Кстати, вы что-то говорили о депиляции огнем, помнишь? И очень расстраивались из-за того, что мне депилировать нечего. Зато у тебя, как я погляжу, совсем другая картина. И я, пожалуй, доставлю тебе твое же любимое удовольствие. Но после того, как закончу с грудными мышцами, сосками и массажем внутренних органов…

…Леры хватило почти на полчаса, но за это время она сломала обоих клиентов, превратившись в их глазах в символ абсолютной жестокости. Да, последние минуты общения с ними девушка держалась на одной ненависти, но когда я почувствовал, что она вплотную подошла к грани, за которую лучше не перешагивать, и предложил заканчивать, то получил ответ, заставивший ее зауважать еще сильнее:

— В принципе, я удовлетворена. Но уходить, зная, что ты еще веселишься, выше моих сил. Так что ты задавай вопросы, а я понаслаждаюсь процессом со стороны. И, если что, присоединюсь.

Не знаю, как ей удалось сыграть болезненное желание продолжать, густо замешанное на самом настоящем сладострастии, но получилось настолько правдоподобно, что крепыш со сломанной ногой выдал все подробности полученного заказа буквально за пару минут. Причем, даже закончив рассказ, изо всех сил старался вспомнить хоть какие-нибудь мелочь, чтобы, не дай бог, не вызвать наше неудовольствие!

Я помнил, как тяжело дался мой первый раз, и не забыл, что тому «экстремальному потрошению» предшествовали месяцы психологической накачки, которых у Леры не могло быть по определению. Поэтому тщательно вытер платком мультитул и моток скотча, вернул их на то же место, с которого брал, и повел Рыжову к выходу. А когда оказался в коридоре, поймал взгляд Настены и дождался короткого подтверждающего кивка, выбросил из головы все сомнения и обратился к Сане с Анатолием:

— Мальчики в кондиции. Можете допрашивать. Но если для отчета вам обязательно требуется видеоматериал, то рекомендую заменить имеющиеся микрокамеры скрытого ношения — боюсь, что они у вас сдохли.

Мужики задергались, проверили те, до которых было проще всего дотянуться, и возмутились. На что получили вполне логичный ответ:

— Мы с Лерой были в своем праве. Но любая информация — это палка о двух концах. И я бы очень не хотел, чтобы эту когда-нибудь использовали нам во вред.

— Как я понимаю, записи с камер спортзала тоже погибли смертью храбрых? — после недолгой паузы спросил старший.

Я развел руками:

— Если что-то делать, то хорошо. Или не делать вообще…

…Сразу после возвращения в номер Джинг утащила Рыжову в спальню и начала готовить к не очень приятной ночи. Дина, Эрика и Таня, конечно же, рванули следом. А мы с Настеной остались в гостиной — завалились на диван, закрыли глаза и, вроде бы, даже слегка расслабились. К сожалению, совсем ненадолго — не прошло и четверти часа, как к нам примчалась Голикова, заявила, что у Леры начинается откат, и она просит меня подойти.

Я сорвался с места прямо из лежачего положения, быстрым шагом дошел до соседней комнаты и через считанные секунды опустился на край кровати. Рыжова выглядела заметно хуже — на ее лице появились бисеринки пота, губы пересохли, а тело била нервная дрожь. Тем не менее, мямлить не стала: поинтересовалась, не отвлекла ли от чего-нибудь серьезного, получила отрицательный ответ и попросила пообщаться с ней тет-а-тет.

Девчонки испарились, даже не дослушав. Все, включая Линь. А я покосился на грудную клетку Валерии, прикрытую мудреной конструкцией из простыни, лыжных палок и скотча, сообразил, для чего собрана эта хрень, затем проследил взглядом за прозрачной трубочкой, соединяющей вену с капельницей, принюхался к запаху каких-то трав и промолчал. Решив дать девушке собраться с мыслями.

Она заговорила почти через минуту, нервно облизав губки и смяв пальцами правой руки простыню:

— Там, в душевой, ты вел себя так уверенно, как будто делал подобное не раз и не два. И сейчас спокоен, как слон, хотя, по логике, должен чувствовать себя не в своей тарелке. Я не собираюсь лезть в твое прошлое и задавать тупые вопросы — мне надо понять, как ты живешь с такими воспоминаниями, и попробовать по той же методике справиться со своими.

Я тяжело вздохнул, открыл рот и… понял, что поторопился:

— Только… ты не мог бы лечь на вторую половину кровати и дать мне руку? А то я чувствую себя перетянутой струной и боюсь лопнуть!

Обошел, лег, накрыл ее пальцы своими и легонечко сжал. А когда Лера закрыла глаза, негромко заговорил:

— Теоретически все довольно просто. На мой взгляд, наше окружение делится на два типа — людей и нелюдей. С первыми я руководствуюсь правилом «Относись к другим так, как ты бы хотел, чтобы относились к тебе», а со вторыми — так называемым «талионом», категорией юриспруденции и морали, так же известной, как симметричное возмездие. Кстати, одну из самых древних вариантов его формулировок ты наверняка слышала: «Око за око, зуб за зуб». На практике заставить себя не видеть в человеке человека бывает довольно сложно, ведь зрение, осязание и слух утверждают, что нелюди точно такие же, как ты.

— Так и есть… — еле слышно выдохнула Лера.

— Мне в свое время предложили закрыть глаза и представить себя зеркалом. Большим, идеально чистым и только отражающим все, что оказывается перед ним. Потом представить тех, кто по-настоящему дорог, и мысленно вернуть им то тепло, которое они уже подарили. А потом добавить свое. Чтобы им стало еще приятнее…