Генофонд нации - Владислав Виноградов

Следовательно, телевизионная реклама соответствующих предметов гигиены не отвечает действительности. Поэтому единственная надежная профилактика, продолжала Анна Карловна, испытанное народное средство, это – жевать мел!

– Э-э-э… – пробормотал Токмаков, надеясь, что его челюсть не слишком отвисла. – Имея некоторый опыт… Да нет, этого просто не может быть!

– К сожалению, здесь нет моей сестры Амалии. Иначе я бы познакомила вас с девушкой, которая за свои сорок лет ни разу не побывала в этом противном, гнусном, омерзительном кресле!

На сей раз голос Анны Карловны звенел настоящей страстью:

– И помогает в этом мел!

Токмаков понял, что душевные струны затронуты. Однако теперь Вадим уже всерьез заинтересовался феноменом с жеванием мела. Краем глаза заметив, что и Людмила Стерлигова прислушивается к разговору с неподдельным интересом, Токмаков уточнил:

– Анна Карловна, а по какой схеме нужно применять этот мел?

– Чем чаще, тем лучше.

– Я понимаю, но все же, что по этому поводу говорит ваша сестра Амалия? Когда жевать лучше – до или после интимных отношений?

Наступившая мгновенно тишина таила в себе грозовые раскаты. И гроза грянула, предваряемая молниями из арийских глаз Анны Карловны. Причем это был уже второй случай за сегодняшний день, когда Вадима пытались испепелить подобным образом. Первая утренняя попытка принадлежала Жанне Феликсовне. И к ней же крупными шагами устремилась Анна Карловна, предварительно узнав у Токмакова, кому на него можно жаловаться.

Когда дверь за Бергхольц с треском захлопнулась, Токмаков недоуменно спросил, поднимая упавший стул:

– С чего это она сорвалась как пожарная машина? Так мило беседовали. Да она же первая и сказала, что есть такое народное профилактическое средство от беременности – жевать мел…

Вслед за стулом, но с большим удовольствием, Токмакову пришлось поднимать Людмилу Стерлигову, рухнувшую на пол от смеха:

– А почему… ой, не могу! Почему ты решил, что это средство от беременности?

– Ну, как же – взялся восстанавливать справедливость и хронологию Вадим, – в пятницу ваша доблестная начальница при тебе сказала, будто Черевач зуб удаляет, а Бергхольц делает аборт, вот я и спросил, как прошла операция – чисто из вежливости, а она…

– Наоборот! Все наоборот – аборты по части Черевач, а зубы – это Анна Карловна, вечно мучается. А ты ей – про интимные отношения. Удивляюсь, как только женщину вообще кондратий не хватил… Тебе просто отчаянно везет у нас в Саратове!

– Да уж, – согласился Токмаков, – хватит с нас Безверхого, твоего дорогого шефули. Вы еще не скидывались болящему на фрукты – овощи?

– Идея хорошая, спасибо. Пожалуй, я займусь этим.

– Могу пожертвовать… рублей десять, – чуть приобнял ее Вадим за талию, но Людмила отстранилась, сделав страшные глаза:

– Потом… еще поговорим. В два часа спускайся на первый этаж и сразу зайди в гардероб. Это очень, очень важно!

– Хоть намекни! – с надеждой потянулся Вадим за девушкой, но дверь уже захлопнулась.

«Ладно, все равно становится теплее. Ну что же, господа хорошие, пожалуйте бриться!» – подумал Токмаков и машинально провел рукой по подбородку, убедившись, что сквозь свежие порезы, оставленные бритвой Стерлиговой, начинает пробиваться жизнеутверждающая щетина. Надо будет на прощание подарить Людмиле бритву. Пусть вспоминает.

С этой мыслью Вадим и обернулся на звук открывшейся двери. Представшая его взгляду парочка могла поразить чье угодно воображение: величественная, как башенный кран, Анна Карловна, и бывшая ей по плечо Жанна Феликсовна, выпалившая с порога:

– Товарищ капитан, неприличными намеками вы оскорбили женщину при исполнении служебных обязанностей. Что можете сказать в свое оправдание?

Что он мог ответить Жанне-громовержеце? Только молча склонить выю. Пока что Токмаков ничего не мог сказать и предъявить в оправдание неприличных намеков и обманутого Кирюхи, которого Вадим обещал сводить в тир в следующее воскресенье; в оправдание бессонной ночи с Людмилой Стерлиговой и даже в оправдание тех удивительно легких и теплых полушубков из Акмолы, согревающих оперов из Питера, каковым по действующему законодательству полагалось быть выставленными на продажу в магазине «Недоимка».

Следователь Милицина сказала:

– Стыдно, товарищ капитан.

Заметив в проеме открытой двери довольную лисью мордочку госпожи Кайеркан, Вадим улыбнулся начальнице Департамента коротношений фирменной улыбкой оперуполномоченного. И, поскольку это не вызвало желаемой ответной реакции, подумал, что с завтрашнего дня начнет жевать мел по рецепту Анны Карловны Бергхольц. Тогда против его ослепительной улыбки не сможет устоять ни один налогоплательщик.

Улыбайтесь!

2. Собачья верность

Фонтан на пересечении улицы Осипенко и проспекта Ленина напомнил о лете. Вода из него течет в несколько прямоугольных бассейнов, образующих каскад. Пустив лодочку в верхний, Кирилл любил смотреть, как она мчится в нижний, подпрыгивая на волнах, эта отважная лодочка…

Плотнее запахивая плащ на меховой подкладке, Людмила Стерлигова вдруг подумала, что и она такая же лодчонка – без руля и даже без весел. Прыгает, крутится на волнах. Черт знает, что такое! Пора в очередной раз менять жизнь.

Стерлигова обернулась. За ее спиной, заштрихованное снегопадом, высилось здание «Волжской твердыни», чтоб оно провалилось вместе с многочисленными своими конторами, не принесшими счастья хорошей девочке Людочке!

С улицы Осипенко Стерлигова свернула на Фрунзе. Здесь оказалось потише, ветер не так разбойничал. Вообще уютная улочка, по обеим сторонам которой – двух-трехэтажные особняки старого купеческого Саратова. В доме номер 27 на третьем этаже была конспиративная квартира, где Людмилу Стерлигову ждали к часу дня.

Она уже опаздывала и поэтому ускорила шаг. Проще простого остановить машину, но быстрая ходьба как-то прибавляла ей уверенности. Сегодня Людмила решила отказаться от своих обязательств. Пошли б они все на фиг! Осточертело быть Мата Хари. Не убьют же ее на самом-то деле! А если убьют, она пожалуется с того света Вадиму Токмакову.

Почему-то Людмила поверила этому парню. Хотя опыт (уже год Стерлигова числилась конфиденциальным источником Дочка) подсказывал другое. Людям из спецслужб не стоило бы так безоговорочно вверяться.

Дочка незаметно огляделась и нырнула в проходные дворы, где у нее был проверочный маршрут.

История превращения Людмилы Стерлиговой в Мату Хари местного масштаба начиналась не в каких-нибудь шикарных ресторанах или на палубах белоснежных пароходов, которые в сезон летней навигации будоражат граждан Саратова густыми гудками и картинами чужой красивой жизни. И даже захудалая полоска замусоренного прибрежного песка, гордо именуемая первым (и, вернее всего, последним) нудистским центром Поволжья, была здесь не при делах.

Нет, все происходило достаточно обыденно. В почти домашних стенах той же «Волжской твердыни», куда лет семь-восемь назад Альбина Павловна привела свою Людочку, чтобы та в дружном коллективе радиомонтажного участка НИИавиапрома получила трудовую закалку, одновременно готовясь к поступлению в институт.

Все было задумано правильно. Только одного не учла Альбина Павловна. Уже не существовало того государства, в котором по плану должен был происходить важный процесс нравственно-трудового воспитания девушки.

Для начала сплоховал радиомонтажный участок. Работы здесь больше не было, зато водился спирт со всеми вытекающими отсюда для юных созданий печальными последствиями. Спасибо еще школе, подготовившей смышленую девушку к такому повороту событий.

Ну а дальше пошло-поехало. Из НИИавиапрома, разваливающегося по кускам, как подбитый «стрелой» истребитель, Людочка удачно катапультировалась в Поволжский филиал другого военного НИИ – военной формы одежды, занимавший два этажа в том же здании. Здесь ее должность именовалась внушительнее: испытатель-экспериментатор, да и зарплата была несравненно выше. Служебные же обязанности сводились к демонстрациям перед командно-руководящим составом экспериментальных изделий, которые плодил Поволжский филиал.

Всякий раз, вылезая из кургузых негнущихся курток и тяжеленных ватных брюк, выпутываясь из бесчисленных ремней снаряжения, Людмила ощущала неизбывную радость. Ей жалко было солдат, вынужденных таскать неудобное и некрасивое шмотье. Солдат, по ее разумению, должен был выглядеть залихватски, как выглядел ее прадед на пожелтевшей фотографии – заломленная солдатская папаха, туго подпоясанная шинель.

Сама Людмила вдруг тоже часто замелькала на фотографиях. Сначала во флагманах военной печати «Красной звезде», «Ориентире», потом и в других глянцево-цветных изданиях вроде «Солдата удачи». С каждой новой съемкой на ней оставалось все меньше обмундирования и экипировки. Когда не осталось ничего, кроме кепки-афганки с двуглавым орлом, специалисты по рекламе дружно сочли, что именно в таком виде Стерлигова наилучшим образом олицетворяет нынешнюю Российскую армию.