Мечтай, создавай, изменяй! - Сара Лейси

В экспозиции созданного в память о жертвах геноцида музея есть фотографии погибших детей с описанием их любимых блюд, игрушек, лучших друзей и предсмертных слов, если они известны. Некоторые другие памятные места видеть еще труднее. В нескольких церквях в Ньямате происходили массовые убийства тутси; на их стенах до сих пор видны потеки крови, а иногда там можно найти кости и обрывки одежды жертв.

Мемориал геноцида Мурамби на юге страны в городе Бутаре принадлежит к числу наиболее противоречиво воспринимаемых. До означенных событий в Бутаре проживала в основном руандийская интеллигенция, и даже после развязывания насильственных действий никто не думал, что они могут докатиться сюда. Здесь жили слишком образованные для совершения зверств люди. В разгар конфликта Бутаре оставался единственным в стране городом, где пост префекта занимал тутси. Он тепло принимал беженцев и в течение двух недель Бутаре был одной из очень немногих безопасных пристаней для этих несчастных. Однако через какое-то время сторонники геноцида уговорили беженцев тутси собраться в школе Мурамби, поскольку недавно построенное на холме здание могло бы стать для них надежным убежищем. Более 40 тысяч тутси поверили словам и собрались в школе, где оказались запертыми без еды и воды, а 19 апреля убийцы поднялись на холм на вертолетах, забросали школу гранатами через окна и расстреляли всех, кто пытался бежать. Через три дня более 40 тысяч тутси были убиты, лишь нескольким удалось выжить. Тела сбросили в ров, окружавший школу, и забросали землей. Когда французские военные пришли в страну на помощь отрядам хуту, они устроили волейбольное поле прямо на одной из могил. Впоследствии тысячи тел были эксгумированы, обработаны известью и выложены на столах во всех помещениях школы. Эммануэль Мурангира присматривает за мемориалом. Он один из девяти человек, спасшихся в той страшной резне. Всегда мрачный, с ввалившимися щеками и глубокой вмятиной на лбу, оставленной пулей, которая случайно не попала в цель в тот день, когда погибла вся его семья, он живет в созданном им самим вечном чистилище, пытаясь избавиться от воспоминаний с помощью бананового пива и утверждая, что не может покинуть тела тех, с кем вместе должен был умереть. Он охраняет мемориал как привидение, звеня огромной связкой ключей, отпирая одну комнату за другой и замирая на пороге в молчании, пока вы находитесь внутри. Известковые испарения разъедают нос и глаза, но даже это перенести легче, чем предстающее перед глазами зрелище.

Моему водителю Адаму тоже удалось выжить. Он впервые посетил мемориал вместе со мной, несколько минут побродил по коридорам и комнатам, а затем вышел к машине, чтобы выкурить сигарету. Эту привычку он приобрел, прячась в джунглях вместе с братьями в апреле 1994 года. После того как убийства прекратились, он выбрался из джунглей и обнаружил, что в живых осталось всего трое учеников из его школы, в том числе один из его нынешних лучших друзей — Дидье.

Дидье прятался в своем доме, и каким-то чудом во время обхода отряд убийц пропустил его. Когда ему удалось выбраться на улицу, повсюду валялись трупы. Адам оказался одним из очень немногих его друзей, кому удалось остаться в живых. Он хранит на CD-диске фотографии того времени; так что если я хочу видеть неприкрашенную правду, а не смягченную во многих фильмах и документах версию, то он мне их покажет. Я оказалась в ловушке противоречивых желаний: с одной стороны, нутро репортера подталкивало меня увидеть собственными глазами, с другой — нормальный человеческий инстинкт удерживал от попытки заглянуть в пропасть человеческого зла. Я заверила его в своем желании, но так и не смогла заставить себя договориться о конкретном времени просмотра.

В Руанде геноцид стал печальной подоплекой даже веселых историй. За неделю до поездки в Мурамби Адам, Дидье и я любовались рыбацкими лодками, вышедшими на вечерний лов тилапии в озере Киву. Я неторопливо потягивала первый в моей жизни бокал горького бананового пива. Через несколько часов рыбаки должны были принести улов на торговые прилавки соседнего рынка; они возвращались усталые, но довольные, и прямо на рынке жарили рыбу по просьбам покупателей. После того как вся рыба была распродана, торговые ряды превратились в дискотеку для местных жителей. Адам и Дидье, смеясь, рассказывали о проблеме, возникшей у них после геноцида. Поскольку в классе осталось всего четверо выживших учеников, то учителя больше распивали с ними пиво, чем пытались чему-то учить.

Отзвуки трагедии слышны здесь во всем. Конечно, люди пытаются оставить ее в прошлом, но вряд ли это им когда-нибудь по-настоящему удастся.

Согласно исследованию национальной трагедии Руанды, предпринятому ЮНИСЕФ в 1995 году, 99,9 процента детей, переживших геноцид, своими глазами видели акты насилия; у 79,9 процента погибли семьи; 69,5 процента видели убийства или ранения большей частью при помощи мачете; 31,4 процента наблюдали изнасилования или сексуальные оскорбления; 87,5 процента видели мертвые тела или фрагменты тел; 90,6 процента думали, что умрут.

Тема геноцида так или иначе всплывает во всех беседах в Руанде, поскольку он упоминается в ответах на слишком многие ключевые вопросы. Например:

Сколько у вас братьев и сестер?

Что вы думаете о нашем Президенте?

Почему вы уехали из Руанды?

Почему вернулись обратно?

Почему решили открыть свое дело?

Почему бы вам не бросить курить?

Чем больше времени вы проводите в стране, тем меньше смысла видите в любом из этих вопросов. Как такое могло случиться и как эти люди умудряются в дальнейшем мирно сосуществовать, тая в душе невыразимую боль, непостижимо. Затерянная в глубине африканского континента Руанда стала воплощением всех самых худших и самых лучших человеческих качеств.

Время в Руанде течет странным образом. На протяжении сотен лет хуту, тутси и тва жили в мире и спокойствии. Но всего 30 лет бельгийской оккупации изменили страну навсегда. Бельгийцы отдавали предпочтение тутси из-за более светлого оттенка их кожи. Они считали такие физические качества, как более тонкий нос, высокий рост, стройную фигуру, признаками интеллекта. Почти 30 лет расизма и предпочтения одной народности другой привели к еще 30 годам нарастания напряженности между хуту и тутси после завоевания независимости, которая периодически выливалась во вспышки насилия. В конце концов это привело к тщательно спланированной и организованной кампании по физическому уничтожению тутси, которая началась в апреле 1994 года. В стране была набрана полиция из числа представителей народности хуту и внедрена система блок-постов. Пропаганда по радио разжигала пламя ненависти, песни и зашифрованные знаки гальванизировали большинство, принадлежавшее к народности хуту. Переживший геноцид Деогратиас рассказывает, что, будучи студентом медицинской школы, видел, как его однокурсники поднимали руку на уровень уха, сжимали ее в кулак и выбрасывали вверх, повторяя на киньяруанда «на уровне уха» — то есть обозначая то место, куда следует целиться мачете, когда начнется истребление тутси. До какого-то момента он думал, что это просто дружеское приветствие и понятия не имел о зловещем подтексте[54].