Ложь в твоем поцелуе - Ким Нина Окер

что тебя… – Я слышу ее дрожащее дыхание. – Блум, после того, что случилось с Сандером, я боялась, что больше никогда тебя не увижу.

Боль пронзает мою грудь. Нижняя губа начинает дрожать.

– Со мной все в порядке. Я была у людей Ванитас.

– Что? Милая, ты не можешь им доверять.

– Знаю, – резко отвечаю я. – Я находилась там не по своей воле, мама.

– Что они с тобой сделали?! – вмиг разозлившись, спрашивает она.

– Ничего, – уклончиво говорю я, закрывая глаза и пощипывая переносицу. – Но они много чего мне рассказали. О Ванитас и Домах.

На пару секунд мама умолкает.

– Возвращайся домой, – задыхаясь, умоляет она потом. – Приходи домой, и мы поговорим об этом.

– Я хочу домой, но… – Я подавляю рыдания. – Им помог Матео, мама. Я у Эммы и не знаю, как до вас добраться.

– Матео исчез вместе с тобой, – сердито фыркнув, отзывается мама. – Мы так и думали, что он имеет к этому какое-то отношение.

– Он не вернулся домой? – в замешательстве спрашиваю я, но потом качаю головой. – Хотя в данный момент это не имеет значения.

Снова слышу какие-то звуки на заднем плане. Уверена, мама мечется по дому.

– Оставайся у Эммы. Я приеду и заберу тебя. Просто оставайся там, хорошо?

Я чувствую облегчение. Мама приедет. Скоро я буду дома. У меня бесконечно много вопросов, но на данный момент мне достаточно знать, что сегодня ночью я снова буду спать в своей собственной постели.

– Я люблю тебя, мама, – шепчу я.

Она тихо всхлипывает на другом конце провода:

– Я тебя тоже, Блум. Оставайся там, я приеду за тобой через час.

Когда я вешаю трубку, мои пальцы дрожат. За последние несколько дней мой мир раскололся на такое количество осколков, что затея собрать его воедино кажется почти сюрреалистичной.

Еще несколько недель назад я убеждала себя в том, что мне предстоит всего-навсего пережить бал смены сезонов, а потом можно будет вернуться к прежней жизни. Все равно что захлопнуть плохую книгу и никогда больше не открывать ее снова. Но сейчас я понимаю, что так не получится. Весь этот хаос – часть меня, и так будет всегда. Война, которая грядет для всех нас… Я не могу ее игнорировать.

Знать бы еще, на чьей я стороне.

Эмма осторожно просовывает в дверь голову, вероятно, чтобы посмотреть, разговариваю ли я еще по телефону. Заметив, что в моих глазах блестят слезы, подруга тихо закрывает за собой дверь, подходит ко мне и заключает в свои объятия, затем садится рядом и откидывается на спинку кровати.

– Могу я что-нибудь сделать для тебя? – шепчет она.

Беспомощно пожимаю плечами:

– Я понятия не имею, что делать.

Она хмурится:

– Что ты имеешь в виду?

Я вытираю щеку тыльной стороной ладони.

– Я никогда не чувствовала себя частью своей семьи, понимаешь?

– Да. – Она грустно смотрит на меня. – У меня тоже всегда было такое впечатление.

– Я никогда не принадлежала к, так сказать, кругу приближенных. В детстве я переживала из-за этого, но в какой-то момент просто стала смотреть на них свысока. Не позволяя этому унизить себя, я стала относиться к семье высокомерно и как к ненормальным. Я чувствовала и считала себя крутой, потому что обладала свободой и независимостью и могла плыть против течения. – Вспомнив об этом, я безрадостно смеюсь. – И теперь я почему-то чувствую себя лицемеркой оттого, что вовлечена во все это. При том, что по сути я по-прежнему не принадлежу к их кругу. С одной стороны, я для них важна, с другой – никто из них ничего мне не рассказывает. Такое ощущение, что моя семья мне не доверяет.

– Они будут тебе доверять, – ободряюще говорит Эмма, сжимая мою руку в своей. – Ты докажешь им, что можешь с легкостью заткнуть их всех за пояс.

Я делаю глубокий вдох.

– Может быть. Но настоящая проблема не в этом. Они – моя семья. Я хочу быть к им лояльной, но понятия не имею, правильно ли это.

– Как это?

– Мятежники, – осторожно отвечаю я. – Не уверена, что они в конце концом не окажутся правыми.

Эмма слегка выпрямляется:

– Хочешь сказать, ты на их стороне?

– Да не знаю я! – скулю я, падая на матрас. Когда Эмма ложится рядом со мной, поворачиваю голову и смотрю на нее. – Я вроде как не занимаю ничью сторону. Я не то чтобы за кого-то, но и не совсем против. Чувствую себя каким-то двойным агентом.

Эмма смеется кашляющим смехом, но быстро прикусывает губу, когда я сердито смотрю на нее.

– Извини. Но, если честно, звучит как-то безумно.

– Знаю, – бормочу я, вздыхая, но тоже не могу сдержать улыбку.

– Как в кино. – Внезапно Эмма распахивает глаза. – А как же любовная линия?

– Что?

Эмма шевелит бровями.

– Любовная линия. Если ты – героиня, которая совершенно неожиданно втягивается в сюжет, то у тебя должен быть возлюбленный. Представь, в этом вашем огромном клане материализуется герой-любовник. Это было бы идеально. Или – резкий поворот сюжета, и ты в конечном итоге выходишь замуж за антагониста.

Чувствую, как к щекам приливает кровь. Я понимаю, что Эмма слегка накручивает, но в мыслях у меня тут же возникает лицо Кево.

– Я точно ни за кого замуж выходить не собираюсь.

– Это будет, наверное, только в эпилоге, – говорит она так серьезно, что я не могу не рассмеяться. – Лет через пять, не раньше.

– Я – пас, – сухо говорю я, бросая взгляд на часы. Прошло десять минут с момента разговора с мамой, и я думаю, где она сейчас. Интересно, обратилась ли она к кому-то за помощью или после предательства Матео стала таким же параноиком, что и я? Мне почему-то трудно представить, как она в одиночку переплывает фьорд на весельной лодке.

– Блум?

– Хм?

Эмма медлит, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее. Взгляд подруги устремлен в потолок, но я вижу, что она лежит, стиснув зубы.

– Мы в опасности?

Я нащупываю ее руку и переплетаю наши пальцы.

– Без понятия.

Эмма фыркает:

– Как обнадеживающе. Грядет конец света, а девушка, которая может спасти нас всех, пребывает в неведении.

Момент, конечно, не самый подходящий, но я не могу удержаться от смеха. Зажимаю рот рукой, пытаюсь взять себя в руки, но ничего не выходит. В конце концов Эмма начинает смеяться вместе со мной, и некоторое время мы просто лежим и смеемся над абсурдностью всей этой ситуации. Редко когда смех так поднимал мне настроение.

Обхватив Эмму руками, я удерживаю ее в своих объятиях на несколько минут дольше, чем это необходимо, а потом тихо выхожу из квартиры и крадусь по лестнице к входной двери. Мама Эммы еще спит, и я не хочу, чтобы моя мама ворвалась в квартиру и разбудила ее.

От волнения сердце в груди так и скачет. Может быть, на ближайшие несколько дней я смогу оставить все эти мысли своей матери. Переложу часть своих забот на нее, как