Избранные произведения в двух томах: том I - Артюхова Нина Михайловна

Когда Сережа увидел Владимира, стоявшего в коридоре очень прямо и говорившего что-то ребятам с обычным своим спокойным и самоуверенным видом, он понимал, что это только внешность. Он видел, что Владимир уже устал от лестницы на третий этаж, от всех этих почтительных и любопытных взглядов.

По тому, как напрягалась рука, сжимавшая костыль, Сережа видел, как трудно этой же рукой придерживать фуражку. И зачем снял?

Теперь в соседней комнате классный руководитель говорит Владимиру Николаевичу, что Сережу придется перевести в пятый класс.

— Волков!

Сережа не сразу понял, почему его позвали. Ах да, это урок физики. Об этой минуте Сережа мечтал со вчерашнего дня. Он так хорошо выучил физику. Он уложил все прочитанное, все формулы в какую-то коробочку у себя в голове и знал, что нужно будет только вынимать спокойно одно за другим перед всем классом, перед учителем, рассказывать, писать на доске.

Но теперь он чувствовал, что коробочка пуста. Вообще он не мог думать сейчас о физике. На несколько шагов он стал ближе к комнате, в которой сидит Владимир Николаевич.

Пожалуй, если бы тише было в классе, можно было бы услышать, о чем там говорят.

А в классе становилось все более и более шумно.

Ребята подсказывали ему шипением, свистом, шепотом.

— В чем дело? — спросил наконец учитель физики.

Сережа оторвался от своих мыслей и посмотрел на него.

— Я не могу отвечать.

Проходя на свое место, он увидел большую сердитую единицу в журнале против своей фамилии.

— Это с твоим отцом Павел Петрович разговаривает? — спросил учитель. — Мне тоже придется поговорить с ним после урока.

Сережа сел за парту.

Увидев его бледное лицо, ребята решили, что отец Сережи Волкова только здесь, в школе, показался таким симпатичным, а дома злой и жестокий и отколотит бедного Сережку своим костылем.

Когда Сережа вернулся из школы, Владимир лежал на диване, окруженный раскрытыми учебниками. Услышав Сережины шаги, он сел с такой поспешностью, что не успел пригладить волосы и поправить подушку.

— Вот что, Сергей, — сказал он весело, — мы обо всем договорились. Я все узнал, что нужно сделать. Будем с тобой заниматься, все будет очень хорошо. Имей в виду, я дал слово, что двоек больше не будет.

Сережа остановился у стола, сжимая в руках портфель.

— Владимир Николаевич, говорил с вами физик?

— Физик? Я, по-моему, говорил с математиком, с этим… кругленьким.

— С Павлом Петровичем?

— Вот-вот.

— Я сегодня… по физике… единицу получил!

Владимир захлопнул учебник.

— Постой… По физике? Ты что-то путаешь. Ну почему по физике? Ведь ты же так хорошо вчера выучил! Что тебя спрашивали? Вчерашний урок? Ведь ты же мне его три раза прекрасно рассказывал. Милый друг, ну как же это можно за одну ночь все начисто, до единицы забыть! — Он с досадой закрывал учебники один за другим и складывал кучкой в углу дивана. — Рассказывай, что же ты молчишь! Только, Сережка, не впадай в отчаяние. Расскажи толком. Когда была физика?

— На третьем уроке.

— На третьем… А я пришел на второй перемене. Значит, физика была у вас… Ну, пойди сюда, синеглазый! Сядь.

Сережа сел на диван, Владимир обнял его за плечи.

— Я тебе сам расскажу. Тебя вызвали как раз, когда я с этим кругленьким разговаривал. Да? И ты отвечать не мог, потому что очень за меня волновался: пришел в школу такой-сякой герой… заслуженный воин, а ты его так опозорил! Верно я говорю?

Сережа прижался к нему и посмотрел на него с таким обожанием, что Владимиру стало неловко.

— Хорошо. Плюнь на эту единицу по физике. Плюнул?

Сережа улыбнулся.

— Плюнул.

— А на двойки не смей плевать. Помни, я дал слово, что их не будет.

— Значит, не будет.

— А чтобы их не было, нужен твердый режим. Помни, ты теперь попал в ежовые рукавицы. Садись, будем обедать. Двадцать три минуты на переживания потратили!

После обеда Владимир сказал:

— Иди гуляй до четырех часов.

Сережа взял сумку для провизии.

— Тебе что сказано: гу-лять.

— Да я бы…

— Ты бы! Положи сумку.

Было без пяти четыре, когда Сережа прибежал запыхавшись.

— Вот это я называю «военная точность», — одобрил Владимир, — но разве можно так бегать? Ходи хладнокровнее.

Они занимались математикой до пяти.

В начале шестого Владимир стал куда-то собираться.

— До моего возвращения выучи всякие-разные ботаники. Приду — спрошу. А потом мы вместе на геометрию поднажмем.

Сережа спросил, подавая ему шинель:

— А вы куда идете?

— В булочную. Где у тебя карточки? — Он повесил через плечо дорожную брезентовую сумку.

Сережа воскликнул умоляюще:

— Я успею, честное слово, успею! Ну, пожалуйста! Ну, пожалуйста!

— Имей в виду, Сережка, что от неподвижной жизни у меня может сделаться ожирение сердца.

Сережа даже засмеялся, несмотря на все свое волнение.

— Что-то не похоже!

— Не похоже! Вот что, Сергей: отставить крики, вопли, умоляющие глаза и неделикатные намеки на мою внешность! Слушать мою команду! О картошке забудь. К нашему семейному очагу (он показал на железную печку) не подходи на расстояние пушечного выстрела. Когда я вернусь, я сам сварю лапшу. С сегодняшнего дня ты отстраняешься от всех хозяйственных работ. На твою долю остаются: дрова, уборка помещения и мытье посуды. Я бы сам стал и подметать, и посуду мыть, но боюсь, что это губительно отзовется на мебели и на остатках фамильного фарфора. Ты будешь только заниматься и ложиться спать в десять часов. Не впадай в отчаяние: все это будет продолжаться, пока не будут ликвидированы двойки и тройки… Не смотри так, Сережка! Ладно, несколько троек пока можно будет оставить для разгона. Ну, хотя бы по математике — уж очень у тебя запущено. Немецкий… По физике тоже, пожалуй, чтобы уравновесить твою единицу, пятерки с плюсом теперь не хватит. Хорошо, я немного уступлю. Сторгуемся. Во всяком случае, помни, что я за тебя поручился и что дело идет о моей чести. И не расстраивайся, пожалуйста! Я вернусь быстрее, чем ты ходишь: тебя и затолкают, и прижмут, и хулиганом назовут, а меня всюду пустят без очереди и даже самые злые тетки, уверен, будут со мной совсем деликатные и вежливые!

Вечером пришли два мальчика. Один повыше ростом, тонкий, беловолосый, с живыми, бегающими глазами. Другой — маленький крепыш, черноглазый и смуглый. Остановившись посредине комнаты, он покосился на приятеля, как бы напоминая ему взглядом: «Говорить будешь ты!»

Тот положил на стол перед Сережей стопку учебников и сказал:

— Ну, и попало нам сегодня от Павла Петровича!

Сережа спросил:

— За что?

— Как за что? За тебя. Сказал — мы плохие товарищи, не узнали, что тебе нужно… Вот смотри: география тебе насовсем, а история у нас будет на троих общая.

Сережа, благодарно улыбаясь, перелистывал учебник.

— А ты тоже хорош! — продолжал мальчик. — Молчишь, никому ничего не скажешь, ни у кого не попросишь… Что за церемонии? Какой же ты пионер после этого?

— Плохой? — спросил Сережа, продолжая улыбаться.

— Кто говорит, что мой Сережка плохой? — спросил Владимир.

— Это не мы, он сам!..

Толстый мальчик неожиданно пробасил:

— Все это произошло потому, что нас в классе нечетное количество…

— Вот как? — удивился Владимир. — Какое же значение имеет этот роковой нечет?

— А то значение, что Волков один на парте сидел. Да еще почти сзади всех. Мы теперь с ним партами поменяемся, нам будет виднее, что у него происходит, да и подсказывать будет удобнее.

Владимир погрозил пальцем:

— Вы поосторожнее насчет подсказывания. Неизвестно еще, кто кому будет подсказывать…

Увидев, что мальчик с интересом заглядывает в Сережину тетрадку, Владимир спросил:

— Как у вас обстоит дело с математикой?

— Неважно обстоит дело.

— А неважно, так подсаживайтесь, нечего время терять. Вообще что же вы стоите? Раздевайтесь, будем знакомиться.