Магистр - Евгений Малинин

Вдруг маленькие глазки толстяка зажглись новой мыслью, и он выпалил:

– Я переименую заведение! Я назову его, во-первых, ресторан, а во-вторых, «Приют чародея»!

– Отличное название! – одобрил я. – А теперь покажи что ты там для меня приобрел.

Мы прошли через зал и вышли во внутренний коридор, который привел нас во двор. Посреди двора стоял прекрасный, серый в яблоках, жеребец, уже полностью оседланный. К седлу был приторочен объемистый мешок. На мой вопросительный взгляд трактирщик несколько смущенно ответил:

– Это чтобы ты не сразу свои деньги тратил.

Я не смог отказаться от его подарка и лишь покачал головой.

Уже сидя в седле, я наклонился и спросил:

– Послушай, друг, если представится оказия, сообщи моим друзьям, что видел меня, что все у меня в порядке и что я направляюсь к западной Границе владений Многоликого…

– Так я Многоликому сообщу, – пообещал толстяк, – а уж он-то найдет способ довести все до твоих друзей…

Очень хотелось спросить у него про ближайшую дорогу к западной Границе, но рассудив, что чем меньше людей будет знать направление моего движения – тем лучше, я промолчал. «Буду двигаться на запад, а дорога сама под ноги ляжет…»

Еще раз улыбнувшись новому другу, я тронул своего коня и выехал со двора.

Проехав по короткой безлюдной улочке, я свернул за угол и оказался на одной из главных улиц Некостина. Время было самое что ни на есть рабочее, поэтому народу на улицах было мало. Только дети, да и то те, что помладше, носились стайками по каким-то своим, только им известными делам. Именно из-за этого малолюдства я и почувствовал сразу тот нездоровый интерес, который проявило молодое поколение к моему появлению.

Сначала мне показалось, что детишки довольно пристально меня разглядывают и потихоньку вперемежку обсуждают мою личность. Потом я заметил, что молодежи на улице значительно прибавилось. Более того, с мостовой стали раздаваться крики, призывающие товарищей, находящихся дома, обратить внимание на происходящее снаружи, например, такие: «Эй, Пичка, глянь, кто у тебя под окнами проезжает!…»

Создавалось впечатление, что моя фигура вызывает у окружающих малолетков какие-то стойкие ассоциации. И буквально минуту спустя я понял какие! Один маленький, не старше шести лет, мальчишечка, вывернув из-за угла со своим не менее взрослым приятелем, вдруг остановился, вытаращив на меня глаза, и громко заявил:

– Глянь, памятник на лошади едет!…

Его товарищ, прищурившись, осмотрел меня и с сомнением прошепелявил щербатым ртом:

– Не… не похож… ну разве что прическа…

Они были совсем рядом, и я, наклонившись с седла, поинтересовался:

– А не подскажут мне юные джентльмены, как проехать к главному скверу?

– Он, наверно, поехал погулять и заблудился, – раздался сзади девчачий голосок. Я повернулся в седле. Рядом с лошадью стояла прелестная девчушка лет восьми в клетчатой рубашечке и чудесном комбинезончике и с жалостью глядела на меня.

– Давай, дяденька-памятник, я тебя провожу…

– Давай… – согласился я и, спрыгнув на землю, подхватил девочку и усадил ее на своего коня. Затем, взобравшись в седло и придерживая свою проводницу перед собой левой рукой, я правой погладил ее по темным волосам и сказал: – Ну давай, командуй!…

– Но-о-о, – звонко крикнула девчонка, и мой конь тронулся вперед неспешным шагом.

Благодаря указаниям девчушки я, сопровождаемый целой гурьбой детворы, очень скоро прибыл к чугунной ограде сквера. Он занимал одну из круглых площадей города и, хотя назывался центральным, был довольно небольшим. Так что прямо из-за ограды можно было разглядеть большую скульптурную группу в центре площади на большом гранитном постаменте, лишь слегка скрытом окружавшими его кустами.

Я спешился, сняв с коня девочку, привязал его к невысокому чугунному столбику ограды и, не утруждая себя поисками входа, сначала перенес через ограду свою проводницу, а затем перелез сам. Оказавшись в сквере, малышка схватила меня за палец и потащила к памятнику напрямую, по траве.

Когда мы подошли к монументу, там уже собралось человек пятнадцать наиболее бойких мальчишек и разочарованно разглядывали скульптурную группу. Их разочарование было вызвано тем, что мраморный я стоял на месте. По обеим сторонам от меня стояли два столь же мраморных, абсолютно похожих друг на друга мальчика, вцепившихся в мои руки, а чуть впереди располагались два гнома, воинственно взметнувших свои замечательные секиры.

Надо сказать, что я впервые видел скульптуры, выполненные из наборного мрамора. Причем художник настолько точно подобрал камень, что фигуры были словно живые. И признаться, я был удивлен точностью своего изображения.

С минуту я со скрытым волнением и с нескрываемым удовольствием любовался собой, но вдруг мою штанину дернула детская ручка и раздался голосок моей проводницы:

– А я думала, что ты заблудился, а это совсем и не ты…

Я снова погладил ее по голове, мне почему-то очень нравилось это делать, и, улыбнувшись, ответил:

– Да нет, моя хорошая, это я…

– Так разве ты живой?! – несказанно удивилась девчушка.

– Как видишь, вполне… – радостно ответил я, очень довольный своим памятником. Девчонка наклонила голову набок и задумчиво спросила:

– А мальчики тоже живые?

– Да, конечно, – не задумываясь, ответил я.

– Мне нравится вот этот, – застенчиво поделилась со мной юная леди, ткнув крохотным пальчиком в правую от нас фигурку.

Чем она отличалась от левой я, ей-богу, не мог понять, но поддержал мнение малышки:

– Мне он тоже нравится, – и неожиданно добавил: – Вот только он уже вырос…

Моя спутница подняла на меня испуганные глаза и прошептала:

– Он что, стал такой же большой, как и ты?!

– Да, – подтвердил я, – почти такой же…

– Как жалко… – со слезами в голосе протянула кроха.

– Ну почему? – удивился я. – Людям свойственно вырастать. Пройдет совсем немного времени и ты тоже станешь взрослой…

– Да, – обиженно согласилась девочка, – только он-то тогда уже станет совсем старым!…

Тут наш философский разговор был прерван самым бесцеремонным образом. Тот самый мальчишка, который сомневался в моей похожести на мой же собственный памятник, подошел ближе, а за ним подтянулись и остальные малолетние любители скульптуры, поглядывавшие на меня крайне заинтересованно.

– Мой отец говорит, – начал свое выступление малолетний заводила, – что этот мужик, – тут он ткнул не слишком чистым пальцем в мой монумент, – был самым замечательным чародеем…

Вопрос был явно провокационным, и ответа на него толпа юных некостинцев ожидала с большим интересом. Моя маленькая подружка хотела, видимо, предупредить меня о готовящемся подвохе, прошептав довольно громко: «Попрошайка!…» Но я несколько опередил ее со своим ответом: