Круиз Розовая мечта - Мила Бояджиева

И вместо того, чтобы атаковать противника жесткими, прямыми вопросами, вместо безоговорочных признаний, разрушающих нашу жизнь, я расплакалась.

- Не надо, Слава, не надо... - Он подошел и погладил по голове, как чужой дядя потерявшуюся девочку на улице. - Это не самая большая беда... Ведь у Соньки все хорошо?

Я с удивлением поняла, что вернувшись вчера утром из Англии, до сих пор ни словом не обмолвилась о дочери. И теперь спешила рассказать все про школу, про Питчемов, про скачки, про теннис и музей пыток... На этом я запнулась, все ещё не зная, как объяснить мою встречу с Юлом.

- Тебе известно, что Ртищевы прислали ко мне Вартанова?

- Да, но я так и не понял, почему ты обратилась за помощью к афанасию, а не ко мне.

- Я не знала, насколько серьезны мои подозрения и не хотела пугать тебя зря... После той истории с Ирой я стала очень подозрительной...

- Кто напугал тебя? Что там произошло?

- Не уверена, что тревога была ложной. Пару раз во время прогулок по окрестным городкам мне почудилось, что кто-то следит за мной. Мужчина самой неприметной наружности... Понимаешь, мне стало казаться, что я втянута в какой-то опасный круг... Жуткие дни в Стамбуле, выстрел в подъезде, гибель Иры... И теперь - Игорь Рустамов... Такое впечатление, что все мы, бывшие в круизе, отмечены роковым клеймом...

Я, наконец, нашла в себе силы посмотреть в глаза Сергея и ужаснулась: такой тревоги мне ещё не приходилось видеть. Он порывисто обнял меня, прижал к себе, распластав на спине ладони. Только в его медвежьих объятиях я чувствовала себя крошкой - маленькой девочкой, гадежно спрятавшейся от всех бед.

- Послушай меня, Бубочка... - Зашептал он, тепло дыша мне в темя. Выбрось все из головы, хотя бы на время. Поверь - все объяснится, все уладится так или иначе... Только сейчас - уезжай.

- Куда? - Отпрянула я.

- К Соньке. Я сделаю долгосрочную визу. Поживете лето у этих Питчемов, или снимете дом... Я почему-то думал, что ты не станешь торопиться в Москву... Ну, ладно, так, наверно, лучше... Лучше, что ты вернулась. Хотя и не ко мне. - Он все ещё прижимал меня, скрывая лицо, а голос предательски дрогнул. Супермен Баташов скрипнул зубами, боясь показать мне свою слабость. - Пойми, я должен прогнать тебя - отправить куда-нибудь подальше. Спрятать, затаить. И разобраться во всем самостоятельно! Здесь сейчас очень опасно...

И я уехала. Только не так далеко, как хотел Сергей - в маленький поселок Молчановку под Загорском, где находилась наша "вилла". Деревянное строение тридцатых годов с почерневшей террасой и резным мезонином было построено моим дедом-историком в соответствии с требованиями тогдашней дачной моды. Мы так все и оставили - темные буфеты со стеклянными дверцами, в которых загадочно играли утренние лучи, скрипучую старую плетеную мебель, огромный круглый стол на пузатых резных ножках, книжные шкафы с подшивками "Правды", "Известий" и пожелтевших журналов. Но самым главным, в чем наверняка теплилась ещё живая душа этого дома, были абажуры и лампы, а также фотографии совсем незнакомых людей в затейливых, кем-то выпиленных лобзиком рамочках

Выпиливая их, прикусив от старания кончик языка, наверняка мальчик-пионер. Скорее всего - мой отец, застреленный сорок лет спустя в тбилисской тюрьме. А работая, думал, что для рамок фанера - материал непрочный и лучше бы сделать что-нибудь понадежней. И вот они, затейливые деревянные "кружева", пережили их всех - смеющихся под июньским солнышком среди кустов цветущего жасмина. Носатых дам в белых панамах, усатых ученых мужей с сачками наизготовку... Почему это раньше все так любили бегать за бабочками, сниматься на "групповые" фотографии - с детьми, собаками, зонтиками, удочками, любимыми велосипедами?

Раньше в Молчановку отправляли на лето бабушку Зосю с Соней, снабжая регулярно продуктами. Теперь здесь магазин не нуже московского, а повзрослевшая Сонька предпочитает совершать с родителями поездки за рубеж.

Я уехала на дачу, пообещав Сергею, что подготовлю дом к летнему сезону, чтобы можно было прямо с июня перевезти сюда маму со всеми её бумагами, а потом переправить загостившую в Англии дочь. Мне предстояло разместить здесь мебель, изгнанную перед ремонтом из московской квартиры, усовершенствовать кухню, провести отопление АГВ.

Придумывая себе все новые и новые задачи, я понимала, что уже второй раз прячусь от мучительных душевных проблем в спасительные дебри хозяйственных забот. Первой жертвой стала московская квартира, теперь этот милый, ветхий дом, совершенно беззащитный перед натиском моего преобразовательного энтузиазма.

Я сидела на скамеечке под кустом цветущей сирени и задумчиво щурилась на возвышавшееся передо мной строение. Скорее даже не возвышавшееся, а ссутулившееся под тяжестью лет и от сознания собственной обреченности.

Вот так неделю назад я, сжавшись в колючий комок, поскуливала от бессилия и невозможности разрыдаться.

Юл привез меня к себе. Это было наше первое свидание после ночи в английском отеле. Нам надо было многое обговорить. Но уже в машине я призналась, что так и не смогла сказать Сергею правду.

- Правильно поступила, детка. Мы же решили не торопиться. Это все равно, что рубить дрова, когда кругом горит лес. Ломать - не строить.

Я была согласна с доводами Юла, но куда больше меня вдохновляли его давние заклинания: "Не отпущу..." Если бы я могла, рассталась с ним. Если бы я могла сказать "нет", уничтожив одним махом наше неопределенное, опасное и, скорее всего - печальное для обоих будущее...

Сергей знал о моем увлечении Юлом, но, похоже, не хотел воспринимать его всерьез. Он надеялся, что я найду силы разорвать эту связь под воздействием каких-то фактов, которые в скором времени обещал открыть мне. Он умолял меня не торопиться с выводами и покинуть на время Россию.

Но Юл позвал меня - и вот я покорно неслась через майскую нарядную, людную, суматошную Москву, чувствуя лишь, как движется по моей ноге от колена вверх его нежная и требовательная ладонь. Я видела сосредоточенное лицо с бледной полоской сжатых губ, длиннопалую левую руку, лежащую на руле, и думала только о том, как через несколько минут завладею этим лицом, руками, ртом...

- Мне кажется, мы никогда не приедем... Я просто озверел от желания, детка. - Пробормотал Юл, нахально обгоняя маячивши впереи машины.

Мы чуть не бегом ринулись в лифт, поспешно вломились в квартиру и рухнули на ковер, нетерпеливо срывая легкие майские одежды... Потом Юл сразу же отправился к холодильнику за питьем, а я - в ванну, к прохладному душу.

Стоя с полузакрытыми глазами под густыми тонкими струями, я смутно думала о том, что отдаваться - потребность женского тела. Дарить себя ласкам солнца, воды, прихотям любимого мужчины, для которого после купания я долго расчесывала длинные волосы, смачивала капельками духов мочки ушей, шею, грудь, медленно и томно покрывала кожу нежнейшим кремом из молочка кокоса и пыльцы лотоса...

Господи, зачем я нагнулась, зачем стала шарить по полу в поисках упавшего колпачка от флакона...

Я крутила перед глазами вещь, в принадлежности которой не сомневалась. Медальон синей эмали с золотым барельефом Будды принадлежал Ларе.

Юл застал меня за этим занятием и отобрал вещицу.

- Слава, пожалуйста... Не стоит портить встречу.

- Выйди, мне надо одеться. - Обернувшись полотенцем, я потянулась за своим бельем.

Он попытался остановить меня, обнять, но ледяное выражение моего застывшего, окаменевшего лица свидетельствовало о тщетности попыток помириться.

Одевшись, я направилась к выходу. Говорить больше не о чем.

- Ты можешь хотя бы выслушать меня? - Юл заслонил собой дверь.

- Могу, еслои тебя это успокоит. - Я вошла в комнату и присела на подлокотник кресла. - Слушать и успокаивать - моя профессия. Я даже попытаюсь тебя понять. Лара совсем не нравится тебе. Она не в твоем вкусе.

Юл вздохнул, обреченно опустив голову.

- Но ты был вынужден уступить её домогательствам. Она ведь много может. В смысле карьеры... Скажи, это все - хата, вещи, машина - с её легкой руки?

- Я встречался с Ларой всего два раза. - Хрипло выдавил он признание. - В самом начале и вчера. Это была как бы плата за побег в Англию.

- А разрыв со мной будет платой за то, что ты не уделяешь Ларе достаточно времени... Я убеждена, что такие женщины не теряют свои медальоны в ванной любовника. Она сделала это умышленно, расчитывая на то, что я оставлю тебя. Ты бы сам никогда не нашел этой штуковины. Ее могла обнаруждить только уборщица или ревнивая подружка, которая пришла раньше. Лара наверняка знала, что первой в ванную попаду я... Да... Здорово нами крутят, мальчик... Прости, я ухожу.

Юл выглядел подавленным, разбитым. Он даже не пытался удержать меня лишь в потемневших глазах криком кричала немая мольба.

- И знаешь, что? - Я задержалась на пороге. - Мне очень жаль нас, милый. Право - очень.