Черно-белый танец - Анна и Сергей Литвиновы

Тут Сеня ее и подстерег. Подкрался сзади, взял под локоток:

– Одну минутку, гражданочка…

«Гражданочка» резко обернулась.

– Опять ты! Что за глупые шутки!

Голос звенел от гнева. Но в глазах – и тут Сеня не ошибался – пряталась радость.

«Вот дуры бабы, – подумалось ему. – Она же рада мне, как пить дать – рада! Но никогда в этом не признается…»

Он покорно сказал:

– Извини, если напугал… Нам надо поговорить. Ты сейчас свободна?

– Нет, – отрезала Настя. – И говорить нам тоже не о чем. Я все тебе написала. Вчера.

«Ну, поуговаривай меня еще», – перевел Сеня то, что она на самом деле имела в виду.

– Слушай, а я тоже не знаю, почему самолет крыльями не машет.

– Подслушивал! – вспыхнула Настя.

– А что мне еще оставалось? Как иначе сына-то видеть?! В гости ты меня не зовешь. А из моего дома – убегаешь…

– Слушай, Сеня: что тебе надо?

– Тебя, – нагло ответил он. – Тебя – вместе с Колькой.

Настя отвела взгляд, пробормотала:

– Ну, этого тебе не видать.

Он будто не расслышал. Сказал задумчиво:

– А знаешь, Настя, я ведь тебе там, в лагере, каждый вечер спокойной ночи желал. Думать о тебе – не хотел, письма твои – рвал. Но когда засыпал – в том состоянии, когда уже мысли плывут – каждый раз говорил про себя: «Спокойной ночи, Настенька».

Она закусила губу, промолчала.

– И видел тебя во сне. Чаще всего знаешь где? В том местечке – под лестницей, на факультете. Ну помнишь, конечно: куда мы на переменах целоваться ходили.

Сеня выдержал паузу. Настя терла кончик носа и, кажется, приготовилась реветь. Он продолжил:

– Ты сидела там – одна. И плакала…

Настя торопливо смахнула слезинку и сказала презрительно:

– Сентиментальщина какая-то… Я туда, под лестницу, вообще больше ни разу не ходила.

Сеня взглянул ей в глаза:

– Значит, не вещие у меня сны? Жаль… Ну ладно, Анастасия. Пойдем, правда, где-нибудь посидим. Нужно кое-что обсудить.

«Ничего у меня с ним не будет, – думала Настя. – Только сделаю, что он попросил, и – гуд бай, май лав, гуд бай».

От мысли, что она никогда больше не увидит Сеньку, внутри все холодело.

«Ладно, – давала себе поблажку Настя. – Выполню его поручение – а там посмотрим. Хотя – все равно ничего не будет. Нельзя. Исключено».

Но выполнить Сенино поручение она обязана.

Арсений попросил ее разобраться с вохровцем – тем самым, что должен был в тот роковой мартовский день охранять вход в их подъезд.

«Разговори его, Настя. Пожалуйста, разговори. Ты же с ним знакома… Пусть вспомнит тот день. Подробно, по минутам. Надо выяснить, почему ему вдруг стало плохо – так некстати, когда в подъезд заходил убийца. Попробуешь?… Понимаешь, я и сам бы мог с ним поговорить. Но, боюсь, он все знает. Знает, что меня обвинили и посадили. И не захочет общаться… с государственным преступником».

Настя холодно кивнула:

– Хорошо… я попробую. Это все, что ты хотел?

– Все, – кивнул Сеня. – Узнай мне про этого охранника – и больше я тебя не побеспокою.

«Так я тебе и поверила!»

– Еще раз извини, что испугал. А караулил тебя просто потому, что звонить не хотелось. Не знал, кто трубку возьмет…

«С тех пор, как ты вернулся, я к телефону всегда сама бросаюсь. Эжен даже с кресла подняться не успевает».

Насте и самой было интересно «потрясти» вохровца. Во-первых, конечно, из-за Сеньки. А во-вторых – за вредность. Их дом вообще-то охраняли четверо (работали сутки через трое), но консьерж Сивоглотов был из всех самым противным.

Гавриил Иннокентьевич Сивоглотов сторожил их подъезд, кажется, вечно. Перед взрослыми – лебезил, к особо важным, на его взгляд, жильцам (Егор Ильич входил в их число) мчался: вдруг подадут руку. Зато детей шпынял безбожно. Вроде и претензий ему не выскажешь: ругается – за дело, и родителям постукивает – тоже за реальные прегрешения, но сколько у маленькой Насти было из-за него неприятностей!

Когда она училась в третьем классе, дети разбили окно в квартире на первом этаже. И вохровец явился к Капитоновым – докладывать, что их внучка тоже поучаствовала в хулиганстве. А именно: самолично слепила снежок, который мальчишки потом запулили в стекло…

В седьмом классе охранник-шпион (не поленился ведь!) прокрался на детскую площадку и выследил, что подростки учатся курить, пуская по кругу единственную на всех «мальборину». Тоже заложил, и снова случился вселенский скандал дома.

А в старших классах мерзкий Сивоглотов постоянно сообщал Капитоновой-старшей, что «внучку снова провожал этот длинный».

– И, Егор Ильич, я видел, как они шли! В обнимку!

«М-да, ну и вредный мужик был! – нахмурилась от воспоминаний Настя. – Все он вынюхивал, все замечал – а главного, во всей своей жизни, – не увидел. Пропустил, как убийца заходит в подъезд. Ну ничего, мы ему память-то освежим».

Она вернулась домой. Выпила для бодрости крепчайшего кофе. Тщательно продумала наряд: этот Сивоглотов – пустышка. Его надо поражать золотом, блеском, мехами. Брюки с люрексом, лаковые сапоги, норковая шуба, на пальцах – весь золотой запас, и даже в волосах – заколка с сияющими псевдо-бриллиантами. И еще: надменное, брезгливое выражение лица – его Настя минут пятнадцать тренировала перед зеркалом.

«Жаль, что Сеня телефона этого Сивоглотова не знает. Ладно, будем надеяться, что он дома сидит. Похмеляется».

От консьержа, помнила Настя, всегда попахивало спиртным. Он постоянно обрывал росшую во дворе елочку, зажевывал хвоей водочный запах. Вряд ли сейчас, окончательно выйдя на пенсию, Сивоглотов изменил своим привычкам.

Гавриил Иннокентьевич оставил работу четыре года назад, сразу после убийства Капитоновых. Сам он сообщил (Ирина Егоровна сказала), что банально уходит на пенсию. Но в доме говорили, что Сивоглотова выперли. За то, что просмотрел, как преступник заходит в подъезд.

С тех пор Настя его ни разу не видела. И удивилась, когда Сенька сказал ей, что Сивоглотов, оказывается, живет совсем рядом, на Малой Бронной. «Странно, что мы с ним ни разу нигде не пересеклись. Ни в магазине, ни в поликлинике, ни в аптеке… Наверно, его только в винном и можно застать – только я туда не хожу».

Настя открыла шкафчик бара, выбрала из многоцветья бутылок самую яркую: джин. «Кажется, его Женя всегда тоником разбавляет. Ну, где я тоник Сивоглотову найду! И так схавает».

Она швырнула джин в пестрый пакет с лейблом «дьюти фри». Изъяла из холодильника батон сырокопченой колбасы, икорную банку, пяток апельсинов.

«Неплохая закуска, а, господин Сивоглотов? Надеюсь, что ты ее отработаешь».

Охранник ее не узнал.

Однако норковая шуба произвела впечатление. Сивоглотов затоптался на пороге, загундел: