Агент абвера. - Коллектмв авторов

И Василий рассказал другу, что несколько дней назад фашистские молодчики стреляли в девушку в тот момент, когда она, освобожденная воинами Советской Армии, выходила из ворот тюрьмы. К счастью, бандиты промахнулись. Когда все волнения улеглись, Василий беседовал с девушкой и ее друзьями. Выяснилось: девушка — дочь хозяев особняка, но домой не хочет возвращаться. Почему? Отец, узнав, что она связана с подпольной революционной организацией, публично отрекся от дочери. “Девушка, связанная с подонками общества, не может быть дочерью порядочных людей”. Это были слова отца. У пего и у дочери окапались равные взгляды на то, что принято называть порядочностью.

Анна-Лииса поселилась в квартире своих друзей по подполью. Она функционер Коммунистического союза молодежи. Дел у нее много и, между прочим, небезынтересных Ивану и Василию. Молодежь хочет организовать народную милицию.

Решено было познакомиться с девушкой поближе. Но события неожиданно развернулись так, что Анна сама явилась в особняк.

Однажды, вернувшись поздно вечером домой, Иван и Василий узнали, что хозяева сбежали (позже выяснилось — бежали в Швецию на моторной лодке), оставив все, кроме драгоценностей. Сообщившая о бегстве хозяев прислуга Мирья, старая женщина, поведала и о судьбе молодой хозяйки, выросшей у нее на руках.

— Господи, благослови ее… Благодарю тебя, господи, что вернул ее мне… — заключила старая няня свой рас­сказ.

Не далее как сегодня утром Анна-Лииса виделась со старухой и, узнав о бегстве родителей, решила жить вместе с той, кто нянчил, воспитывал ее.

Теперь совсем по-другому пошла жизнь в мрачном особняке. Словно поселилась тут одна семья под опекой заботливой Мирьи. Айна водворилась в свою комнату, Иван и Василий перешли в бывший кабинет доктора. Поздно вечером, часов в одиннадцать — двенадцать, молодые люди собирались в столовой. Говорили о разных раз­ностях. Русским было очень интересно слушать Анну — о делах комсомольцев, об их заботах, тревогах, колебаниях, вопросах, на которые они сами не всегда находили правильный ответ и на которые кое-кто из притаившихся контрреволюционеров спешил ответить по-своему. Анна расспрашивала их о России, о них самих, где, чему учились, кто их родители. Девушка с трудом скрыла свое удивление, когда обнаружила, что ее новые друзья — люди весьма эрудированные. Неплохо разбираются в литературе, истории, музыке и живописи, а Иван, не прибегая к словарю, читает немецкие и английские газеты. А она-то думала, ей-то говорили… Во всем этом она призналась значительно позже.

Как-то поздно вечером Иван сказал Анне, что в городе решено открыть несколько детских садов, а помещений подходящих нет.

— Как же так, — всполошилась Анна. — А наш дом?

И тут же было принято решение — отдать особняк под детский сад. Анне и Мирье предоставили маленькую квартиру, а Василию и Ивану — комнату в другом доме. Но дружба продолжалась. Они часто виделись, ходили в гости к Анне, баловали ее сластями, приглашали на вечера в Дом Красной Армии, не обращая внимания на шутки и остроты в адрес двух соперников, из которых, как казалось окружающим, Василий явно пользовался большей благосклонностью… И вдруг все это рухнуло.

…Грянула война. Тяжелые бои на эстонской земле. Фашисты у ворот Таллина. На кораблях под непрерывной бомбежкой добирались до Ленинграда. Ивана и Василия ждал приказ: организовать работу в тылу фашистских за­хватчиков.

Анна-Лииса и Мирья тоже оказались в осажденном Ленинграде. Друзья настойчиво уговаривали их эвакуироваться через Ладогу на Восток. Но Анна категорически отказалась, заявив, что может быть полезной в радиопропаганде. Мирья не пожелала бросить свою деточку и вместе с ней осталась в Ленинграде.

Наступили тяжкие блокадные дни. Холод и голод, артобстрел и бомбежки. И все же друзья встречались. Иван и Василий навещали Анну-Лиису, хотя им приходилось пешком в морозы вышагивать из одного конца города в другой. Приносили хлеб и пшено — часть своего пайка. Знали, что Анна-Лииса делится своим скудным пайком с Мирьей, получавшей “сто двадцать пять блокадных грамм”. Анна отказывалась принимать дары друзей, и они тайком оставляли их у Мирьи.

Однажды, когда друзья уже собрались было идти к Анне-Лиисе, Иван вдруг сказал Василию: “Иди сам”. “Что это ты, Иван?.. Надорвался?.. Посовестился бы, но похоже на тебя”. Иван ничего не ответил и молча положил в карман полушубка товарища маленький пакет. Василий в сумерках побрел один. По дороге достал пакет, развернул — в белый листок бумаги были завернуты три кусочка селедки. И записка: “Кушайте на здоровье. Ваш Ваня”. Позже Василий все понял: друг его не мог не заметить, что Анна-Лииса искренне, по-товарищески любила обоих, но сердце девушки принадлежало лишь одному из них — Василию, длинному, худющему и не очень-то красивому парню. Что поделаешь!..

Их троих связывала не только дружба. Они часто встречались в штабе. Анна занималась подготовкой радиопередач, листовок, обработкой информации, переводом захваченных документов, журналов, книг, издававшихся тамошними Квислингами. Из Ленинграда осуществлялось руководство работой боевых отрядов, действовавших в подполье на родине Анны-Лиисы. И вдруг связь с одним из самых больших отрядов прервалась. Вскоре стало известно, что его руководители арестованы гестапо. Стали выяснять причины ареста, анализировать положение в отряде, изучать его связи… И пришли к выводу: находясь вдали от места событий, разобраться трудно. Решили отправить в тыл нового человека, который возглавил бы отряд. Пусть он и разберется в той сложной обстановке.

Кого послать? Добровольцев было много. Но одного нельзя послать по состоянию здоровья, а этот — слабовольный, может и не выдержать, третий… В общем, сошлись на одном: это должен быть коренной житель, чело­век смелый, большой силы воли.

Анна-Лииса не раз говорила друзьям, что готова отправиться в тыл противника на любое задание. Но сейчас речь шла о том, чтобы возглавить отряд. Она, конечно, и на такое пошла бы, однако предлагать свою кандидатуру сама не решалась.

И тогда решили за нее. Как-то на узком оперативном совещании руководитель службы обеспечения сказал:

— Имеется, товарищи, предложение. Может быть, оно кое-кому покажется странным. Но давайте обсудим… Что, если послать в тыл противника Анну-Лиису?

Все посмотрели на него с недоумением.

— Не удивляйтесь. Она местная жительница, знает язык, нравы, обычаи, в прошлом действовала в подполье, образованна, умна, миловидна, приобрела у нас опыт оперативной работы. Есть у нее, на мой взгляд, один недостаток — больно молода…

— Это не единственный недостаток, — решительно возразил начальник оперативного отдела. — Мы, конечно, можем доверять этой девице здесь. — Он иронически ухмыльнулся, подчеркнув два последних слова. — Да, нам известно, что в свое время она была связана с революционной молодежью. Но тогда обстановка в Таллине была иная… И мы не знаем, как она ныне поведет себя там. — И снова ударение на последнем слове. — Я хотел бы напомнить, что она вышла из буржуазной среды, ее родители бежали в Швецию, куда она тоже в свое время имела удовольствие прокатиться. Но главное не в этом — она жила в Германии. По-моему, достаточно.

— Нет, недостаточно! — резко возразил Василий. — Вам, должно быть, известно, что в той стране заграничные путешествия были не в диковинку вообще и для интеллигенции в частности. Это во-первых, а во-вторых…

Ему трудно было говорить. Карандаш дрожал в руках. Василий взорвался было, но быстро овладел собой и спо-койпо стал перечислять все, что сделала Анна-Лииса в подполье: как стреляли в нее фашисты, как организовывала она, девушка, отряды народной милиции и как во главе одного из таких отрядов ночью ликвидировала банду фашистских головорезов.

— Я вижу, вы хорошо изучили биографию Анны-Лиисы, — процедил начальник оперативного отдела. И, усмехаясь, спросил: — Может быть, вы знаете и другие качества этой девицы, о которых не принято говорить вслух? А может, кое-кому из присутствующих они еще лучше известны? — Он захихикал, нагло посмотрев в сторону Ивана.

Василий стукнул кулаком по столу.

— Здесь не балаган…

Дело в том, что в штабе многие уже знали о взаимоотношениях Василия и Анны. Знали не только о их любви, уже прошедшей суровое испытание блокадой, но и о том, что, как только станет возможно, они поженятся. Недвусмысленные намеки до глубины души оскорбили Василия. Но он сдержался.

— Простите, товарищи, несколько погорячился. Разрешите высказаться по существу… — И, чеканя каждое слово, не повышая голоса, продолжал: — Я полагаю, что товарищи тщательно взвесили все “за” и “против”, обсуждая вопрос о засылке Анны-Лиисы в тыл противника. Я полагаю, что они приняли это решение, основываясь не только на анкетных данных. Мне, по причинам вам известным, не совсем удобно выступать в ее защиту. Но, может быть, именно поэтому я решаюсь заявить со всей ответственностью коммуниста: она не подведет! Я ручаюсь за все!