Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

А офицеры что ж…

Как это было написано в «Молитве из действующей армии», изъятой у Николая Шлетынского?

Услыши меня, мой Заступник Предвечный,

Пошли мне погибель в бою…

И еще там хорошая строчка была: «Нам смерть широко открывает объятия…»

Вот в эти объятия и подталкивал молоденьких офицериков Моисей Соломонович Урицкий. Так… Между делом… В «экстазе» русофобии и человеконенавистничества.

12

3 июня 1918 года — важный день в ходе «расследования» по делу «Каморры народной расправы»… 3 июня наконец-то «нашли» главную улику — печать «Каморры».

Сам факт находки печати, как и положено, был запротоколирован.

ПРОТОКОЛ

По ордеру Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Петроградском Совете Раб. и Кр. Ар. Деп. от 3 июня 1918 г. за № 354 был произведен обыск по Николаевской улице, д. 4, кв. 29 в комнате Злотникова. Взято для доставления в Комиссию:

Печать с надписью «Каморра народной расправы»

Один серебряный рубль 1893 года

Один серебряный рубль 1814 года

Один серебряный рубль в память 1913 г. дома Романовых

Три векселя на 40 000, 40 000 и 40 000 р. на имя Репьева.

Сберегательная книжка за № 463652, № 963181 и дубликат книжки Xs 116009.

Бронзовый крест, 2 коробки типографского шрифта, личная печать Злотникова, одна коробка негативов, три фотографических снимка писем Савинкова, портрет Распутина (один из семи найденных), ручной типографский валик, расписка на 1000 р., на отдельной бумаге подпись Георгия Пятакова и другая неразборчивая подпись, оттиск штемпеля отдела пропусков, один чистый пропуск с подписями, незаполненный, один флакон с надписью «Яд» и различная переписка и печатные произведения.

Обыск произвел Апанасевич

Ничего не пропало и ничего не сломано во время обыска.

Мы привели этот документ целиком, потому что непонятно, как сумел товарищ Юргенсон не найти столько изобличающих Злотникова улик при первом обыске… Типографское оборудование… Векселя на гигантские суммы… Незаполненные бланки пропусков… Печать «Каморры»… Флакон с ядом, которым кого-то ведь собирался отравить Злотников…

Конечно, можно объяснить этот факт особой тщательностью, с которой проводил товарищ Апанасевич второй обыск. Но тут же не сходятся концы с концами.

Вскоре после «признания» Злотникова в режиме содержания его было сделано послабление, и Злотников попросил передать ему денег. Полторы тысячи рублей наличными лежали в шкафу, но Злотникову потребовалось подробно разъяснять, где именно находятся эти деньги, чтобы чекисты сумели найти их. Понятно, что деньги были спрятаны, но ведь и печать «Каморры» тоже не могла лежать на виду…

Еще более странно, что на допросах Байковский не задал Злотникову ни одного вопроса по поводу векселей, не поинтересовался, где и для какой цели раздобыл Злотников подпись Георгия Леонидовича Пятакова…

Но 3 июня «удачи» чекистов находкой печати «Каморры» не ограничились. 3 июня Моисей Соломонович Урицкий подписал ордера на арест В. П. Мухина и З. П. Жданова. Оба они были весьма состоятельными людьми и выдвигались, как мы знаем, на роль финансистов погромной организации. Значит, и тут успех был налицо. И улики чекистам удалось найти, и всех главных «погромщиков» выявить…

Поэтому-то и хотелось бы понять, почему оба эти события случились именно 3 июня 1918 года…

Это тоже не праздный вопрос. Вспомните, что накануне, 2 июня, в Москве Всероссийская Чрезвычайная комиссия, которую возглавлял товарищ Дзержинский, раскрыла заговор «Союза защиты Родины и свободы».

Сделано это было, как считал один из руководителей «Союза» Б. В. Савинков, по приказу немцев. Савинков пишет в своих воспоминаниях: «…Опасность началась с приездом в Москву германского посла графа Мирбаха. С его приездом начались и аресты.

Уже в середине мая полковник Бреде предупредил меня, что в германском посольстве сильно интересуются «Союзом», и в частности мною. Он сообщил мне, что, по сведениям графа Мирбаха, я в этот день вечером должен быть в Денежном переулке на заседании «Союза» и что поэтому Денежный переулок будет оцеплен. Сведения графа Мирбаха были ложны… На всякий случай я послал офицера проверить сообщение полковника Бреде.

Офицер действительно был остановлен заставой. Когда его обыскивали большевики, он заметил, что они говорят между собой по-немецки. Тогда он по-немецки же обратился к ним. Старший из них, унтер-офицер, услышав немецкую речь, вытянулся во фронт и сказал: «Zu Befehl, Herr Leutnant» (слушаюсь, господин лейтенант).

Не оставалось сомнения в том, что немцы работают вместе с большевиками».

«Открытие», сделанное Б. В. Савинковым, назвать открытием весьма трудно. Большевики и не пытались скрыть тогда своей зависимости от немцев. В той же, уже упомянутой нами, заметке «Плоды черносотенной агитации» В. Володарский с возмущением рассказал, как черносотенцы задержали поезд с продуктами, отправленный в Германию из голодающего Петрограда по распоряжению Г. Е. Зиновьева. Но это особая тема…

Особая тема — и взаимоотношения Петроградской ЧК с Всероссийской Чрезвычайной комиссией, Моисея Соломоновича с Феликсом Эдмундовичем. Мы еще вернемся к ним, когда будем рассказывать об аресте Урицким по делу «Каморры народной расправы» лучшего агента Дзержинского — Алексея Фроловича Филиппова… Пока же скажем, что, хотя петроградские и московские чекисты и заняты были одним делом, дух соревновательности, несомненно, присутствовал в этих взаимоотношениях. И Моисей Соломонович — товарищ Ленин ведь так надеялся на него! — просто не мог позволить Феликсу Эдмундовичу опередить себя.

Во-первых, он решительно ускорил производство дела «Каморры народной расправы», а во-вторых, по его приказу чекисты подложили в комнату Злотникова кроме печати еще и «три фотографических снимка писем Савинкова», несомненно доказывающих связь «Каморры» с «Союзом защиты Родины и свободы»; флакон с ядом и бланк с подписью Г. Л. Пятакова, столь же несомненно доказывающие подготавливаемую «Каморрой» диверсию.

Так что, может, и не случайно, что именно 3 июня, на следующий день после раскрытия в Москве заговора «Союза защиты Родины и свободы», спешно завершали петроградские чекисты дело «Каморры». В суете того июньского дня Моисей Соломонович позабыл даже, что Василий Петрович Мухин уже арестован, подмахнул товарищу Юссису ордер № 352 на его арест…

13

У читателя может возникнуть впечатление, будто все сотрудники Петроградской ЧК были отъявленными мерзавцами. Это не совсем верно… А если и верно, то только в том смысле, что таковыми они были лишь в глазах населения. Сами же себя сотрудники Моисея Соломоновича Урицкого мерзавцами не считали.

Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить рассказ Исаака Эммануиловича Бабеля «Дорога», в котором он рассказывает о своей службе в Петроградской ЧК.

«Наутро Калугин повел меня в ЧК, на Гороховую, 2. Он поговорил с Урицким. Я стоял, за драпировкой, падавшей на пол суконными волнами. До меня долетали обрывки слов.

— Парень свой, — говорил Калугин, — отец лавочник, торгует, да он отбился от них… Языки знает…

Комиссар внутренних дел коммуны