Последний единорог - Питер Бигл

Младший единорог нетерпеливо воскликнул:

— Мама, смотри — она проснулась!

Джой уселась и вытряхнула листья из волос.

— Здравствуйте, — сказала она. Голос у Джой был хриплым и словно надтреснутым, как обычно по утрам. — А где Ко?

Второй единорог шагнул вперед с неспешной текучестью ртути. Казалось, слепота не отягчила шагов кобылы и не мешала ей смотреть прямо на Джой.

— Я — Фириз, — представилась она. — А это — Турик, мой сын. Хорошо ли тебе спалось? — в негромком голосе Фириз под спокойной поверхностью плескались волны смеха.

— Пожалуй, да, — отозвалась Джой. — Мне снились потрясающие сны. Только я не уверена, сны ли это.

Девочка умолкла, потом медленно произнесла:

— Вы — Старейшие. Ко мне сказал.

— Мы — старейшие из Старейших, — откликнулась Фириз. — Кроме него, — она кивком указала на своего сына, который тем временем изучал туристские ботинки Джой. Когда Турик коснулся их своим рогом, грязь и пыль осыпались, и ботинки заблестели не хуже самого рога.

— Там был черный единорог… — промолвила Джой.

Фириз слегка понизила голос:

— Это был лорд Синти.

— Ты уснула, а он принес тебя на спине! — возбужденно перебил мать Турик. — Синти никогда такого не делал! Он всегда живет на отшибе. Его даже видели не все — далеко не все. Я до прошлой ночи тоже его ни разу не видел. Должно быть, ты — очень важная персона там, в своем мире…

— Турик! — одернула его мать. Она ничего больше не добавила, но жеребенок мгновенно притих. Фириз же пояснила: — Лорд Синти — самый старший из нас. Он… у нас нет слов, чтобы сказать, что он такое.

После этих слов кобыла рассмеялась — ее смех, неожиданный, невероятный и чудесный, напоминал журчание ручья — и добавила:

— Прошу прощения за бестактность, но я тоже не в силах совладать с любопытством: что же такого произошло между вами, что лорд Синти лично принес тебя сюда? Он о чем-нибудь разговаривал с тобой?

Джой неуклюже потянулась.

— Не помню. Может, и разговаривал, — она улыбнулась было, но тут же согнала с лица улыбку. — Нет, это было во сне, в этом я твердо уверена. Кажется, он что-то спрашивал об Абуэлите, моей бабушке. Должно быть, это был сон, потому что откуда бы… Ну, в смысле, откуда лорд Синти мог узнать о моей бабушке, если он живет здесь, в Шей-рахе, а она — там?

— Лорд Синти знает все! — выпалил Турик. Фириз поддержала его — правда, более спокойным тоном:

— Я полагаю, что при мудрости и жизненном опыте лорда Синти мелочи вроде Границы значат мало.

Она легонько ткнула мордой Турика, который снова принялся пританцовывать на месте и явно порывался вмешаться в разговор.

— Этот мой сын еще глупенький и невоспитанный — ему ведь и двух веков нет…

— Подождите! — перебила ее Джой. — Подождите, подождите. Прошу прощения, что вы сказали? Веков?!

Она изумленно уставилась на единорогов: пылкий, опрометчивый, шустрый, как воробей, сын и неторопливо-грациозная мать — белизна морской пены, отливающая синевой и зеленью морских вод. Наползающая на глаза Фириз короста казалась злой насмешкой над ее природной мастью.

— Мы не умираем, — спокойно пояснила Фириз. — Нас можно убить, но мы не умираем естественной смертью, как умирают все прочие, даже тируджайи. Мы даже не болеем — то есть до сих пор не болели.

— Это вы о ваших глазах? — спросила Джой. — Вы и вправду ослепли? Вы все? — девочка указала на Турика. Жеребенок таки подцепил один из ее ботинков за связанные шнурки и теперь гордо выступал с этим украшением, свисающим с кончика рога. — То есть я хочу сказать — вот он вроде бы видит нормально…

— Я вижу лучше всех! — хвастливо заявил Турик.

Фириз снова одернула его и пояснила:

— Большинство молодых единорогов сохранили зрение, но не все. Это случилось с нами совсем недавно — незадолго до рождения Турика, — и даже лорд Синти пока что не выяснил причину бедствия. Он расскажет тебе об этом куда больше, чем могла бы поведать я.

Джой глубоко вздохнула, еще раз потрясенно пробормотала: «Века!..» — и принялась сражаться со своими ботинками. Единороги тем временем ждали, со степенным любопытством наблюдая за всеми ее действиями. В конце концов Джой посмотрела на них, вздохнула и произнесла:

— А может, я тогда вышла из дома, попала под машину и теперь лежу в больнице, в реанимации?

Турик удивленно посмотрел на мать. Джой снова вздохнула.

— Нет, не думаю. О’кей, все, что я вижу, на самом деле всамделишное, и я действительно нахожусь здесь, а вы — настоящие единороги, и вы живете вечно. Только если вы не можете видеть меня, откуда же вы знаете, что я здесь?

Турик снова удивленно посмотрел на мать. Фириз мягко произнесла:

— Мы чувствуем твое присутствие. Ты отбрасываешь тень — как и деревья, и птицы, и вода, — а наше сознание ее улавливает. Мы научились двигаться, руководствуясь этим чувством, — двигаться между тенями. Точно так же мы не говорим вслух, при помощи рта, как это делаешь ты или Ко и прочие тируджайи. Мы разговариваем мысленно. Ты слышишь нас не ушами, но сознанием.

Тут появился Ко. Он нес в волосатых руках целую груду ярких ароматных фруктов. Джой узнала только джавадуры. Кроме них, она выбрала еще пару крупных красных плодов, с виду немного похожих на апельсины (правда, по вкусу они были ближе к бананам), и нечто темно-фиолетовое, как слива, но с запахом арбуза. Ко с чопорной вежливостью приветствовал двух единорогов и сообщил Джой:

— Когда ты позавтракаешь, тебя будет ждать лорд Синти.

— Ох! То есть да, конечно.

Джой поспешно проглотила фрукты, вытерла губы и уставилась на Ко, ожидая, пока он скажет, куда нужно идти. Но сатир покачал головой и пояснил:

— Иди, куда ноги несут. Там он и будет.

Турик подергал пенную гриву матери:

— А можно, я пойду с ней? Я тоже хочу взглянуть на лорда Синти. Можно?

— Когда лорд Синти пожелает тебя видеть, тебе об этом сообщат, — отрезала Фириз.

Джой посмотрела на единорогов, на сатира, снова на единорогов и наконец тихонько произнесла:

— Два века. Ни фига ж себе!

Потом она повернулась, выбрала тропинку и пошла по ней.

Закатный лес грелся в лучах утреннего солнышка и что-то благодушно бормотал. Джой казалось, что воздух пахнет свежевыстиранным бельем, развешанным для просушки, а от деревьев и светло-коричневой земли исходил легкий аромат корицы. Когда девочка остановилась и прислонилась к огромному красному стволу, она ощутила, как под замшелой корой струится жизнь. Прямо перед ней на ветку уселась птичка, золотая, как подарок в праздничной упаковке, и запела с такой простотой и страстностью, что перед этой песенкой блекла даже волшебная музыка, приведшая Джой в Шей-pax. Какое-то сиренево-синее существо, напоминающее помесь тритона с богомолом, уселось Джой на правую ногу и уставилось на девочку. В глазах существа читалось глубокое чувство собственного достоинства.