За Синей рекой - Елена Хаецкая

– Послушай, Освальд. Если мы с тобой вернем к жизни этого подлеца, да еще пернатым, то, боюсь, пан Борживой изрубит нас на мелкие кусочки.

– Какие, в таком случае, будут идеи?

Зимородок вытащил вторую флягу и встряхнул ее:

– Попробуем воду номер два.

– Я предлагаю, – произнес Штранден, – точечную обработку водой номер два наиболее мощных перьев.

– Отлично! – обрадовался Зимородок. – Посвети-ка мне.

Штранден схватил горящий прутик и поднял его над трупом, а Зимородок капнул из второй фляги на стрелы. Стрелы тотчас облысели, засыпав все вокруг мертвым пухом. Голые участки тела, куда попали капли, порозовели и начали дергаться, точь-в-точь как шкура лошади, на которую садятся мухи.

– Поразительно! – прошептал Штранден. – Он ожил фрагментарно! Думаю, подобное наблюдается впервые. – Он развел руки в стороны и сделал попытку обнять Зимородка. – Мы с вами, коллега, войдем в историю!

– Может быть, может быть, – самодовольно бормотал Зимородок, – очень даже может быть…

Не сводя глаз с Канделы, он снова взялся за первую флягу.

– Ну-ка, а если его окатить… – Зимородок выплеснул несколько капель на голову Канделы.

Рост перьев на щеках прекратился. Одутловатая физиономия бывшего судебного исполнителя застыла, нос заострился, черты приобрели некоторую чеканность. Их портил только птичий пух, обильно украшавший небритые щеки и подбородок.

– Забавно! – сказал Зимородок. – Ну, коллега, что будем делать дальше?

– Предлагаю исследовать степень омертвения мозга! – азартно воскликнул Штранден.

Зимородок принял позу, с его точки зрения, наиболее подходящую для ученого – отставил одну ногу и изящно взмахнул над головой рукою.

– Конкретизируйте, коллега! – изрек он.

– Конкретизирую. Плесните ему на лоб из второй фляжки.

Результаты нового опыта испугали обоих. Кандела раскрыл невидящие глаза, горящие мертвенным желтоватым светом, и глухо заговорил:

– Степень дырчатости сыра напрямую зависит от степени вспененности рек в период половодья, но никоим образом не связана со степенью благосостояния граждан города Кейзенбруннер. Теории, согласно которым размеры дырок в сыре раздуваются искусственно, каждый здравомыслящий гражданин должен признать несостоятельными.

– Я больше не могу! – с отвращением произнес Зимородок. С этими словами он схватил обе фляжки и одновременно излил их содержимое на тело Канделы.

Кандела замолчал, почернел, волосы мгновенно отделились от его головы, тело прямо на глазах начало размягчаться и спустя несколько минут превратилось в небольшую черную лужицу. В ее блестящей поверхности отражались далекие звезды.

– Ну вот и все, – молвил Зимородок и выбросил фляжки в пропасть.

– Посуда-то в чем виновата? – спросил Штранден.

– Не знаю, как вы, коллега, но лично я не рискну наливать сюда питьевую воду.

– Ты прав. – Штранден вытер об одежду вспотевшие ладони. – Это было потрясающе!..

– А у меня какое-то пакостное чувство, – признался Зимородок.

– Да будет тебе! – Штранден хлопнул его по плечу.

Они еще раз взглянули на то место, где еще недавно лежал Кандела, и обнаружили, что лужица уже высохла.

– Там что-то шевелится, – сказал Зимородок. Он поджег еще одну веточку и опустился на корточки. Штранден тоже наклонился. Из черного пятна на дороге стремительно проклевывался острый зеленый росток. Он увеличивался и наливался соками с удивительной быстротой.

– Вот это да!.. – прошептал Зимородок.

Спустя полчаса росток был уже высотою в два локтя, и среди листьев, мясистых, по форме напоминающих мечи, показалась стрела будущего цветка.

Темно-красные лепестки начали раскрываться незадолго до рассвета. Неожиданно послышалась очень нежная, тихая музыка. Лепестки раздвинулись, словно уста в ожидании поцелуя, и обнаружили хоровод тычинок и высокий пестик. Затем пестик шевельнулся и медленно отделился от цветка. Развернулись крошечные полупрозрачные крылья, сходные с крыльями бабочки.

Эти крылышки, трепеща, держали в воздухе миниатюрное тельце человечка, облаченного в изящные серебристые одежды.

Приглядевшись к вылупившемуся чуду, Зимородок со Штранденом так и ахнули: у крошечного человечка-бабочки было хорошо знакомое лицо с бульдожьими щеками и плохо выбритым подбородком. Но глаза его лучились неземным светом, а на губах порхала веселая улыбка.

– Друзья мои! – пропел он хрустальным голосом. – Близится рассвет! Заиграет роса на траве, благоуханием наполнится воздух! Весь день я буду порхать, а ночью лягу спать в душистую постельку внутри лепестков.

И, рассыпая в воздухе светящиеся искры, преображенный Вольфрам Кандела взмыл в небеса.

Если не все путешественники нашли в себе силы для того, чтобы вкусить прелести ужина, то завтраку отдали должное с удовольствием. Людвиг с детским восторгом отправлял в рот куски и, жуя, блаженно жмурился. Гиацинта матерински заботливо наблюдала за тем, как он ест.

Ночное приключение Зимородка и Штрандена, как это ни удивительно, осталось незамеченным.

Марион была скучная.

Дубрава с растерянной улыбкой спрашивал у Мэгг Морриган, нет ли у нее какой-нибудь мази для сбитых ног.

– Вчера нужно было смазать, – сердилась Мэгг Морриган, разглядывая присохшие кровавые струпья. – Бестолочь! Что теперь с тобой делать?

– Не знаю, – честно сказал брат Дубрава.

– У Людвига тоже кровавые раны, – вмешалась Гиацинта. – А он, между прочим, ни слова жалобы не проронил! Что ж, он привык страдать!

– Да и у тебя, золотко, ноги не в лучшем виде, – заметила Мэгг Морриган.

– Я! – Гиацинта усмехнулась. – С самого детства мой удел…

– Между прочим, там, в горах, еще выше, – уже снег, – перебила Мэгг Морриган. – И если не позаботиться сейчас, ты можешь вовсе остаться без ног.

– О, я знаю, – кивнула Гиацинта. – Гниющие раны, отмирающая плоть…

Мэгг Морриган дала ей коробочку с мазью и тряпицу для перевязки.

– Займись собой и Людвигом, а я попрошу у наших хозяев какую-нибудь обувку. Дальше босиком идти нельзя. С повязками справишься?

– Любая девушка благородного происхождения с детства обучается… – начала Гиацинта.

– Вот и хорошо, – сказала Мэгг Морриган.

Дубрава показал на босые ноги лесной маркитантки:

– А как же ты?

Мэгг Морриган тихонько рассмеялась:

– Во-первых, я не поранилась. А во-вторых… – И она вытащила из своего короба пару стоптанных сапожек. – Вот это я ношу зимой.

– А если у них не найдется для нас сапог? – спросил Людвиг.

Мэгг Морриган пожала плечами:

– Это не мне решать, но я бы всех обезноживших оставила пока в пещере.