Гражданские войны в России, 1916-1926. Десять лет, которые потрясли мир - Jonathan D. Smele

или, по крайней мере, на выполнение как можно меньшего объема работы. Даже такой стойкий большевистский лидер, как бывший металлист А.Г. Шляпников (который, бросив токарный станок, в этот момент исполнял обязанности народного комиссара торговли и промышленности), был потрясен увиденным и быстро начал выступать за немедленное возвращение к более централизованному руководству и единоначалию.

Как следствие, резко упало производство: согласно одному тщательно изученному отчету, половина падения производства в российской промышленности за период с 1913 по 1919 год пришлась на 1918 год. Выросла безработица (явление, усугубленное демобилизацией семи миллионов солдат императорской армии); А поскольку крестьяне сосредоточились на захвате земли, а не на производстве продовольствия (или продаже своей продукции за бесполезные бумажные деньги), во многих городах хлебные пайки сократились до двух унций в день, что привело к широкомасштабным протестам рабочих и избранию независимых рабочих советов, которые пытались освободиться от вмешательства профсоюзных чиновников (которые к весне 1918 года, как правило, были большевистскими ставленниками). Подобные события - выдаваемые за "спонтанные", но обычно с участием меньшевиков и эсеров, враждебных большевистскому режиму, - были очень распространены даже в Петрограде. На самом деле столица (и вообще северные города) пострадали несоизмеримо больше, так как запасы продовольствия и топлива (как бытового, так и промышленного) сократились после отделения в 1918 году от советской зоны основных районов производства продовольствия и топлива старой империи (Украина, Северный Кавказ, Закавказье, Урал, Западная Сибирь), вследствие Брест-Литовских договоров и последующего всплеска контрреволюции на периферии. Хотя советское руководство могло пытаться скрыть эту катастрофу, в частности, путем закрытия оппозиционной прессы, его отчаяние было выявлено в воззвании Совнаркома от 10 мая 1918 года, в котором откровенно признавалось, что: "Петроград переживает небывалую катастрофу. Нет хлеба... Красная столица стоит на грани разорения от голода". Все северные города голодали во время мировой и гражданской войн, но Петроград столкнулся с особой проблемой, поскольку в его ближайших окрестностях практически не развивалось интенсивное сельское хозяйство. Отчасти это было следствием неблагоприятного климата и бедных почв региона, но также и результатом того, что после освобождения в 1861 году местные крестьяне предпочли зарабатывать деньги в бурно развивающейся промышленной экономике столицы, выйдя на городской рынок труда, вместо того чтобы, например, развивать садоводство. Санкт-Петербург - пример неоднозначного наследия своего основателя - был (и, можно сказать, остается) неестественным городом.

Советские города также пострадали в результате дезориентации их промышленности, которая была в значительной степени направлена на военное производство. Только в Петрограде в период с 1 января по начало апреля 1918 года еще 134 000 рабочих (46 % рабочей силы города) пополнили и без того раздутые ряды безработных, поскольку 265 заводов простаивали. Это немедленно сказалось на политической ситуации, поскольку весной 1918 года на выборах в местные Советы меньшевики получили неожиданное электоральное оживление: они победили на выборах в городские Советы во всех крупных городах Центрально-промышленной области и большинстве более мелких городов (включая Калугу, Кострому, Рязань, Владимир, Тверь, Ярославль, Рыбинск и т. д.) и, иногда в блоке с эсерами, добились таких же результатов в менее промышленно развитых регионах на юге и востоке. Это, в свою очередь, вызвало повсеместную фальсификацию результатов большевистскими властями, фактическое исключение меньшевиков из будущих выборов и не меньшее насилие со стороны советского правительства в отношении оппозиционных партий и организаций, находящихся под их влиянием (профсоюзов, фабричных собраний и т. д.).

В ответ на экономический кризис в мае-июне 1918 года большевики быстро вернулись к более дирижистской экономической программе, которую стали называть "военным коммунизмом". Этот ярлык был применен Лениным постфактум, в апреле 1921 года, и был сделан в тот момент, чтобы донести политическую мысль о том, что программа была навязана советскому режиму обстоятельствами гражданской войны и иначе не была бы применена к населению. Однако на самом деле она имела такие же корни в большевистской идеологии, как и более анархистские и либертарианские пристрастия к рабочему контролю, характерные для левой части партии. Конечно, влиятельные большевики, такие как Н.И. Бухарин, Л.Б. Красин и И.Ю. Ларин восхваляли экономическую структуру периода гражданской войны как процесс трансформации в социализм, а их товарищ Л.Н. Крицман ностальгически озаглавил свое исследование 1929 года "Героический период Великой русской революции"." Для некоторых таких "утопических" большевиков государственный контроль над экономикой представлялся даже оружием гражданской войны, с помощью которого можно было уничтожить последние остатки капитализма: списание советским правительством всех государственных долгов, доставшихся ему в феврале 1918 года, было встречено такими элементами как взрыв бомбы под капитализмом во всем мире; в то же время внутри страны, писал большевистский экономист Е.А. Преображенский, уничтожая сбережения и стоимость денег, печатные станки, выпускавшие инфляционные советские банкноты во время гражданских войн, можно было рассматривать как "пулемет комиссариата финансов, который направляет свой огонь в тыл буржуазии". Тем не менее, меры, определившие новую экономическую эру, вводились по частям, и Алек Нове, вероятно, был прав, говоря о сползании в военный коммунизма Р. У. Дэвис заключил: "Истина, похоже, заключается в , что каждый крупный шаг, несомненно, был реакцией на чрезвычайные обстоятельства", а не определялся в основном идеологией.

В любом случае, утверждение Эвана Моудсли о том, что "военный коммунизм был, по сути, экономической политикой победившего большевизма" можно полностью принять, только если согласиться с Моудсли, что гражданские войны начались после Октябрьской революции. Этот автор так не считает, предлагая, как мы видели, что Октябрьская революция была лишь одной из фаз (ранних) гражданских войн в "России". Тем не менее, верно, что фундаментальный административный аппарат военного коммунизма, что показательно, был сформирован во время очевидного расцвета рабочего контроля сразу после Октябрьской революции. Декретом Совнаркома от 14 декабря 1917 года были национализированы банки, а декретом ВЦИК от 5 декабря 1917 года был создан ВСНХ (Высший совет народного хозяйства), который занялся в основном вопросами промышленности. Но с весны 1918 года процесс резко ускорился, поскольку экономическая ситуация, вызванная обострением гражданских войн, требовала решения (а левые большевистские радикалы, обеспокоенные договором с Германией, требовали умиротворения и удовлетворения в других сферах деятельности нового революционного государства). Ключевыми здесь стали объявление ВЦИКом государственной "продовольственной диктатуры" от 9 мая 1918 года, декрет о средствах заготовки продовольствия от 13 мая 1918 года и декрет о национализации крупных промышленных предприятий (28 июня 1918 года).

Впоследствии, по мере реализации, основными характеристиками советской экономики в условиях военного коммунизма стали: высокая степень централизованного контроля над производством и распределением товаров; государственная монополия на внешнюю торговлю (хотя до 1921 года она была весьма незначительной) и строгое регулирование внутренней торговли (до такой степени, что к 1920 году