Никто, кроме нас - Владимир Васильев

Скотч и его боевая группа, как ни странно, никаких особых почестей не дождались. Особенно Скотч: за нанесенную императору травму руки его основательно взгрели. Зато лица Нери Йонаса и Гектора О'Риди ежедневно мелькали на всех эс-ви-каналах; эту парочку носили чуть ли не на руках. Было еще несколько личностей, оказавшихся после победы в центре внимания, но их вклад в операцию «Группер» от глаз непосредственных исполнителей как-то ускользнул.

Вскоре стало понятно почему: группа Скотча в полном составе; а также Веселов, Шулейко, Маримуца с Раджабовым и МакГрегори с Сориалом получили предложение от настоящих коллег Мельникова-Семенова. Легко догадаться какое.

Произошло это на Кассандре-6, во все том же госпитале-санатории «Хозчасти».

Народ расслаблялся; даже на фляги со спиртным руководство теперь глядело сквозь пальцы. Победа…

Три типа в штатском заявились на шестнадцатый день после пленения Унве. Как раз накануне куда-то исчезли Мельников и его напарник; Скотч с ожесточением подумал, что эти двое вполне могут назавтра не узнать его, случайно встретив в коридоре. Что Мельников назовется другой фамилией, а его молчаливый приятель снова не назовется никак.

Скотч угадал; его вызвали первым.

Трое в штатском расположились в комнате для свиданий очень по-хозяйски — чувствовалось, что они везде ведут себя как дома.

— Добрый день, Вадим. Меня зовут Ле Бурже, его Райд, а его — Равиль. Мы представляем здесь одну из мощнейших структур доминанты, на которую вы с товарищами, собственно, и работали последнее время.

— Это какую же? Пресловутую «Хозчасть»?

— Именно.

— И как она зовется по-нормальному? Или мне пока не положено знать?

— Так вы согласны?

— Еще нет.

Ле Бурже улыбнулся — не то чтобы снисходительно, но как-то до жути уверенно, словно знал наперед все, чему суждено было произойти.

— Мы называемся генеральной службой контрразведки доминанты Земли. Вы с товарищами немало поработали в последнее время. И показали себя с наилучшей стороны. Вполне естественно было привлечь вас на регулярную работу, раз уж вы так много узнали и так хорошо себя проявили. Кстати, Мельников лично о вас очень высокого мнения.

Скотч злился все сильнее и сильнее.

— Скажите, а это обычное дело для вашей службы — все время подставлять своих?

Ле Бурже продолжал улыбаться:

— Вадим, мы не знаем слова «подставлять». Мы знаем только одно-единственное слово, точнее словосочетание — «обеспечивать безопасность доминанты Земли». Остальное — частности. Если понадобится отдать жизнь за доминанту, любой из нас сделает это, не задумываясь. Вы ведь тоже такой, поэтому мы с вами сейчас и разговариваем.

— А зачем вы промываете память своим людям после каждого задания?

— Разумеется, исключительно для пользы дела. Ис-клю-чи-тель-но!

Скотч отвернулся и долго глядел в сторону.

— А если я откажусь? — спросил он глухо.

— Ваше право. — Ле Бурже чуть заметно пожал плечами и быстро переглянулся с Райдом. — Но я не советую. Некоторых из вас мы просто не сможем отпустить. Всем вам по-любому придется пройти через коррекцию памяти. Когда вы очнетесь, вы будете помнить только то, что нужно, причем будете твердо убеждены, что согласились работать на нас. Так же мы поступим со всеми, кто нам нужен безоговорочно. Вот видите, как я откровенен.

— То есть, — сказал Скотч холодея, — все уже решено за меня? И выбора, по сути дела, нет?

— Ну почему же нет? Работать в контрразведке лучше добровольно и осознанно. Так что соглашайтесь — в подсознании все равно остается слишком многое, чего никак не вытравишь никакими коррекциями памяти. Согласитесь сейчас — можете далеко пойти. Откажетесь… тогда вас ожидает скорая гибель на какой-нибудь пустячной миссии. Подсознание не обманешь.

Скотч снова отвернулся.

— А кого вы еще намерены… пригласить?

— Всех.

— Всех?

— Да, всех. Всю вашу группу. Искателей Веселова и Шулейко. Ваших приятелей по Табаске — МакГрегори и Сориала. Офицеров Маримуцу и Раджабова. Всех, кто не жалел себя для победы. А уж работы на наш век хватит, можете не сомневаться, каждому по умениям. Кстати, у нас работают только офицеры, так что можете подбирать новые нашивки.

Минуту спустя Скотч, все еще глядя в пол, дал ответ:

— Черт с вами… я согласен. Но могу я попросить, чтобы мне не терли из памяти абсолютно все? Ведь можно же кое-что оставить?

— Мы обсудим этот вопрос в индивидуальном порядке, Вадим. Спасибо, мы в вас не ошиблись. Будьте добры, пригласите сюда вашего зама, капрала Саксина.

Скотч, ощущая в голове и груди гулкую пустоту, вышел и поманил к себе Солянку.

— Иди, — сказал он.

— Покупают? — поинтересовался Солянка.

— Да…

— Задорого?

— За офицерское звание.

— Понятно. На шару, стало быть. Ты продался?

— Продался.

— Угу. Ну, тогда еще ничего. По крайней мере скучно не будет.

— Это уж точно. Поскучаем только после смерти.

Продались все — и Цубербюллер, и Тамура, и Суондреды, и боевой пловец, и Рагназь. С особой охотой продался Гаваец.

Отказались только Валти (по возрасту) и, к удивлению Скотча, Мистер Литтл.

— Литтл? Ты отказался? Почему?

— Понимаешь, — вздохнул тот, баюкая дважды раненую руку, — у меня сын родился… Ромка. Куда мне?

— Сын? — Скотч опешил. — Когда ж ты успел, шельма?

— Да вот… — Литтл расплылся в характерной улыбке новоиспеченного папаши. — Вику Кузнецову помнишь? С «Дифферента»?

— Конечно, помню!

— Вот она…

Скотч, сцепив зубы и стараясь не думать о том, что скорее всего никогда не вспомнит ни этого момента, ни мистера Литтла, обнял своего бывшего завхоза и процедил, стараясь, чтобы это не прозвучало зло:

— Ну, будь счастлив, старик…

Примерно в это же время на Офелии в президентском дворце происходил торжественный прием, на который прибыли наиболее влиятельные лица пяти старших рас плюс приглашенные гости из рас второй волны.

Приглашены были и адмиралы флотов Солнечной, и адмирал Фисуненко, немало потрудившийся на ниве спецзаданий, и даже полковник Попов присутствовал, хотя его тут знали очень немногие — разве что свайг Аххо Тео.

Естественно, не обошлось без торжественных речей и тостов.

Адмирал Тим Хемерсбрандт, держа в руках бокал с офелийским вином, слушал очередную речь и потихоньку размышлял обо всем понемногу.

О недавней победе и о пропасти, по краю которой прошелся союз. О наступлении совершенно новой эпохи, когда воевать по-старому будет практически невозможно — операция «Группер» наглядно доказала, что изобретательность и быстрота мышления могут приспосабливать генераторы и сшивки для все новых и новых дел. О галактике-2, которую скорее всего предстоит исследовать им, военным, потому что куда-то нужно после войны применить силы миллионов солдат. О достигнутой почти абсолютной мобильности, когда расстояния утратили былое значение и в ту же галактику-два попасть не сложнее и не дольше, чем в соседнюю комнату.

— Уважаемые союзники! — говорил вершитель Орхуд с Галереи Свайге, торжественно развернув гребень. — Мы пережили ужасное время. Мы пережили смуту, попытку передела давно устоявшегося порядка вещей.

Свайг говорил витиевато и напыщенно, явно полагая, что именно здесь и именно так делается история.

— Однако мы сумели преодолеть это, сплотив ряды и объединив усилия. Союз в очередной раз доказал: он, и только он, является оплотом равновесия и стабильности в галактике. И теперь, когда мы впервые за многие и многие циклы прорубили окно в новую галактику, мы обязаны принести туда наши ценности и свободы.

Хемерсбрандт усмехнулся. Свайги явно нацелились расширить свою доминанту в галактику-два. Ну-ну!

— Агрессор наказан и посрамлен! Союзу — виват! Мы в очередной раз доказали, что дух и твердость — непобедимы! — Свайг завершал парадную речь. — Пирамиды Азанни, Триада Цоофт, Технократия а'йешей, доминанта Земли и Галерея Свайге сделали все это вместе. Мы победили! И никто, никто, кроме нас, не справился бы с монстром по имени империя!

Хемерсбрандт все же не удержался — пафос самодовольной, практически лишенной юмора рептилии мог по-настоящему пронять разве что самих свайгов да обе расы птичек. Что до а'йешей с их малопонятной логикой и совершенно непостижимой моралью — их понять могли только они сами, с этим давно смирилась вся галактика. Но людям речь вершителя Орхуда, невзирая на формальную истинность, все равно казалась смешной. Поэтому Тим Хемерсбрандт коротко и сдержанно рассмеялся.

— Вы не согласны со мной, адмирал? — удивленно спросил вершитель и еще шире развернул над головой роскошный гребень.

Пришлось взять себя в руки, приосаниться, напустить серьезности на лицо и ответить именно так, как ожидали окружающие: