ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3) - Пантелеймон Кулиш

левом татарском крыле? Отвиновский тотчас заметил три бунчука и показал хорошо,

где стоит хан. Туда велели пушкарю нацелить пушку. Выстрел был меток. Ядро сорвало

бунчужного, и хан, раненный в ногу, убрался поскорее из рекогносцировки. Такова

была первая версия лагерной молвы; после узнали, что хана ядро не тронуло, но убило

нескольких мурз.

*) Если это несправедливо, то хорошо придумано, т. ш.

30

234

.

Оба войска стояли бездейственно до трех часов пополудни. Пушки прогнали

гарцовников с поля. Король отправил к хану парламентера с вызовом на битву, но не

получил никакого ответа. Паны совещались уже о том, чтоб отложить битву до утра, а

король едва ли не с тем и звал хана на бой, чтоб навести его на мысль о переторжке, как

прискакал от Вишневецкого бидговский староста, Денгоф, с настоятельной просьбой

не откладывать битвы. Король принял гонца за счастливое предзнаменование, сделал

на воздухе крест и повелел Вишневецкому начинать.

Затрубили трубы, загудели бубны. Из левого крыла выскочило в поле 18 хоругвей в

трех эскадронах. (Я следую повести польской во всем, что касается польской

национальной славы, равно как и бесславия). Впереди хоругвей летел ненавистный и

страшный козакам князь Ярема с обнаженной саблею, без панцыря, без шапки. Его

боевому вдохновению и быстрому движению левого фланга приписывали многие всю

славу дня. В помощь наступающим поднялся вихрь, и ударил песком в глаза

хмельничанам, а солнечные лучи помогали песку. Но козаки бросились навстречу

Ляхам стремительно всею массою конницы и наступили табором. Они опередили

султанских Татар, силистрийских Турок, и первые приняли панский удар. В поддержку

Вишневецкому, ринулась в битву шляхта воеводств Краковского, Оендомирского,

Лэнчицкого и других. По почину пламенного Русича, Поляки „позвонили в дедовскую

славу" не хуже отступников родной национальности. „Весь этот флангъ" (пишет

польский Самовидец) „вскоре потерялся в толпе неприятелей, и долго не было видно

начинателей боя, только слышен был гул от пушечной и ружейной пальбы. Иапш

полагали, что никто из них не возвратится. Оказалось, однакож, что атака увенчалась

успехом. Стремительным напором они заставили податься все козацкое войско и

разорвали было (si ё vero) табор, хотя при этом и сами понесли чувствительные потери.

В помощь козакам пришли Татары с левого фланга, и тогда ряды наши, будучи не в

силах удержать напора слишком численного неприятеля, стали ослабевать и отступать

к редутам. Но тут они оправились, и возобновили нападение столь успешно, что

неприятель, побежденный натиею решимостью, должен был наконец податься назад.

Козаки отступили в свой табор,хотя он в начале и был разорван, но они успели его

восстановить,—Орда же удалилась на близ лежащую возвышенность".

.

235

Между тем иезуиты научили короля ездить но рядам и заохочивать войско к бою за

веру, за поруганные святилища, за „божеское право1', нужды нет, что одни из его

слушателей леиоведывалп „веру Хмельницкаго", последователя „Наливайковой секты",

а другие истребляли даже своих единоверцев pod prctextcm wiary rus* kiej,

следовательво шли в бой, как неверные.

Теперь коронным канцлером был опекун. Окруженный духовенством, именующим

национальную веру туземцев схизмою, он велел поднять высоко над валами польский

щзатжь с польским Иезуеом, истребляемый всюду козаками, и всего прежде в

могилйаском Заднеприц. Польского короля—иезуита и кардинала окружало много лиц,

подобных Адаму Киселю, а в рядах его воинов наверное было больше православных,

полуиравославных и вовсе неправославных Русичей, нежели коренных Иолонусоь, и

все ото поклонилось до земли под католический гимн, прося польского Иезуеа помочь

им против тех, которые идут на брань под знаменем русского Иисуса и, увы! Магомета.

Просимая помощь естественно делала нх обязанными помощнику: этим способом они

исключали себя из состава родиой нации. Ни паны, ни козаки, ни ноль» ение ксендзы,

ни русские попы не предусматривали такого разделения польской Руси на ся. Но

ксендзовская и поповская работа над религиозной совестью наших предков увенчалась

в известной мере горестным успехом. Ноны удержали за собой одну часть иашего

древнего займища, а ксендзы оторвали на свои пай другую. Но поклонники паны

вместе с землей захватили под свою власть и образованную часть Малорусского

народа, захватили почти все высшее сословие наше. В этом смысле Хмельниччина,

будучи прямым освобождением черни от панской власти, была, вместе с тем,

косвенною причиною крещения лучшей части малорусских людей в папизм и в

полыцизну. Чего не могли сделать Кисели, Древпнские, Могилы, Косы, Тризны, то

сделал Хмель с Перебийносами, Нечаамп, Морозенками, Джеджалами. „Национальные

герои" наших возакоманов привели Малороссию к новому крещению.

Крещение совершалось огнем и мечем. При громе пушек, лучшие Малоруссы

пошли муаиественно нротив худших вместе с Поляками, которых одних видят в

панском войске польские, да, правду сказать, и наши историки. По сказанию ксендзов,

Полякам явился в воздухе Свенты Михал, гонящий хана и грозящий ему мечем. Но

святый Михаил не явился своим поклонникам ни с панской, ни с козакотатарекой

стороны: там не хотел он помо-

256

.

гать благочестивым, так как они воевали заодно со злочестивими; здесь еще больше

не подобало ему воодушевлять православных, ратовавших под эгидою магометан. Он

предиочел сиять спокойно Золотым Верхом своим в Киеве, в обители Иова Борецкого,

зная, что русское благочестие восторжествует над польским злочеетием ц без кровавых

пьаишц-козаков, татарских побратимов.

Но каковы бы ни были вымыслы экеплоататоров нашей знати, нашей духовной и

светской интеллигенции, облака пыли мешали им видеть не только воздушные чудеса,

но и земную действительность. Только из позднейших реляций узнали они, что хоругви

князя Вишневецкого, оправясь под прикрытием шанцев, сильнее прежнего ударили на

хмельничан,—старшие б &

ѵ иъя-недолмики на меньших братьев-шдадонаиовг, те и

другие под иноверной эгидою, и рубились взаимно не хуже древних братьев Русичей,

не знавших еще злобы разноверия и вдохновлявшихся только задором областного

соперничества.

Вь это время нуреддин-султан смял Краковян и Сандомирцев. Но нолонизованииый

Русин Вишневецкий, растоптав плохих козацких лошадей своими сильными конями,

оборонил Поляков от Татарина. Козаки между тем заперлись в таборе. Бросилсябыло

Бандит вторично на табор, но он попрежнему был скован цепями в десять рядов, и

стоял, точно дышащая огнем крепость. Не испугался пламенный князь Ярема козацкого

огня, и начал было разрывать скованные возы, как в опой памятной козакам битве на

Суле, но в это время еултан-галга помог оправиться султанвуреддину, и ханские

соправители ударили дружно на Вишневецкого. Польский Ахилл отступил грозно к

шанцам.

Из современного рассказа о бое на панском центре видно, что легко вооруженные

Татары пришли на зов Хмельницкого выбирать польский мед, можно сказать, голыми

руками. Не мудрено, что „Поляки вдохновлялись непобедимым почти мужеством

(Роиасу пиеzwyciezonego prawie nabierali serea)“, как выражаются их историки. Под

прикрытием немецкой пальбы из пушек и ружей, они были не пчелами, а

смертоносными шмелями, обороняющими гнездо свое. Но старый наш Хмель и тут

едва не напоил своих сватов, как бы сказал древний баян. Он притаился с лучшими

стрелками в лесу, мимо которого должно было проходить правое крыло панской армии.

К счастью панов, засада была открыта во время,

.

237

Бой кипел уже три часа. Видя перед собой сто тысяч наездников, наступающих по

всей боевой линии, и не догадываясь, что это были атаки фальшивые, паны не

обратили внимания на то, что главная неприятельская сила, табор, пехота и гарматы, не

принимает никакого участия в битве, и только защищается. Между тем змей-горынич

засел, с корпусом стрелков, под заслоной Щуровецких лесов. Главное начальство в

таборе вверил он козаку-Татарину, Джеджалле, и велел ему только тогда двинуться с

табором вперед, когда сам он займет невидимую неприятелем позицию. Во все это

время Татары должны были’ развлекать внимание панов фальшивыми нападениями.

В данный момент Джеджалла начал спускаться со взгорья на боевое поле, грозя

королевскому центру тысячами смертей, а между тем командовавшие правым крылом