Волшебный камень - Николай Асанов

— И привел! — вдруг оживленно сказала Мария Семеновна. — Не привел, а приволок. Он ведь чистый медведь был! Как возьмет с собой рогатину — больше никакого оружия не надо, — так и знай: к ночи вернется за лошадью, это он зверя пошел из берлоги поднимать.

— Где же он его нашел?

— Скиток тут у нас оказался, беглые староверы осели, от коммуны ушли. Вот и привел оттуда начетчика. Я говорю: «Он же не поп». А мой смеется: «Все равно, бог один, только вера разная». А старовер, как узнал что его не казнить ведут, сразу разошелся, имя высчитал по лествице[29], купель соорудил и тут же окстил. Только имя-то дал староверское — Христина.

Сергей спрятал улыбку. Он ясно представил себе одинокий дом в парме и старовера, думавшего, что его влекут на правеж. Увидел обряд, совершенный в купели из свежесрубленного дерева, и то, как старовер высчитывал дни по лествице, ища имя, которого не ждала мать, думавшая об Анне или Марии. И вот лесничий берет дочку неуклюжими руками, поднимает ее высоко над своей кудлатой головой и кричит: «Диковинка моя! На Диком месте родилась, будь же на удивление всем людям Диковинкой! Пусть они дивятся на тебя — расти добрая да хорошая, леса не чурайся, зверя не пугайся, живи отцу с матерью на радость, миру на веселье! Одним глазком улыбнись, другим глазком засмейся, чтобы по всей земле пошла весна!»

Некоторое время Сергей даже не слышал рассказа. Уловил только конец:

— А когда уезжал, говорит: «Веди, Диковинка, все книги и отчеты. Когда в институт пойдешь, тебе большую пользу даст это…» Она и работает вместо отца. Тот гражданин, что лонись[30] приезжал, опыты эти охаял, вот его Диковинка и выгнала. Я сколько раз говорила: «Поедем в город. Место ли девушке в лесу? Не ровен час, кто и обидит». А она только смеется: «Я и сама каждого обидеть могу».

После чая Сергей вышел из дому. Снег перекатывался волнами, словно пенная вода вышла из берегов и перехлестывала через холмы и леса, грозя утопить домик и находившихся в ном людей.

Он надел лыжи, свистнул Снежка, чтобы не заблудиться в пурге, и пошел в лес, ища лыжню Христины, переметенную, но приметную, так как девушка всегда уходила одной дорогой.

За ближним лесом, который стоял подобно черной стене, начиналась квадратная вырубка. Сергей уже несколько раз доходил до нее, но только теперь понял, что именно здесь и были опытные посадки Христины. Участок был защищен лесом со всех сторон, пурга гудела здесь значительно тише. Сергей склонился над саженцами, которые росли отдельными группами — годовалые, двухгодичные, трехгодичные и старше. На южной границе участка находились деревья лет пятнадцати — двадцати, может быть, те самые, что посадил лесничий в год рождения Христины. Сергей с любопытством разглядывал деревья, угадывая в них южные породы. Тут были граб и дуб, бук и липа.

Деревья росли хорошо, им не мешали морозы и вьюги. Каждое дерево было обернуто у корневища рогожей, а вокруг ствола вздымались заснеженные кучки листвы или земли.

На северной стороне, возле защитной лесной полосы, там, где больше всего было солнца, раскинулись какие-то ползучие деревья, напоминающие стланец-кедрач, низкорослые, но с длинными извилистыми сучьями и привязанными к земле вершинами. И Сергей догадался, что это выведенные лесничим северные яблони.

Значит, Христина действительно вела опыты по акклиматизации южных пород дерева! Работала она одна, без помощников, успевала в то же время следить за всем доверенным ей участком, помогать на сплаве, быть хозяйкой лесного края. И он с удивлением подумал об этой девушке, строгой и неприступной лесничихе, ради своего дела отказавшейся от жизни в городе, от всех радостей девичества.

Однажды она в шутку сказала ему, что живет здесь для того, чтобы в большом мире реки были полноводны, дожди часты, люди сыты и довольны. Он не понял, сколько в этой шутке было правды, засмеялся. Тогда Христина, с обычным своим внезапным переходом от шутки к резкости, сказала:

— Что вы понимаете в лесном деле! Для вас дерево свалить — свой пот пролить, а по-настоящему это — у кого-то год жизни убавить!

— Почему? — удивился он этому неожиданному заключению.

— А потому, — горячо ответила она, — что леса вырубают — реки мелеют, по земле угар идет! — И замолчала, не желая разговаривать о потаенном.

Нестеров понял, что затронул самое дорогое, чем была полна душа Христины. Христина молчала, отвернувшись к окну и набивая патроны. Она выкладывала их ровной горкой, не следя за своими движениями, больше занятая мыслями, чем делом. Нестеров мягко сказал:

— Вы не сердитесь, Христина… Я тоже лес люблю, только, может быть, меньше его знаю. Но я могу понять… Вы дома — в лесу, а я дома — в горах… Вот рассказывают о вас, что вы понимаете язык всех птиц и зверей и чуть ли не разговариваете с ними…

— А вы не умеете? — спросила Христина, вскинув на него суровые глаза, в которых таилась обычная презрительная усмешка.

— Со мной разговаривают камни, — тихо ответил Нестеров. — Вот я и сейчас вижу: в той долине, где я нашел первые алмазы, жили странные животные, полуптицы, полузвери… Они еще не могли летать, но у них уже были крылья… Но и бегать они тоже не могли и только ползали, волоча свои тяжелые тела по необычайным лесам, в которые никогда не пробивалось солнце. Это было миллионы лет назад… Но эти животные оставили свой след на камне, и теперь камни рассказывают мне о них…

Глаза его были полузакрыты, их словно заволокло дымкой воспоминаний или представлений, о которых он говорил. Христина вытянула руки на столе, наклонившись к Нестерову, поддаваясь странному очарованию сказки. Он давно уже замолчал, а она все еще прислушивалась к чему-то, словно мир, о котором он говорил, находился рядом, надо было только внимательно вслушаться в его голоса.

За стеной пела вьюга. Мария Семеновна звенела посудой. Христина вздохнула и тихо сказала:

— Я видела геологов, только они не такие…

— Какие же? — стряхивая с себя внезапное оцепенение, спросил Нестеров.

— Останавливался у нас один человек, толстячок такой, чистенький, умытенький, с четырьмя костюмами в тайгу пришел, а ружья нету. Тоже алмазные места проверял. Тот все больше о Москве говорил, а нашу парму ссылкой считал. Разве такой что-нибудь найдет? Через неделю вернулся обратно. «Алмазы на Ниме, говорит, это бред сумасшедшего…»

Нестеров увидел карикатуру на Палехова. Он засмеялся.

— А знаете, кто этот сумасшедший?

— Уж не вы ли? — вторя ему, так же весело спросила Христина.

— Я.

— Похоже… — смеясь, сказала она и вдруг опять замолчала, став неожиданно замкнутой и строгой.