Дикая принцесса - М. Джеймс

— Они собирались… Я просто начала стрелять в них, а потом…

— Эй. — Я с трудом дотягиваюсь до нее и прижимаю ладонь к ее щеке, поворачивая ее к себе лицом. — Ты поступила правильно, Елена. Не из-за лекарства, а потому что такие мужчины заслуживают того, что получили. Ты не сделала ничего плохого.

— Многие люди с тобой не согласятся. — Она смахнула слезы. — Но я не могла позволить им, а тебе нужны были таблетки. Я не хотела, чтобы ты умер…

— Ты поступила правильно, — настойчиво повторяю я. — Плевать, что думают другие. Елена, ты знаешь, кто я. Кем я являюсь, кем я был. Неужели ты думала, что мне будет не наплевать на то, что ты убила человека, который пытался убить меня? Что ты стреляла в людей, которые пытались напасть на тебя? — Я провожу пальцами под ее подбородком, наклоняя его вверх, чтобы посмотреть ей в глаза. — Я чертовски горжусь тобой, Елена.

Она слабо улыбается.

— Я так и думала, что ты так скажешь… — шепчет она, пытаясь шутить.

Мне требуется все, что я могу сделать, чтобы справиться с этим, но, когда она смотрит на меня с этой кроткой, водянистой улыбкой, я не могу остановить себя.

Я наклоняюсь вперед и целую ее.

Все, блядь, болит, но мне похуй. Ее рот такой же теплый и мягкий, как я помню, и она испускает небольшой вздох, когда мои губы касаются ее губ, а ее рука поднимается, чтобы коснуться моего лица.

— Левин…

Мой член дергается, когда она шепчет мое имя мне в рот, твердея и посылая вспышку боли через меня, когда мои мышцы сжимаются. Я еще недостаточно здоров для этого, и это сводит с ума, потому что все, чего я хочу, это схватить ее, перевернуть на спину и вогнать себя в нее так глубоко, как только смогу.

Я хочу ее так сильно, что это причиняет боль.

— А как же душ? — Тихо шепчет Елена, когда я отстраняюсь, ее влажные карие глаза ищут мои.

Увидев ее обнаженной, мне не станет легче. Но душ звучит как гребаный рай.

Она помогает мне встать с кровати, дюйм за дюймом, пока мы, ковыляя, не пересекаем комнату. Впервые я благодарен за то, что эти дешевые номера в мотелях такие маленькие и тесные, потому что идти совсем недалеко.

— Я включу воду. — Елена идет в душ, а я прислоняюсь к стене, дышу тяжелее, чем следовало бы, и стараюсь не смотреть в зеркало. Не могу представить, что после недели, проведенной в постели, утопая в лихорадке, это приятное зрелище.

Елена возвращается ко мне, когда душ нагревается, и осторожно снимает марлю с моего бока.

— Ты справилась лучше, чем я с тобой, — язвительно говорю я ей, глядя на зашитую линию плоти, и она смеется.

— Я не знаю. Это было нелегко.

— Может, теперь ты будешь сочувствовать тому, как выглядит твой.

Она пожимает плечами, стягивая через голову футболку, и у меня пересыхает во рту при виде того, что на ней нет ничего, кроме маленьких шортиков, а ее грудь полностью обнажена. Желание прикоснуться к ней пульсирует в моих венах, как еще одно сердцебиение, и я вдыхаю, мой член набухает, когда она вцепляется большими пальцами в пояс шорт и толкает их вниз. Это непринужденное движение, как будто для нее нет ничего особенного в том, чтобы раздеться передо мной, и близость этого заставляет мое сердце колотиться в груди.

— Я не против. — Она опускает взгляд на свой шрам, затем на мой. — Думаю, теперь мы совпадаем.

Ни с того ни с сего я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится бороться, чтобы сдержать их. За болью и лихорадочной дымкой я забыл о бесконечном оптимизме Елены. О том, что она способна превратить все, даже толстый розовый гребень плоти на ее идеальном в остальном теле, в нечто, что кажется не таким ужасным, как есть на самом деле.

— Мой — всего лишь еще один, чтобы пополнить коллекцию. — Я смотрю на нее. — А у тебя…

— Ничего особенного, — твердо говорит она, ее руки касаются моих бедер, когда она тянется к моим боксерам. — И… ох.

Она вдыхает, когда спускает их вниз, и мой член резко поднимается вверх, ударяясь о пресс, заставляя меня застонать от боли. Я понятия не имею, где я нахожу силы, но я тверже, чем когда-либо за последнее время. Глаза Елены расширяются, когда она смотрит на меня.

— Тебе, должно быть, лучше.

— Не совсем. — Я закрываю глаза. — Но мой член, похоже, думает иначе, и я ни черта не могу с этим поделать. Я определенно не могу…

— Я могу. — Елена тянется ко мне, помогая войти в душ, и когда она закрывает занавеску с другой стороны от нас, ее рука обхватывает мой член. — Тебе приятно?

— Черт, я…

Это действительно приятно. Ощущения просто охренительные: ее мягкая рука гладит мою напряженную плоть, ее большой палец скользит по моей набухшей головке члена, когда она наклоняется и прижимается губами к моей ключице, поглаживая меня.

— Так нормально? — Шепчет она, и я понимаю, что это будет и невероятно приятно, и чертовски больно, когда я кончу, но у меня не хватает воли сказать нет. Ощущение того, как она гладит мой член прямо сейчас, лучше всего, что я могу себе представить, кроме как быть внутри нее, и я знаю, что у меня не хватит сил справиться с этим.

— Боже, Елена, ты не должна…

— Я знаю. — Ее губы касаются моей груди, а другая рука обвивает мою шею. — Но я хочу. Тебе нужно кончить, не так ли? Я чувствую, как сильно ты хочешь кончить. Ты такой каменный…

Все мое тело напрягается при этом звуке ее мягкого, сладкого голоса, произносящего эти слова. А потом она скользит другой рукой между бедер. Я думаю, что потеряю сознание по совершенно другой причине, так как кровь бурлит в моем члене, и я уверен, что больше нигде в моем теле ее не осталось.

Она осторожно поворачивает меня, так что я прислоняюсь к стене душевой, пока она гладит меня, и я знаю, что долго не протяну. На самом деле прошло не так уж много времени, но ощущения такие же приятные, как если бы прошли месяцы, как будто ее рука, это самое сладкое удовольствие, которое я могу вспомнить, пока она гладит меня быстрее, ее голос доносится до меня, спрашивая, хочу ли я кончить для нее, когда ее пальцы быстрее двигаются между ее бедрами.

— Пойдем со