В тени трона - Василий Александрович Зубакин

Евсей снабдил его подробным рекламным проспектом от поставщика, и Фома старательно углубился в описание технических характеристик машины. Все складывалось прекрасно, просто великолепно: скоростной «крайслер» как нельзя лучше подходил для осуществления замысла, а планы Георгия и его убийцы словно бы совпадали самым необъяснимым, мистическим образом.

После трудного учебного семестра в Сорбонне Георгий надумал отправиться на десять дней на юг, в Канны – отдохнуть и вернуться в Париж к своему двадцать первому дню рождения. Ехать он решил с ветерком, на новом авто, и пригласил в поездку своего друга, голландца Эдгара Монеанаара – и для компании, и чтобы, устав, было с кем поменяться за рулем. Из предстоящего путешествия никто не делал секрета, многие соученики Георгия были не прочь занять место Эдгара. Назначили утро отъезда. Наталья Сергеевна беспокоилась за сына скорее по материнской привычке, чем по объективным причинам: Георгий был отменным водителем, и Эдгар ему почти не уступал. Взревел мотор, «крайслер» рванул с места. Графиня, выйдя на улицу, прощально помахала рукой вслед сыну и его другу.

Фома наведался на стоянку «крайслера» прошедшей ночью, незадолго до рассвета. Он плелся по темной улице, покачиваясь, как пьяный, на заплетающихся ногах – никчемный клошар, держащий путь куда глаза глядят. В глубоком кармане у него лежала коробочка с металлическим донцем, изготовленная умелыми руками в диверсионном отделе ГПУ в Москве. Коробочку, искусно начиненную взрывчатыми компонентами, накануне передал Фоме агент Евсей. Как ее задействовать, исполнитель знал очень даже хорошо. Поравнявшись с «крайслером», Фома споткнулся и шлепнулся на мостовую, потом неуклюже поднялся на четвереньки, снова упал и снова поднялся. Потом, чертыхаясь сквозь зубы, потащился дальше по улице. А коробочка с намагниченным донцем уже переместилась из его кармана на днище машины, крепко к нему прилипнув почти впритык к переднему левому колесу.

Содержимое коробочки взорвалось на сто тридцатом километре к югу от Парижа. На высокой скорости покрышка колеса превратилась в ошметки, а само колесо сорвалось с оси. «Крайслер» выбросило с дороги, и машина врезалась в ствол дерева, стоявшего на обочине. Удар был страшный. Георгий, не приходя в сознание, умер в больнице, ни к чему не причастный девятнадцатилетний голландец Эдгар скончался на месте катастрофы.

Лес рубят – щепки летят…

Наталья Сергеевна похоронила сына на парижском кладбище Пасси. Она настолько окаменела от горя, что никто в похоронной процессии не увидел даже ее слез под черной вуалью.

Рядом с могилой сына она припасла и место для себя.

24

«Русский чай»

Прошло время, и деньги у Натальи Сергеевны кончились, а долги остались.

Подъезжая к Лондону, графиня Брасова грустно перебирала в памяти события, заставившие ее сняться с насиженного места в Париже и ехать в Англию. Гибель сына наводила ее на мысли о собственной смерти – оставшаяся в одиночестве мать была уверена, что долго не протянет на этом свете, и принимала неизбежное с холодным безразличием. Мальчик погиб, муж не подает о себе вестей, и никто не знает доподлинно, где он и что с ним, – одни лишь непроверенные слухи, способные довести до безумия. Жизнь сломана напрочь – привычный быт исковеркан революционной бурей на родине и прозябанием на чужбине: родные люди сгинули во тьме, родина стала чужой, семья распалась. Связь с непослушной и своевольной дочерью окончательно разорвана: еще не закончив школы, Тата, вопреки материнской воле, вышла замуж, развелась, снова нашла себе мужа и вела с новым избранником кочевой образ жизни – колесила по Европе, не утруждая себя перепиской с матерью, одинокой как перст. Одиночество, отягощенное безденежьем, действовало на Наталью губительно.

Неожиданное письмо от дочери пробудило в ней слабую надежду: Тата наконец-то вспомнила о матери и даже поспешила поделиться с нею хорошей новостью. Разглядывая невыкупленное из хранилища имущество отчима, за неоплаченное хранение которого грозила распродажа, Тата наткнулась в одной из ячеек старинного секретера на коллекцию орденов великого князя Михаила Александровича. Двенадцать драгоценных орденов лежали в коробке из-под перчаток – золотые, украшенные крупными бриллиантами, рубинами и изумрудами. Да ведь это целое состояние, огромные деньги, принадлежащие законной наследнице – Наталье Сергеевне Брасовой, вдове! Ордена да еще золотая флейта Михаила, позабытая в нижнем ящике того же секретера.

В письме о своей находке Тата перечислила уникальные ордена: благороднейший орден Подвязки, орден Бани, орден Золотого руна, русский орден Святого апостола Андрея Первозванного, итальянский Высший орден Святого Благовещения, датский орден Слона, норвежский орден Святого Олафа, сиамский орден Королевского дома Чакри, японская звезда Хризантемы, португальский орден Святого Бенедикта, ольденбургский орден «За заслуги» и наградной крест ордена Гогенцоллернов. Тата проконсультировалась с экспертом по орденам, и весть об уникальной коллекции, выпорхнув, заинтриговала не только аукционный дом «Сотбис», дошла она и до королевского дворца. Король, традиционно вручавший из собственных рук высшую награду Империи – орден Подвязки, наложил запрет на продажу с молотка рыцарских британских наград. Это решение Георга Пятого заморозило реализацию драгоценных орденов Михаила, а с нею лишило Наталью Сергеевну надежды на выправление своего материального положения. Но – король запретил, король может и отменить запрет! И для того, чтобы попытаться убедить Георга Пятого отказаться от своего решения, графиня Брасова и отправилась в Лондон.

Весь неблизкий путь до Лондона ее мучила одна, самая главная мысль: получается, что, добиваясь разрешения на продажу орденов Михаила, она как бы окончательно признает его гибель. Продажа орденов мужа будет означать ее согласие с тем, что на продажу выставляются личные вещи покойника, а Наталья все еще не теряла надежды увидеть его живым – вести о нем продолжали прилетать из далеких стран. Хотя слухи о его смерти преобладали, этот горестный счет так и не смог поколебать ее веру в чудесное возвращение Михаила. А продажа его орденов может стать публичным свидетельством об обратном. Такая порожденная слухами противоречивость доводила Наталью Сергеевну до полного изнеможения. Но и отказаться от спасительных денег «от Миши» она не могла себе позволить… Так, с измученной душой, она приехала в Лондон.

В Лондоне оставались старые знакомые, найти их и связаться с ними было нетрудно, но Наталья не хотела посвящать кого-либо в свои дела, выслушивать жалостливые советы и предпочитала оставаться в тени. Перед ней стояла нелегкая задача, а может, и невыполнимая – уговорить Георга разрешить продажу имперских наград Михаила и тем самым помочь вдове своего несчастного родственника, без вести пропавшего. Для выполнения этой тягостной миссии графине Брасовой требовалось попасть в Букингемский дворец, что само по себе, при всем демократизме британской жизни, было непростой задачей. Прежде всего следовало сменить свое скромное дорожное платье на соответствующий протоколу наряд, в котором она могла бы рассчитывать на прием в королевском дворце. Полистав в привокзальном кафе пачку свежих газет, пестривших рекламными объявлениями, она остановила свой выбор на довольно успешном и известном, хотя