Силы Хаоса: Омнибус - Кристиан Данн

Сайрион бросил пустой штурмболтер, расставшись с ним без сожаления.

— Нам следует заняться тем же.

Сервиторы ожидали их, столь же безмолвные, словно в каком-то безмозглом почтении. Талос вошел первым, и жестом указал аугментированным рабам заняться им.

— Выньте меня из этой брони.

— Повинуюсь, — разом произнесли двенадцать голосов.

— И меня, — сказал Меркуциан.

Он был без шлема и сплюнул кровь на пол. Она сразу же начала разъедать камень.

— Повинуюсь, — произнесли остальные сервиторы.

— И давайте пошевеливайтесь, — произнес в вокс Сайрион, карауливший вместе с Узасом вход в комнату. Меркуциан бросил ему свой болтер, когда вокруг него собрались сервиторы. Сайрион проверил запас патронов на ретинальном дисплее и подготовил оружие. Несмотря на раны, Узас стоял выпрямившись и молчал. Единственным звуком, который он издавал, было размеренное, медленное дыхание. Его шлем был разбит, покрыт трещинами и обнажал большую часть его окровавленного лица. Несфокусированные глаза смотрели в тоннель, как и спаренные стволы его штурмболтера.

— Я буду скучать по этой броне, — произнес Сайрион. — Узас и Меркуциан живы лишь благодаря ей. Копье прошло бы сквозь обычный доспех как нож сквозь масло.

Меркуциан неохотно пробормотал что-то, соглашаясь. Ему требовались все его силы, чтобы хотя бы стоять, а каждое движение вызывало новый мышечный спазм и новую вспышку боли, ползущую вдоль позвоночника.

— Я еще недолго протяну, — произнес он, снова сплюнув кровью.

Механические инструменты сервиторов приступили к работе: сверлили, откручивали и снимали фрагменты брони. Освобождаясь от очередной пластины брони, Талос чувствовал, как дышать становится легче.

— Как и все мы, — сказал он. — Мы спустились сюда не для победы.

Узас усмехнулся, но ничего не сказал.

— Брат? — произнес в вокс Талос. — Узас?

Повелитель Ночи повернул свой разбитый шлем и окровавленное лицо к Талосу.

— Что?

Сервиторы отсоединили терминаторские наплечники с хрустом и щелчками, и унесли их. Талос посмотрел в глаза Узаса, такие же черные как и его собственные, и ощутил, что в лице брата произошли какие-то перемены, но никак не мог понять, какие именно.

— С тобой все в порядке?

— Да, брат, — Узас вернулся к своим обязанностям караульного. — Лучше не бывает.

— Ты хорошо говоришь. Ты говоришь очень…ясно.

— Видимо, да, — броня Узаса протяжно зарычала, когда он взглянул на Сайриона. — Я и чувствую себя яснее.

Когда сервиторы сняли силовой кулак Меркуциана, у него подкосились ноги. Он споткнулся и прислонился к стене, чтобы не упасть. Из уголка его рта текла струйка крови.

— Когда пойдете, оставьте меня позади, — сказал он. — Мой позвоночник горит от боли, и боль сползает к ногам. Я не смогу бежать как вы.

Единственным, кто нашелся что ответить, был Сайрион.

— А он все-таки прав. Настало время разделиться, Талос. Она пронесется сквозь нас как порыв ветра, если мы будем охотиться за ней стаей.

Узас снова издал гортанный смешок.

— Ты просто хочешь спрятаться.

— Довольно умозаключений, слюнявый.

Меркуциан подавил рык.

— Хватит разговоров о разделении. Оставьте меня и доставьте пророка обратно на поверхность. У Вариеля была причина, чтобы прийти, идиоты. Талос не может умереть здесь.

— Да заткитесь вы все! — выдохнул Талос когда с него сняли шлем. — Узас, Сайрион, следите за тоннелями.

Охота Малхариона была более неспешной, но не менее плодотворной. Он шел по тоннелям, возвращаясь назад, когда внезапно натыкался на разрушенный проход или на зал, слишком узкий для его габаритов.

— Когда-то это была мастерская. Здесь трудились технодесантники Легиона. Не все, разумеется, но многие из них.

Марлона хромала рядом с громадной боевой машиной. Свет её фонаря мигнул и снова погас, и в этот раз удар по ноге не помог его оживить. Несколько секунд она стояла в темноте, слушая покрытых пылью призраков забытой крепости.

— Наши технодесантники и обученные слуги создавали сервиторов нескончаемым потоком. Пленные, неофиты, не прошедшие испытания, собранные с сотен миров люди, привезенные сюда, чтобы служить. Ты можешь это себе представить? Можешь вообразить производственные линии, заполнявшие этот пустой зал?

— Я…я ничего не вижу, господин.

— А.

С щелчком вернулся свет. Прожектор вспыхнул на плече дредноута.

— Так лучше?

— Да, господин.

— Прекрати использовать это слово. Никому я не господин.

Марлона сглотнула, оглядывая место, куда светил прожектор.

— Как вам угодно, господин.

Малхарион медленно, с лязгом и скрежетом, шел по просторной зале.

— Сейчас все совсем по-другому. Это больше не мой дом, и это больше не моя война. Но хотя бы я на охоте. Несмотря на боль, она стоит того, чтобы поохотиться в последний раз.

— Да, господин. Как скажете, господин.

Дредноут загудел, повернувшись на поясной оси, и шагнул в новом направлении, когда его ноги повернулись вслед за корпусом. Блики осветили потускневшую броню. На железном теле боевой машины остались следы последних схваток с ксеносами в масках. Тем не менее, он убил их всех до того, как они смогли подобраться ближе к его спутнице.

— Вы живы, господин? Я имею в виду… вы говорите о смерти и воскрешении. Что вы такое?

Дредноут издал неловкий скрежещущий звук.

— Я был капитаном Малхарионом из Десятой роты, нареченный примархом военным мудрецом. Он счел мои длинные трактаты по военному делу бессмысленными, но забавными. Он не раз читал мне нотации и советовал пойти служить в Тринадцатый, где мое острословие больше пришлось бы ко двору.

Она медленно кивнула, глядя на пар от своего дыхания.

— Что такое — примарх?

Малхарион снова издал все тот же скрежещущий звук.

— Просто легенда, — прогрохотали вокс-динамики. — Забудь, что я сказал.

Какое то время они стояли молча. Малхарион снова настроил вокс и, погрузившись в тихое созерцательное бездействие, прислушивался к словам Вариеля, Талоса, Люкорифа и последних оставшихся в живых членов его роты. Прибытие Живодера удивило его, как и десантно-штурмового корабля, что его доставил. Не считая этого, они, как казалось, гибли так, как сами того желали: умирая лишь после того, как отнимут жизни бесчисленных врагов, в последний раз увлажнив камни древнего замка их кровью.

Быть может, это не было столь славно, но это было правильно. Они были не такими как Имперские Кулаки, чтобы сиять золотом побед под палящим солнцем и выкрикивать имена своих героев в равнодушные небеса. Так сражался Восьмой легион, и так умрут, в конце концов, все сыны мира без солнца: одни, в темных подземельях, крича от гнева.

На мгновение он задумался о лжи, которую он сказал смертной рядом с ним: он солгал, что последняя охота доставляет ему удовольствие. Он испытывал странное чувство благодарности за шанс быть свидетелем того, как его бывшие братья по оружию встретят свою кончину как истинные сыны Восьмого легиона, но ему не было никакого дела до бестолковых ксенодикарей. За что ему на них злиться? Не за что. Вообще. Он убивал их лишь для того, чтобы преподать им урок Восьмого и показать изъяны их нечеловеческой самоуверенности.

Он не думал, что его могут сразить их разрозненные отряды слабаков. Возможно, двадцать или тридцать ксеновоинов с лучшими клинками могли бы его одолеть, но даже тогда…

Нет.

Он встретит свой конец в этой холодной могиле, уже в гробу и, наконец, погрузится в безмолвие, когда мощность реактора дредноута иссякнет. До этого момента могли пройти десятки лет. Могли пройти и тысячи — этого ему не узнать.

Малхарион отключил вокс и снова обратился к человеку рядом с ним. Как её там звали? Он разве спрашивал? Да какая разница?

— Ты хочешь умереть здесь внизу, человек?

Она сжалась от холода.

— Я не хочу умирать вообще.

— Я не бог, чтобы творить чудеса из небытия. Все умирает.

— Да, господин.

И вновь — молчание.

— Я слышу голоса, — призналась она. — Чужаки снова идут.

Внушительных размеров автопушка на правой руке дредноута поднялась и издала клацающий звук перезарядки, который стал для Марлоны уже знакомым. Перешептывания становились все громче. Она практически чувствовала, как кто-то сзади дышит ей в шею.

— Моя легенда уже завершилась славой. Капитан Малхарион, возродившийся в несокрушимой стали, дабы повторно сразить Рагуила Страждущего из Девятого легиона, прежде чем наконец впасть в вечное забвение. Хорошая легенда, не так ли?

Даже не понимая значения слов, она чувствовала их важность.