Загадка Скапа-Флоу - Александр Корганов

Там стояло: «три месяца учебы». А затем указывалась такая сумма в бумажных марках, которая вызвала у меня головокружение. «Без последующих обязательств» — стояло ниже.

Я вышел из старого серого здания биржи на улицу. В выпуске «Лейпцигских последних известий» нашел сообщение о курсах валют и начинал рассчитывать.

Похоже, что в пересчете моих крон в бумажные марки этой суммы должно было хватить…

Решено! И я бегом отправился домой…

Моя мать сидела перед своим мольбертом и делала рисунок для будущей картины. Это был вид леса с несколькими косулями. В последнее время она часто обращалась к этому сюжету.

— Ты только подумай, — упредила она меня. — Зубной врач согласился в качестве уплаты взять у меня картину. Он находит мои картины превосходными, и, кроме того, он нашел мне еще двух новых клиентов. — Ее щеки пылали. — «Я считаю, что каждая картина стоит не менее тридцати золотых марок», — сказал он. При хорошем настрое я могла бы писать по две-три картины в неделю. Это от двухсот сорока до трехсот марок в месяц, юноша. Знаешь что, похоже, наши мучения с кружевами теперь прекратятся.

Я внимательно посмотрел на нее. Да, она снова была в воздушном шаре своих мечтаний.

Я сделал глубокий вдох.

— Все это прекрасно, мама. Но не стало бы тебе легче, если бы у нас уменьшилось число голодных ртов?

Она опустила палитру:

— О чем ты говоришь, Гюнтер?

— Я подумал, что и для меня настало время подумать о заработке.

— И что ты намерен делать?

— Я хочу стать моряком.

Она встала.

— Вот посмотри, — сказал я поспешно. — Я достал уже проспект морской школы в Финкенвердере. Плата за обучение невелика. Я мог бы даже оплатить учебу только моими шведскими кронами. И, кроме того…

Она прервала меня:

— Тебя на самом деле тянет к морю?

— Да, — ответил я, — на самом деле, всем сердцем. Ты же знаешь об этом.

Она молча опустила голову… Затем тихим, с дрожью голосом произнесла:

— Ну, если это на самом деле так, тогда я не могу стоять на твоем пути…

Тренировка на бушприте.

Парусник «Ольденбург» под полными парусами.

Под полными парусами

Школа моряка в Финкенвердере располагалась в большом доме из красного кирпича на берегу реки.

Из окон большого зала днем мы могли видеть проходящие мимо суда, которые направлялись к морю или возвращались обратно, а с наступлением темноты — их огни, скользящие вдоль реки. В спальне, откуда реку не было видно, слышны были гудки пароходов. Все это будоражило воображение, и мы испытывали страстное желание поскорее вырваться на морской простор…

Мы — это группа из тридцати-сорока юношей, вечно голодных как волки, однако всегда веселых и полных ожиданий и надежд.

Порядки школы были весьма строгими. Например, тот, кого заставали за курением, должен был съесть свой окурок.

Но нас все это нисколько не смущало. Мы брали от этой жизни все, что только могли получить, даже если это был обед самого директора.

Секрет уловки, как стянуть обед директора, капитана Олкерса, передавался из одного поколения учеников в другое. В момент, когда в подъемнике поднос с обедом проходил мимо нашей столовой, нужно было молниеносно заменить полные миски на пустую посуду. Тот, кто был неловок, мог оказаться в очень неприятном положении. Но все повторялось снова и снова, и сострадательные души полагали, что капитан Олкерс потому и остается таким маленьким и сухим, что ему так часто в мисках достается только воздух…

А между тем мы изучали сплесени[69] и морские узлы, сигнальную книгу и правила мореплавания. Обучение шло быстро, так как подготовка длилась всего три месяца. Поэтому среди моряков наша школа называлась «фабрикой матросов из Финкенвердера».

Но, даже несмотря на короткий срок обучения, мы проявляли нетерпение, и в свободную вторую половину дня только и обсуждали свои дальнейшие шансы. Хороший шанс — это получка матроса на судне в дальнем плавании. И мы расхаживали туда и сюда вразвалочку, с широко расставленными ногами, как бывалые матросы в гавани, и сплевывали через плечо с пристани в воду, и с волнением ждали дня, когда нас должны были освидетельствовать.

Через три месяца состоялся выпускной экзамен. Его успешно выдержали все, и капитан Олкерс каждому пожал руку и пожелал счастливого плавания.

Вскоре все разъехались, за исключением двоих: Янке и меня.

У нас с ним не было денег на поездку домой и, кроме того, мы не хотели упустить свой шанс. Таким образом, мы стали D-учениками. Так называли выпускников, не получивших назначения.

С A-учеников начинались пребывание в Финкенвердере, затем они превращались в B-учеников, и в выпускной месяц — в C-учеников. D-ученики представляли собой «замшелых карпов», которые кормились в школе до тех пор, пока не ловили свой шанс.

Дальнейшее пребывание в школе нельзя было назвать хорошим временем. Наши прежде спокойные прогулки по причалам гавани превратились в беготню от судна к судну и поиски работы. Но мы никому не были нужны.

В том числе и в школе. Однажды вечером, когда мы, усталые и разочарованные возвращались в школу, в большом зале нас остановил боцман Шмидт и сказал:

— Я хочу предупредить вас, ребята, по-хорошему: второй день здесь не продохнуть от рыбной вони, которая от вас исходит.

Потом он напялил на голову свою егерку и удалился.

Да, это действительно было далеко не прекрасное время. И когда однажды нас позвали к капитану Олкерсу, мы очень обрадовались: так или иначе, но, в конце концов, это должно было когда-то закончиться.

Когда мы вошли, он сидел за своим письменным столом. Мы поприветствовали его и замерли перед ним навытяжку.

— Парусник «Гамбург» ищет двух юнг, — сказал он строгим командным голосом. — Это хорошее судно, а его капитан является одним из лучших моряков, которых я знаю. Завтра можете оформляться.

— Есть! — ответил я с благодарностью.

А Янке сухо переспросил:

— А каким будет наше денежное содержание?

Капитан Олкерс поморщил лоб.

— Денежное содержание? — повторил он недоброжелательно. — Какое еще для вас денежное содержание? Ведь вы только учитесь и для судна пока являетесь лишь балластом. Кроме того, «Гамбург» становится учебным судном. А за обучение судовая компания требует тридцать марок в месяц. И это еще дешево, юноши, исключительно дешево!

«С водой, пемзой босиком