Наследник Седьмой Марки - Виталий Сергеевич Останин

И снова Третий Рим «спасли» демоны. Успевшие забыть, каково это, когда орды Низших несутся по странам, сжирая все и всех на своем пути, люди с ужасом обнаружили, что Ад никогда, в общем-то, и не прекращал попыток полностью подчинить мир людей. Гон прокатился по Восточной Европе через Балканы и закончился на территории Османской Империи. Появление второй Геенны заставило самых говорливых политиков и влиятельных дворян позакрывать рты. И вновь сплотиться вокруг русского царя.

Не всех. В частности, не Олельковичей. Предок Сигизмунда одним из первых увидел закономерность — связь империи и Геенны, которая никогда не позволит появиться на мировой карте такому государству, как Польша или Литва. Проблемой были не русские князья, захватившие всю Европу и теперь правившие ею железной рукой. И не демоны, большую часть времени не вылезающие за Пелену. Совокупность этих двух факторов являлась настоящим препятствием на пути к свободе и независимости. Ведь пока существует внешняя угроза и сильный необоримый враг, любое государство будет крепким и монолитным в своем ему противостоянии.

Чтобы победить обоих врагов, нужно было использовать ресурсы одного из них. В хороших отношениях с русскими бывшие правители Польши никогда не находились, поэтому Адриан Олелькович сделал ставку на Герцога Ада Вапулу. И четыре поколения спустя эта сделка начала приносить свои плоды. А трон под Рюриковичами снова зашатался.

Сигизмунд Олелькович отодвинул в сторону бумаги, которыми занимался последние пару часов. Он работал со списками, союзниками и вассалами, в последний раз проверяя каждое звено в цепи замысла, созданного еще его далеким предком. По всему выходило, что слабых участков в ней не имелось. Каждый дворянин, каждый боярин знал, что ему нужно будет сделать. Не доверяя одним лишь их заверениям, для каждого Олелькович припас страховку. Для одних гарантом верности стали заложники из числа родственников, для других — компрометирующие сведения, способные до основания разрушить их рода в случае проявления слабости или предательства.

Механизм заговора должен был сработать безупречно. Обвинения в адрес Имперской Канцелярии, которая забрала слишком много власти и, как следствие, стала коррумпирована и плохо управляема. Волнения в Великом княжестве Испанском — тамошние баски всегда были готовы поднять восстание. Сенатские слушания по расходам на военную операцию против военно-морских сил Британии — вот уж где отмывались деньги, так это на поставках армии и флоту. Последствия Пражского Манифеста, который имперская канцелярия разгребала до сих пор. И, наконец, светский скандал со вторым наследником правящего дома, Алексеем Петровичем, который имел наглость устроить салон в Париже, на который заявился со своим любовником.

Подобные удары Третья Римская Империя получала и ранее. Но никогда все сразу, буквально за два-три дня. И не в тот момент, когда правящий монарх дышит, что называется, на ладан из-за слабого сердца. Ежели к этому добавить его супругу, происходящую из древнего литовского рода Гедиминовичей и совершенно открыто симпатизирующую партии, выступающей за федерализацию, а также обладающую немалым влиянием на первого наследника Иоанна Петровича, то дело и вовсе представлялось решенным.

Только вот требование эмиссара Герцога Вапулы, на котором его повелитель особенно настаивал… Какого беса целому падшему ангелу до какого-то охотника на Низших? И зачем ему понадобилось, чтобы Йоханна Эссена, этого выскочку с Марки, убил лично Адам Олелькович? Чем мальчишка из пограничной Марки угрожал планам европейского дворянства и почему его наследник лично должен был рисковать жизнью в такой важный исторический момент, Сигизмунд Олелькович не понимал.

Однако эмиссар выразился предельно точно. Йоханн Эссен должен умереть от руки Адама, причем не позже, чем механизм заговора будет запущен. Это тревожило главу рода. Заставляло вот уже в третий, если не в четвертый раз проверять собственную диспозицию, ища слабые места и возможности для поражения. Ведь в том, что Герцог Ада имеет свои интересы, сомневаться не приходилось. И не факт, что в долгосрочной перспективе они совпадают с целями заговорщиков.

Сигизмунд полагал, что так его союзник намерен проверить, насколько удачно прошел ритуал, проведенный над наследником Олельковичей совсем недавно. Желал оценить вложения, так сказать. Справедливым требование было бы, касайся дело кого-то другого, а не единственного сына.

Конечно, Адам был силен — ритуал сплавил его родную магическую силу с подсаженной в единое целое. По рангу он самую малость не дотягивал до Супрема, но — в потенциале. При этом мальчишке, несмотря на возросшие возможности, которыми еще никто не обладал в их семье в таком юном возрасте, банально не хватало опыта. А Эссен… Молодой охотник вырос, впитывая с молоком матери сложную науку охоты.

Поэтому глава рода и волновался. Не за восстание, которое должно было случиться со дня на день. За сына. Поэтому и перебирал документы и имена союзников, желая найти какую-то важную, но упущенную деталь. Скрывая таким образом страх за наследника за боязнью неудачи всего предприятия.

В конце концов, устав от этого, он капнул на стол кровью из порезанного пальца, размазал ее, создавая странный в своей чуждости узор, после чего водрузил поверх нарисованной печати модум связи. Тронул камень, посылая сигнал собеседнику за сотни верст, и почувствовал, как тот откликнулся.

— Отец?

Над столом замерцало призрачное изображение наследника. Судя отсутствию верхней одежды, он либо спал, либо, как обычно, развлекался с девками.

— Чем занят? — произнес Сигизмунд.

— Сплю. Один, — с улыбкой ответил первенец. — Показать?

— Адам, мне наплевать, даже если у тебя в постели наследница дома Рюриков! — фыркнул отец. — Мы о чем с тобой говорили?

— О цели, отец. Я все помню. Завтра или послезавтра решу этот вопрос.

— То есть ты еще не занимался этим?

— Я сделал в направлении этого определенные шаги. Если к завтрашнему дню недоносок не отреагирует, сам нанесу ему визит. Прошу, поверь мне. Я вполне осознаю, что делаю. К завтрашнему вечеру о существовании проблемы Эссена ты можешь забыть.

Сигизмунд кивнул, затем вспомнил, что на изображении, которое выдавал модум связи, довольно сложно разглядеть такие мелкие жесты, добавил голосом:

— Хорошо. Не подведи меня.

— Конечно, не подведу! Я прекрасно понимаю, что на кону!

— Вот и хорошо.

Отец с сыном попрощались, изображение над модумом погасло, а следы крови на столе превратились в чешуйки засохшей органики, которую старший Олелькович сдул на пол.