Особый контроль - Василий Головачев

– Наблюдатель вроде няньки? – хмыкнул Бруно. – Плохо верится. Мало нам СЭКОНа? Вообще сама идея глобального контроля над деятельностью человечества – фикция.

– Фикция? – обманчиво ласково переспросил Томах. – А факты, которые мы имеем, тоже фикция? Что бы ты сказал, если бы вечером, когда ты сел смотреть интересный фильм, стена твоей комнаты вдруг рухнула из-за действия соседа, который решил проложить кратчайший путь к другому твоему соседу? Через твою комнату. Чем мы отличаемся от этого чудака? Привести примеры?

– Пример ты уже привел, не совсем удачный, но образный, – сказал Богданов. – У меня вопрос иного плана: как он это делает? Я имею в виду «звезды».

Бруно пожал плечами.

– С точки зрения технологии такую «звезду» сделать нашими средствами невозможно. Я уже говорил, что в этой точке наблюдаются странные эффекты типа нарушений причинно-следственной связи на микроуровне.

– Как невозможно? – удивился Станислав. – Сфокусировал на поверхность слабенький лучик ТФ-эмиттера…

– И разнес эту поверхность вдребезги! Даже самый немощный ТФ-импульс разрушает любую броню разведкораблей, несмотря на подпитку каркаса силовым полем. Вы что, не изучали в школах ТФ-физику? Судя по всему, «звезды» – это следы каких-то обратимых во времени процессов, и проявляются они бесшумно и без каких-либо деформаций зоны в материале. А это уже уровень внутрикварковых процессов! Я, пожалуй, останусь здесь со своими орлами.

Богданов кивнул.

– Понадобишься, я тебя найду.

Они выбрались в солнечный день, царивший вне гулкого помещения взрывной установки.

– Зачем ты нас искал? – спросил Томах, из-под козырька руки глядя на конус, имевший вполне законченный вид.

Богданов помолчал минуту.

– Вас не насторожило совпадение места установки ТФ-взрыва с местом предполагаемого двести шестьдесят лет назад ядерного взрыва?

Филипп и Станислав переглянулись.

– Мы говорили об этом. Случайность.

– Вы еще верите в подобные «случайности»? После того что произошло на орилоухских станциях? После смерти Василия? После «зеркал» и всего прочего?

– Ну и что? – Томах начал сердиться. – Не говори недомолвками, начальник.

– Пошли посидим, неудобно говорить на виду у всех.

Томах направился к антигравам. Сели в кабину четырехместного пинасса.

Филипп был заинтригован необычным поведением Богданова, но не подал виду.

– Знаете, кто определил место строительства установки? – спросил Никита, глядя на друзей сквозь прищур век.

– И об этом мы успели поразмышлять. По-моему, определить это уже невозможно. Запись заседания СЭКОНа оказалась неполной.

– Ошибаетесь. То есть я хочу сказать, что запись действительно неполная, и тем не менее я нашел того, кто первым посоветовал выбрать окраину полигона, именно этот район.

Томах приподнял брови.

– Интересно. Ну и кто?

– Керри!

– Ты с ума сошел! – Станислав встретил взгляд Богданова и поежился. – Неужели ты хочешь сказать, что…

– Совершенно верно, – подтвердил Богданов вежливо. – Оказывается, человечество контактирует с высшим разумом уже сорок лет и не знает об этом!

Томах скептически покривил губы.

– Керри не сорок, а шестьдесят. Ты что же, веришь, что Керри Йос и есть Наблюдатель? Чушь! Извини.

– Именно такой реакции я от вас и ожидал. И все же прошу поразмыслить на досуге. Только не показывайте этого самому Керри, я не хочу, чтобы кого-нибудь из вас постигла участь Василия. Высаживайтесь, мне пора.

Томах и Филипп, одинаково ошеломленные словами Никиты, вылезли на землю. Пинасс захлопнул фонарь и взлетел. Проводив его глазами, инспекторы снова переглянулись, и холодок тревоги струйкой протек вдоль лопаток Филиппа. Словно очнувшись, он оглядел панораму строительства. Кругом было полно людей, веселых, уверенных, сильных, знающих, что они делают и что им предстоит сделать. Филипп глубоко вздохнул: жизнь шла своим чередом, и природа не выглядела обиженной, несмотря на безрадостный ландшафт пустыни. Но тревога в душе осталась…

Точна такая же заноза тревоги сидела в душе Томаха, который знал, что Богданов никогда не бросает слов на ветер.

Старт первой межгалактической экспедиции, состоящей из двух космолетов «Витязь» и «Дерзкий», передавали по всемирному информвидению во все уголки Солнечной системы. Лишь немногие, в том числе Аларика и Филипп, видели его непосредственно в пространстве, хотя и через оптику, но без фотоэлектронных умножителей и передатчиков изображения.

Оба корабля неподвижно висели в двух тысячах километрах от поверхности Луны, в ее тени, озаряемые только пепельно-голубым светом полной Земли. Они не предназначались для посадок на планеты, в отличие от крейсеров УАСС, и форму имели даже отдаленно не напоминающую стремительные обводы первых ракетных кораблей: «Витязь» представлял собой четыре диска, насаженные на три трубы длиной около полутора километров, «Дерзкий» – три конуса на одной четырехугольной трубе.

Филипп и Аларика стояли на обзорной палубе монитора предстартовых операций, плавающего над Луной на той же высоте, что и уходящие космолеты. Из зала управления они ушли давно, как только закончился последний перед отлетом контроль систем обоих кораблей. Все слова были уже сказаны, прощальные речи произнесены, оставалось ждать времени старта.

До «Дерзкого» было без малого двести километров, и выглядел он на фоне звездных россыпей слабой искрой света, словно оправдывая название. Но оптический панорамный квадрат позволял видеть корабль во всех деталях, как и «Витязя», отошедшего от напарника на расстояние безопасности – сто километров.

Первым стартовал флагман экспедиции «Витязь». Май Ребров находился на его борту.

Космолет вдруг стал терять четкую форму, расплываться в сияющий голубой факел. В какой-то миг этот факел пронзили изнутри ослепительно белые тонкие лучики света, а когда факел погас, пространство оказалось пустым. «Витязь» начал первый прыжок в «струнном» режиме к Большому Магелланову Облаку, выглядевшему с расстояния в сорок шесть тысяч парсеков маленьким пятнышком света в созвездии Золотой Рыбы.

Старт «Дерзкого» для непосвященных ничем не отличался от старта его предшественника. Лишь Филипп, знавший, что в конструкции космолета были использованы новые ТФ-антенны, разработанные согласно формуле Ромашина, различал нюансы в стартах обоих кораблей, но это не заставило его ощутить сопричастность к большому событию. В настоящий момент его больше волновала близость Аларики и ее настроение, поэтому он думал преимущественно о том, как отвлечь ее от горьких дум. И придумал. Прямо с монитора, опустившись лифтом в Геоград и на метро добравшись до Москвы, он увлек ее на концерт современного нью-балета в Большом театре.

В десять вечера они медленно возвращались с концерта, отпустив такси за несколько кварталов-зон до жилой зоны Басова, где жил Филипп. Пешеходные дорожки, прорезанные в лесном массиве и соединяющие дома и зоны, были пусты; плоские квадраты светопанелей, подвешенные на пятиметровой высоте, усиливали свечение при их приближении и угасали позади.

Шли молча. Филипп держал Аларику за руку. Издалека изредка долетал чей-то смех, голоса, звон тормозящих антигравов. Аларика думала о чем-то своем, и Филипп не мешал ее мыслям. Она сама назвала киб-пилоту машины его адрес, и это было единственное, в чем он не сомневался.

– Вот и улетел Май, – сказала наконец Аларика, когда они прошли с полкилометра, вслушиваясь в шум листвы и скрипы каких-то ночных насекомых. Филипп невольно поднял голову, бросая взгляд на вызвездившее небо. На западе бесшумно вспыхивали зарницы и вонзались в зенит туманные шпаги орбитальных лифтов. Где-то далеко-далеко от Солнца посланцы человечества продолжали путь к цели, с каждым прыжком удаляясь от Земли на десятки световых лет…

– Они уже прошли дельту Золотой Рыбы, – пробормотал Филипп и внимательно посмотрел на спутницу. Аларика отвернулась, но он успел заметить выступившие в ее глазах слезы.

– Они вернутся. – Филипп обнял ее за плечи, повернул к себе и осторожно вытер ладонью две мокрые дорожки на щеках. – Через пять лет они вернутся. Экспедиция защищена от всех существующих опасностей.

– Я знаю. – Аларика зябко поежилась, прижалась щекой к его ладони. – Пойдем быстрее, мне стало холодно.

Дома они уселись друг против друга и, заказав напитки, безмолвно подняли бокалы с золотистым шампанским. Отпили по глотку.

– За тех, кто в пути, – сказал Филипп.

– За нас с тобой, – ответила Аларика.

Выпив шампанское и попробовав коктейль, Филипп открыл стену-окно, выбрал программу в пенале музыкального «Орфея», и комнату заполнили нежные звуки виолы. Аларика смотрела на него, чуть прищурясь, и медленно потягивала тоник из бокала.

– Дождь, – тихо сказала она. – За окном дождь… Природа оплакивает кого-то. У меня такое чувство, будто случится что-то ужасное! Словно какой-то злой рок навис надо мной, преследует, не дает покоя… Не знаю, откуда взялась эта тревога, ты ли ее принес или кто-то другой?