Французский шпионский роман - Пьер Нор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коплан, уже выведенный из равновесия стычкой со Стариком, сжал кулаки. В ту же секунду он почувствовал, что не может себя сдержать. Шагнув к Моник, он поднял ее в воздух и понес к дивану. Там он в бешенстве сорвал с нее оба эфемерных предмета туалета, заглушил ее крик решительным поцелуем и принялся одаривать ее ласками, более походившими на истязание.
Чуть позже они растянулись на диване, тяжело дыша. Моник прервала грозившее затянуться до бесконечности молчание, прошептав:
— Ты не представляешь, как я ждала этой минуты…
— Во всяком случае, я скажу пару ласковых слов психоаналитикам из Учебного центра. Припомню я им их враки насчет фригидности.
— Ты не разочарован?
Он намотал ее волосы себе на ладонь и произнес с грубоватой нежностью:
— Я похож на разочарованного мужчину? Ты отъявленная потаскушка! Кониатису можно позавидовать.
Теперь настала ее очередь обнять его.
— Ты так ничего и не понял? — шепнула она.— Я терплю Кониатиса только потому, что влюблена в тебя. И счастлива я благодаря тебе.
Вновь воцарилась тишина. Наконец Франсис высвободился, встал и привел в порядок одежду.
— Оденься,— велел он.— У нас хватает нерешенных проблем.
Через четверть часа она была готова: черные брюки и светло-голубой свитер со стоячим ворогом. Она улыбалась, и ее синие глаза источали теплое, умиротворяющее сияние. Не произнося ни слова, она поставила на поднос бутылку виски и две рюмки. Потом она закурила, опустилась в кресло и подобрала ноги.
— Мне надо многое рассказать тебе, — начала она.— Постараюсь по порядку. Кониатис прилетел в Женеву ликующий. Перво-наперво ему, конечно, захотелось заняться любовью: два дня врозь — и он сходит с ума от нетерпения… Потом мы болтали. Никогда он не бывал настолько словоохотливым и эмоциональным. К несчастью, я не дождалась подробностей, но он все-таки разъяснил, что одержал в Риме одну из самых блестящих побед. Потребовалось сломить сопротивление одного очень могущественного, очень состоятельного человека, чтобы тот раскошелился на 500 миллионов франков старыми, а то и больше. «Теперь,— добавил он,— мне осталось преодолеть всего одно препятствие, и величайший подвиг моей жизни будет совершен». Тогда он и рассказал об обещанном сюрпризе: через восемь дней мы отбываем в Уругвай. Он встретится там с двумя-тремя партнерами, после чего мне обещано пятнадцать дней отдыха в Пунта-дель-Эсте. Солнце, песок, волны, набережные, шикарное времяпрепровождение в одном из чудеснейших мест планеты!
Она с изяществом поднялась и исчезла в спальне, откуда возвратилась спустя несколько секунд.
— Смотри, что он мне подарил! — похвасталась она, протягивая Коплану тяжелый золотой браслет со вставленными в него часиками в бриллиантовой оправе. — На часах гравировка «Вашрон-Константэн», представляешь? Кажется, они стоят восемьсот тысяч старыми. Разве не чудесный патрон этот Кониатис?
Франсис оценил безделушку по достоинству:
— Старик никогда не преподнесет такого подарка. Воистину золотое у тебя местечко! Когда задание будет выполнено, ты вспомнишь Кониатиса с сожалением.
— Вполне возможно, с улыбкой согласилась она.— Но выбор сделан, и обратного пути нет. Если по истечении испытательного срока Старик возьмет меня на постоянную работу, я буду трудиться на него всю жизнь.
— Хорошо сказано,— довольно сказал Коплан.— Люблю людей, горящих священным пламенем служебного рвения. А теперь вернемся к нашим баранам…
— Хорошо,— кивнула она и, усевшись в кресло, застегнула браслет на запястье.— В Женеве я не только занималась любовью с Кониатисом, я еще и работала. Отель предоставил нам портативную пишущую машинку, и я напечатала кучу бумаг, хотя, к сожалению, не смогла снять с них копий: Кониатис увез и напечатанное, и копирку, и оригиналы моих стенограмм. В общем, там говорилось о редкоземельных металлах: цирконий, бериллий, марганец, нигерийский цинк, кобальт и прочее. И сплошь специальные словечки, которые встретились мне впервые в жизни и звучали для меня как китайская грамота: компенсация по лизингу, перевод на арендованные счета, гарантия под поручительство, расчетные таблицы ферросплавов, не подпадающих под ГАТТ[40]
, а то и почище. Даже при блестящей памяти запомнить всю эту ахинею невозможно.
— Он не обмолвился, для чего предназначались эти заметки?
— Нет, но я знаю, что он встречался с американцем по имени Стюарт Доки, который находился в Женеве как американский внешнеторговый эксперт. Кроме того, вчера вечером мы ужинали с Ванко Маничем, югославским дипломатом.
— Опять Югославия,— задумчиво проговорил Коплан.— В Риме Кониатис тоже встречался с югославами.
— И завтра утром он на сутки улетает в Белград.
— Повтори, что он рассказал тебе, вернувшись из Рима.
— Могу близко к тексту. Он обнял меня и сказал: «Моя красавица, ты приносишь мне счастье. Я только что одержал в Риме одну из самых блестящих побед в своей жизни. Преодолею еще одно препятствие — и величайший подвиг будет совершен».
— Туманно и ни о чем не говорит, — вздохнул Коплан.
— Позднее он объяснил, что у него вышла очень неприятная беседа с каким-то страшно упрямым стариком, но ему все же удалось расколоть его на полмиллиарда… Кажется, он рассуждал еще о ниагаре твердых, как кремень, дойче марок, но я не уверена, связано ли это с тем стариком.
— Думаю, связано,— ответил Коплан.— Старый упрямец держит в кармане все немецкие банки и ворочает сказочным капиталом… А что это за последнее препятствие, о котором толкует Кониатис?
— Понятия не имею: он не уточнял. Думаю, что решающий этап — Уругвай. Кониатис обладает удивительной особенностью: он неизменно совмещает дела и развлечения. Вообще же это невероятно собранный человек. Все поездки, встречи, переговоры, обеды — все раскладывает в голове по полочкам, все у него синхронизировано, прохронометрировано, рассчитано до мельчайших деталей. Очень головастый месье!
— Все больше и больше в этом убеждаюсь,— ухмыльнулся Коплан. Он пригубил виски и закурил «Житан». Моник ироническим тоном возобновила беседу:
— С тех пор, как я состою в интимной близости с Кониатисом, мое мнение о мужчинах сильно изменилось. До этого я не слишком уважала мужской пол. Теперь же, честно говоря, не думаю, что женщина, даже умнейшая, могла бы сравниться с Кониатисом.
— В каком смысле?
— Не знаю… Он — само совершенство. Он ухитряется вести свои дела с неподражаемой энергией, оставаясь при этом непринужденным, легким на подъем, внимательным. У него острый ум, не засыпающий ни на минуту, при этом он не теряет юмора, критичности, свежести чувств и любовного пыла. Ко мне он привязан, как ребенок. Например, стал курить только «Кен г», потому что я не курю других сигарет. Это, конечно, мелочь, но ведь при этом он ворочает сотнями миллионов. Такие мелочи говорят о многом.
— Я в конце концов начну восхищаться Кониатисом, если ты и впредь будешь восхвалять его всякий раз, стоит разговору коснуться его,— проворчал Коплан.
— Если бы ты мог испытать хоть чуточку ревности, мое счастье было бы полным,— заявила она с шаловливым блеском в глазах.
— Вот-вот,— огрызнулся Франсис,— продолжай кривляться. Учти, заработаешь порку. Я уже говорил тебе, что не терплю кокеток.
— А я обожаю, когда меня шлепают,— поведала она насмешливо.
Коплан встал и осушил рюмку.
— Поеду к Старику,— сказал он.— Когда вернется твой необыкновенный возлюбленный?
— В пятницу вечером. Я же пока займусь сбором вещичек для отпуска в Пунта-дель-Эсте… Патрон выдал мне щедрые премиальные. Специально на представительские расходы… Я смогу накупить массу вещей. Он хочет, чтобы я выглядела элегантной.
— Когда отъезд?
— Седьмого, в десять утра. С двухдневной остановкой в Нью-Йорке. В деловых целях, разумеется.
Глава XII
Прослушав запись разговора между Копланом и Моник, Старик поморщился. Длинная пауза, прерываемая вздохами, последовавшая за первыми же репликами, ошарашила его. Он выключил магнитофон.
— С какой стати? — вскипел он.— Вы могли бы стереть это место. Откровенно говоря, Коплан, вам недостает такта и стыдливости.
— Я думал, что вас особенно заинтересует именно это место,— невозмутимо возразил Коплан.
— Позволяете себе Бог знает что! — заявил Старик и передернул плечами. После чего пленка вновь пришла в движение. Прослушав запись целиком, он не мог скрыть удивления: — Вы не сказали ей, что в Риме за Кониатисом велась слежка?
— Нет, я подумал, что лучше сперва посоветоваться с вами.
Старик почесал в затылке.
— Да уж,— сказал он,— оружие обоюдоострое. Она еще слишком неопытна в нашем деле, чтобы сохранить естественность, узнав об этом. А вы как считаете?