Цирковой поезд - Амита Парих

в доме сироту-подростка. И тот факт, что Фитц сделал это без колебаний, говорил о нем громче любых слов.

Иногда по ночам Лена ворочалась и корила себя за то, что так легко вошла в новую семью. Ей казалось, что она слишком быстро приняла это решение, а уверенность в том, что после потери отца и Александра она больше никогда не будет чувствовать себя счастливой, плотно укоренилась в ее голове. Но в то же время она помнила слова папы, сказанные им о маме:

«Она бы хотела, чтобы мы двигались вперед и были счастливы, Лена».

В одной из глав учебника, которую нужно было прочитать в этой четверти, было написано об адаптации животных. Лене понравилось это слово, и она провела аналогию между своей жизнью и жизнью растений и животных, которые приспосабливались к изменившейся окружающей среде. В какой-то мере адаптацией являлось и то, что происходило с ней сейчас. Она меняла себя, чтобы подстроиться под изменения и выжить.

Фитц остановил автомобиль у неприметного здания администрации и заглушил мотор. Они долго петляли по коридорам, пока не нашли нужный кабинет. Юрист помог заполнить бумаги. Неожиданно он обратился к Лене:

– Вы желаете сменить имя? – Он протянул листок, указывая на верхнюю строку, где заглавными буквами было напечатано Елена, а рядом с ним значилась ее фамилия Калиста. После фамилии стояло тире и пробел, куда можно было вписать новое имя. Лена только сейчас поняла, что именно у нее спросили.

Фамилия была единственной связью, оставшейся между ней и отцом, «Миром чудес Беддингтона и Стерлинга», Александром и лунными ночами в Салониках. Хотела ли она ее потерять?

Затем она подумала о том, чем все закончилось и что она всю жизнь будет нести на себе груз вины за то, что так обошлась с отцом, когда в последний раз видела его. За последний год она поняла, что печаль навсегда останется с ней и никогда ее не покинет. Глубоко в душе она понимала, что всегда будет помнить о Тео и Александре и ощущать их потерю.

Но ни у кого нет возможности исправить прошлое. Теперь же перед Леной открылась дорога в новую жизнь. Она молча пообещала себе никогда не забывать, откуда она родом, и всегда чтить память папы и Александра, что, как ей казалось, она уже делала, демонстрируя отличные успехи в учебе. Она сжала в руке подвеску в виде звезды, надеясь, что когда-нибудь теплые воспоминания о детстве пересилят боль недавнего прошлого, но сейчас – решила Лена – лучше было начать все с нуля.

– Если хочешь, у тебя может быть двойная фамилия, – предложил служащий. Он быстро записал на другом листке: Елена Калиста Пападопулос Томсон.

Лена взглянула на Фитца с Кларой, затем на юриста и кивнула.

– Добро пожаловать в семью, – сказала Клара, обнимая Лену. Юрист улыбнулся и принялся строчить что-то на печатной машинке. Лена взяла Клару за руку. Стук клавиш словно стер ее прошлую личность.

Глава тридцать седьмая

Апрель 1944, Лондон, Англия

Путешествие до Лондона заняло четыре месяца: многочисленные города остались позади. Но он все равно жил надеждой. Слишком многих людей он потерял, чтобы сдаться сейчас и не найти ее.

Он шагал на юг от станции метро «Фулхэм Бродвей», сверяясь с картой. Лучше всего сейчас будет остановиться в районе Парсонс-Грин. Цель только одна, твердил он себе, пытаясь слиться с толпой. Даже теперь, спустя пять месяцев после побега из Терезиенштадта, ему было непривычно разгуливать так вальяжно.

Вокруг были разрушенные здания, валялись обломки стен, а в воздухе стояла пыль, которая, казалось, никогда больше не осядет на землю. С каждым шагом приближаясь к дому Смитов на Теддингстон, он понимал, что стоит умерить пыл своих ожиданий. Здесь не было ни одного дома, не тронутого бомбежкой.

Когда он нашел нужный дом, то вздохнул с облегчением: война пощадила здание, оно не было разрушено. С бьющимся сердцем он подошел к двери и уверенно постучал.

– Нет смысла ломиться.

Он обернулся. На тротуаре стоял мальчик с зажатым в руке футбольным мячом.

– Привет, – сказал мужчина и указал на дом. – Ты, случаем, не знаешь, не это ли дом Смитов? Не могу понять, тот ли адрес.

Мальчик пожал плечами, а затем принялся катать мяч туда-сюда, пропуская его между ног.

– Раньше мог быть. Мы жили тремя улицами дальше до начала воздушных налетов. – Он кивнул куда-то вправо.

– И много было – воздушных налетов?

– Люфтваффе атаковал город пару месяцев назад. Кажется, это называлось операцией «Штайнбок». Мы переехали в Брайтон, где живет семья мамы. – Он нахмурился. – Сюда мы вернулись только на день, потому что бабушке нужно в госпиталь.

– Надеюсь, с ней все будет хорошо, – сказал мужчина.

Мальчик пытался храбриться:

– А я не люблю госпитали. Там плохо пахнет. А еще папа сказал, что я могу погулять, но нужно быть аккуратным, – продолжил он, подбросив мячик носком ноги.

– А эту улицу они бомбили?

Мальчик был слишком сконцентрирован на мяче, но коротко кивнул:

– Умерло много людей.

Пытаясь собраться с мыслями, мужчина тяжело вздохнул. Он вновь оглядел дом. На нем не было никаких следов бомбежки, да и вообще внешне он казался нетронутым войной.

– Ты сказал, что жил неподалеку. Не знаешь, кто еще был в этом районе? Я ищу семью Смитов.

Мальчик в очередной раз пожал плечами:

– Не знаю. На Рождество я видел здесь одну семью, но имен не знаю. Там была девушка с родителями. Постойте, нет, там были две девушки и девочка-подросток.

Мужчина оживился:

– А девочка не носила на ногах железки?

Мальчик округлил глаза и даже перестал катать мяч:

– Железки? – Он покачал головой. – Ну уж такое я бы точно запомнил.

Мужчина вздохнул, достал из кармана бумажку и перечитал написанный на ней адрес.

– Просто… Тут написано, что это дом Смитов, – пробубнил он.

На что мальчик сказал:

– Если хотите, то можете пойти со мной в госпиталь и спросить моего отца. – Он вдруг нахмурился и склонился над мячиком, явно что-то заметив на нем. Сев на корточки, он провел рукой по коже. – Царапина-то на тебе откуда? Тебе же всего неделя, не больше, – жаловался он себе под нос. – Вот черт! Так что скажете, сэр? Вы пойдете? Сэр?

Но когда он поднял взгляд, мужчины уже не было.

Часть третья

Теперь нашим забавам пришел конец.

Актерами, как я и предсказывал, были духи,

И они растаяли в прозрачном воздухе.

– Просперо, «Буря»

Глава тридцать восьмая

Февраль 1952, Лондон, Англия