Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Гинцберг Лев Израилевич

Потворство фашистам являлось в первую очередь следствием антикоммунизма, которым был охвачен государственный аппарат Веймарской республики сверху донизу. В интервью, которое генерал Тренер, возглавивший в октябре 1931 г. помимо военного министерства и министерство внутренних дел, дал представителям печати после своего нового назначения, он предупредил, что «поставит преграды произволу в политической деятельности», назвав при этом лишь компартию.

Апогеем фашистского разбоя стали в то время события, развернувшиеся в Брауншвейге в октябре 1931 г., вскоре после гарцбургской конференции. Пользуясь здесь полной свободой, нацисты решили провести свои учения. С этой целью руководство НСДАП сосредоточило в Брауншвейге большое количество штурмовиков. Сюда было доставлено 100 тыс. человек, для чего потребовалось 40 специальных поездов и свыше 5 тыс. грузовых машин. Получив столь значительное численное превосходство над демократически настроенными элементами, фашистские молодчики устроили провокационное шествие по рабочим районам Брауншвейга. Результатом были еще не виданные по своему размаху и ожесточенности столкновения; было убито двое рабочих, свыше 70 ранено.

Эти события вновь и гораздо нагляднее, чем когда-либо, показали всем, кто не хотел превращения страны в фашистский заповедник, что собственно их ожидает в случае прихода нацистов к власти. Нацистская вылазка не деморализовала антифашистов, а, наоборот, мобилизовала и сплотила их. В отпоре громилам в Брауншвейге стихийно установился единый пролетарский фронт. В день похорон жертв фашистского террора, 23 октября, здесь состоялась массовая политическая забастовка, в которой участвовало 30 тыс. человек — рабочие всех убеждений.

Почти одновременно страна была взбудоражена так называемым боксгеймским делом, бросившим яркий свет и на существо НСДАП, и на позицию правящих кругов по отношению к ее замыслам. Свое название этот эпизод получил от наименования поместья, где в середине сентября 1931 г. проходило совещание руководителей нацистской организации земли Гессен. Здесь родились документы, получившие название «Первое оповещение» и представлявшие собой проекты приказов на случай взятия власти фашистами. Основным их автором был гессенский нацистский лидер Бест (в годы Второй мировой войны он являлся наместником оккупированной Германией Дании).

В результате ссоры, возникшей среди гессенских нацистов, «боксгеймские документы» стали достоянием гласности. На поколение, перенесшее Вторую мировую войну и знакомое с ужасами немецко-фашистского оккупационного режима, с лагерями уничтожения, «боксгеймские документы» не произведут особого впечатления. Но для Германии начала 30-х годов они были все-таки еще необычны. Фраза Гитлера, произнесенная немногим больше года назад, во время суда над тремя офицерами-нацистами, о том, что «головы покатятся в песок», здесь приобрела конкретность, притом весьма зловещую.

Немцы впервые столь широко познакомились с угрозой смертной казни за любой, самый невинный «проступок» — угрозой, которая после 30 января 1933 г. стала законом существования немецкого народа, а в дальнейшем — населения порабощенных германским фашизмом стран. Согласно «боксгеймским документам», казнь ожидала каждого, кто не будет безоговорочно выполнять все приказы новой власти, кто не сдаст в 24-часовой срок оружие (для такого рода лиц предусматривался расстрел на месте), кто откажется работать на новых властителей, не говоря уже о тех, кто попытается оказать более активное сопротивление. О том, что угрозы не останутся голословными, свидетельствовало намерение ввести сразу после взятия власти военно-полевые суды. Имелся также пункт, разрешавший конфискацию собственности граждан для нужд диктатуры. В общем то был новый, расширенный и дополненный вариант проекта Пфордтена 1923 г. (см. выше).

После публикации этого откровения нацизма многие колеблющиеся, считавшие НСДАП «спасительницей нации», увидели подлинную сущность фашизма. Возмущение охватило различные общественные слои. Все громче звучали требования принять действенные меры, которые помешали бы осуществить планы, столь отчетливо отразившиеся в этих документах. Совершенно иной была позиция властей, начиная с имперского правительства, которое считало, что для насильственных мер против НСДАП нет достаточных оснований.

В Хемнице полиция запретила листовку о гессенских нацистских документах, выпущенную местной организацией социал-демократической партии под названием «Так начинается Третья империя». Одновременно была запрещена и демонстрация военизированной организации СДПГ «Рейхсбаннер», сборище же нацистов полиция разрешила (по некоторым сведениям, на нем должен был выступить... сам Бест!). «К национал-социалистам, — писала социал-демократическая газета «Фольк», — относятся так, как будто они уже являются частью государственного аппарата». И хотя в газете речь шла о Хемнице, это было справедливо для многих более или менее крупных городов Германии начала 30-х годов. Еще хуже было положение в сельских местностях, где власти, как правило, принадлежали к рьяным приверженцам реакционных организаций.

По поводу «боксгеймских документов» было возбуждено уголовное дело, которое должно было рассматриваться в Лейпциге. Расследование шло вяло, а между тем 1 июня 1932 г. Брюнинг был уволен в отставку и пост рейхсканцлера занял откровенный реакционер Папен (см. ниже). 20 июля Папен осуществил государственный переворот в Пруссии, а уже 29 июля генеральный прокурор Вернер прекратил дело о «боксгеймских документах» якобы за недоказанностью обвинения. Тот же генеральный прокурор, являвшийся единомышленником нацистов, спустя год выступал обвинителем на известном процессе по делу о поджоге рейхстага, который благодаря мужеству Г. Димитрова закончился полным провалом гитлеровской клики.

Потребности борьбы за массы вновь и вновь побуждали нацистов прибегать к антикапиталистической демагогии, а это отпугивало некоторую часть монополистов. Среди монополистов было в то же время и немало таких, кто хорошо понимал служебное назначение «социалистической» фразеологии нацистов. Так, один из ведущих органов тяжелой промышленности писал, что «использование слова «социализм» в качестве вывески надо всемерно приветствовать». Стремясь добиться расположения наиболее влиятельных группировок крупной буржуазии, фашисты придавали все большее значение «разъяснительной» работе среди тех королей угля и стали, которые пока относились к НСДАП сдержанно. Многое в этом смысле делал Шахт. Но он был не единственным, кто выполнял данную задачу. С начала 30-х годов на роли советников фюрера по экономическим вопросам выдвигаются также Функ и Кеплер, располагавшие большими связями в мире крупного бизнеса. Функ еще до середины 1931 г. являлся редактором органа биржи и промышленных компаний «Берлинер бёрзенцайтунг». Руководящие деятели Рейнско-Вестфальского горнопромышленного объединения укрепили его в намерении вступить в НСДАП, чтобы умерить влияние тех элементов в ее руководстве (прежде всего Федера), которые все еще грозились «посягнуть на частную собственность».

«Мои друзья-промышленники и я, — заявил Функ в ходе подготовки Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, — были убеждены в то время, что национал-социалистическая партия в недалеком будущем придет к власти и это должно произойти, чтобы избежать коммунизма и гражданской войны». Из записки Функа известно, что помимо Кирдорфа, Тиссена и Феглера сторонниками НСДАП были также Тенгельман (Гельзенкирхенское акционерное общество), Шпрингорум (группа Хеша), Кнеппер (председатель или член наблюдательных советов 35 трестов и предприятий), Бускюль (директор трубопрокатной компании Маннесманна), Келлерман (концерн Ганиеля). С нацистами, согласно заявлению Функа, — а его осведомленность в этой области не вызывает сомнений — были связаны руководители крупных пароходных компаний Гамбурга во главе с бывшим рейхсканцлером Куно и коммерческие круги Бремена, короли немецкого страхового капитала Шмитт (в дальнейшем министр экономики фашистской Германии) и Хильгард.