Империя - Гор Видал

— А я бы мог разыграть адмиральскую карту. — Херст закрыл глаза. — Я мог сделать его президентом.

— Беда в том, что вы не могли раскрутить миссис Дьюи.

Блэз, как и остальная публика, с изумлением прочитал адмиральское интервью. Слегка поломавшись, Дьюи изъявил готовность быть президентом; это легкая работа, заявил он, вы просто делаете то, что вам велит конгресс. Случившийся конфуз следовало всецело поставить в заслугу миссис Дьюи.

— Тедди никто не хочет, — сказал Шеф, приоткрыв один глаз и внимательно глядя им на Крокера.

— С каких пор это имеет значение? Платту нужно выставить его из Нью-Йорка. Единственный способ — сделать его вице-президентом. Босс Куэй из Пенсильвании…

— Его выдворили из сената.

— Пустое дело, — процедил Крокер. — Кому нужен этот сенат? Но всем нужна Пенсильвания, а Мэтт Куэй держит ее руках. Нью-Йорк и Пенсильвания сделают Тедди вице-президентом.

— Ох уж эти боссы, — нейтральным голосом сказал Херст. Как бы в подражание корове-богине он широко раскрыл оба глаза.

— А Марк Ханна? Это ведь босс всей республиканской партии.

— Нет, — вдруг отрезал Херст. — Все в руках у Маккинли, он просто позволяет Ханне собирать дань и быть за все в ответе. На прошлой неделе Тедди в Вашингтоне вымаливал у Ханны эту должность, но тот сказал: нет, никогда, а Маккинли сказал: пусть победит достойнейший. Маккинли хочет Эллисона.

Блэзу предстояло еще освоить весь реестр американских политических деятелей. Он смутно что-то слышал о пожилом сенаторе от Айовы по имени Эллисон, который с неколебимой верностью представлял в сенате не столько жителей штата Айова, сколько интересы корпораций.

— Эллисона Маккинли не получит, — сказал Крокер. — А это значит, что не очень-то он его и хочет.

— Может быть, именно поэтому он и говорит, что хочет его. — С каждым днем Шеф становился все более похож на политика, чем на газетного издателя. Блэз глубоко сомневался, насколько мудро такое перевоплощение. Яркие бабочки не должны превращаться в омерзительных гусениц. — Ребята из Белого дома хотят Долливера[102]. Его хочет Дауэс.

— Долливер, — медленно произнес Крокер, как бы давая этому имени возможность подольше побарахтаться в том болоте, из которого многие достойные люди великой республики не могут даже выплыть на поверхность, подобно светлячкам, мысленно записал Блэз. Он начинал постигать трюки, на которых строится журналистика. Какая бы фраза при всей ее бесстыдности ни пришла первой на ум человеку, не читающему ничего, кроме газет, она должна быть подхвачена и разыграна вопреки ее, мягко сказать, неточности.

— Лодж поддерживает Лонга. Штаты Новой Англии поддерживают Лонга. — Херст тронул струну банджо, и даже привычного ко всему Крокера передернуло.

— Лодж с утра до ночи работает на Тедди. — Крокер посмотрел на банджо, словно это был судья, которому приходилось платить вдвое больше обычной цены. — Он делает вид, что поддерживает Лонга. Это его прикрытие. Кандидат Новой Англии, этот Долливер — не Эллисон — на самом деле представитель Среднего Запада. Вот, скажем, Рут…

— Да, Рут… — Херст поморщился. Блэз понимал смысл сказанного, только когда политики переходили на свой забавный язык, столь похожий на парижский воровской жаргон. Ясно, что обоим фигура Рута представлялась весьма внушительной. Но очевидно, оба не считали Рута претендентом.

— Кого же хотим мы, мистер Херст? — наконец впрямую спросил Крокер.

— Кого угодно, только не Тедди, — столь же прямо ответил Херст.

— Разумеется, это вы. Что касается меня, то я как Платт. Я хочу, чтобы ноги Тедди не было в штате Нью-Йорк. С ним нельзя иметь дело.

Херст повернулся к Блэзу.

— Я договорился. Он считает тебя здесь единственным джентльменом. Поезжай в Филадельфию в его вагоне. Каждый день записывай все, что он говорит, и сообщай по телефону, а стряпать мы будем здесь, на месте.

— С «ним», то есть с полковником Рузвельтом?

Глаза Херста были устремлены на великолепную картину школы Тинторетто, работу, по мнению Блэза, ученика, которому не суждено было стать мастером. Херсту нетрудно было всучить все, что угодно, если уверить его, что это Искусство.

— Тебе заказан номер в отеле «Уолтон», на том же этаже, где будет жить Тедди. Ты выезжаешь в пятницу. Пенсильванский вокзал. В полдень. Нагрудный знак и все прочее — в редакции. Конвент не откроется до вторника, но Тедди решил стартовать загодя. Он будет сновать повсюду, уверяя всех, что он не кандидат, слишком молод, чтобы очутиться на этой полке забытых вещей и слишком беден, чтобы занимать эту должность. Эту чепуху можешь не записывать. Брисбейн и во сне может сочинить обычное рузвельтовское интервью, причем спать могут оба. — Наконец Шеф снова сказал нечто, похожее на шутку. Его тонкий голос задыхался от астматического смеха.

— Ну, прямо Вебер и Филдс, — просиял Крокер, превратившийся вдруг в милого крошечного гномика с Изумрудного острова.

Блэзу было не до восторгов.

— А где же Марк Ханна? — спросил он.

— Он у своих богатых дружков в Хаверфорде. Он будет в «Уолтоне» ко вторнику. Но человек, с которого нельзя спускать глаз, это Чарли Дауэс. Он будет постоянно связываться по телефону с Белым домом. Если Тедди тебе надоест, иди к Дауэсу. — Блэз смутно помнил рыжеволосого молодого человека, по слухам, одного из немногих, близкого к президенту. — Он будет среди делегатов Иллинойса. — Херст дал еще ряд инструкций, Блэз попрощался с Шефом и боссом.

Когда Блэз был уже у двери, он снова услышал хитрый певучий голосок гнома.

— А потом нам потребуется наш собственный губернатор, как только Тедди окажется в Вашингтоне, славный и прекрасный человек, с которым мы найдем общий язык. Я имею в виду мистера Херста.

— Я за реформы, мистер Крокер.

— Кто же против реформ? Когда будут опадать осенние листья, в первый вторник ноября, как завещали нам наши славные предки, сложившие головы в сражении при Банкер-хилл, мы выберем нового губернатора этого штата — губернатора-реформатора. Почему бы не стать им Уильяму Рендолфу Херсту?

Увы, Джордж прикрыл дверь и Блэз так и не услышал, что ответил Шеф на эту песню сирены.

Теодор Рузвельт сердечно приветствовал Блэза в своем железнодорожном вагоне, довольно жалком для губернатора такого штата, с грязными чехлами на грязных зеленых креслах, заполненном помощниками и друзьями-журналистами и, не в последнюю очередь, останками сенатора Платта, сидевшего очень прямо в своем кресле и казавшемся мертвым. Лицо его отливало бледной голубизной, приятно контрастировавшей с белыми баками; верхняя часть туловища под сюртуком была скована гипсовым корсетом, что создавало эффект не просто смерти, но трупного окоченения.

— Очень рад вашему приходу! — На сей раз Рузвельт не растянул слова «очень рад» на три слога. Он выглядел слегка подавленным и необычно нервным. Поезд тронулся резким толчком. Блэз и Рузвельт рухнули на кресло сенатора Платта. Послышался тихий стон. Блэз увидел два осуждающих глаза на ожившем лице.

— Простите меня… нас, сенатор. Поезд… — принялся извиняться Рузвельт.

— Мои таблетки, — послышался умирающий голос. Проводник принес лекарство. Сенатор принял таблетку и сон — опиум, не смерть — овладел республиканским боссом.

— Ему ужасно больно, — сказал Рузвельт с заметным удовлетворением. Затем нахмурился. — И мне тоже. — Он постучал пальцем по одному из своих громадных, похожих на надгробия, зубов, на которых Блэз всегда ожидал увидеть выгравированную надпись «Покойся в мире». — Чудовищно болит. Мне пришлось произнести столько речей, что не осталось времени сходить к дантисту. Ничего не поделаешь. Придется страдать. Вы же знаете — я простой делегат. Я не кандидат в вице-президенты. Почему мне никто не верит?

Блэз едва удержался, чтобы не сказать: «Потому что вы лжете».

Рузвельт верно истолковал его молчание.

— Нет, я вовсе не ломаюсь, — сказал он. — Все очень сложно. Одно дело стать подлинным избранником народа, и совсем другое — когда тебя навязывают конвенту, — в силу привычки он ударил кулаком о левую ладонь, — партийные боссы.

Услышав это, босс Нью-Йорка приоткрыл затуманенные снотворным глаза, смотревшие вниз, на собственные усы, и снова провалился в сон.

— Вас поддерживают Платт и Куэй, — начал Блэз.

— Кто такой, в конечном счете, босс, как не человек, ведомый народом? Боссы сажают в кресла судей, мэров и, конечно, совершают сделки. Все это я знаю. Но он, — Рузвельт понизил голос и показал глазами на Платта, сидевшего к ним спиной, — не хочет, чтобы я снова баллотировался в губернаторы, и не хочет видеть меня на посту вице-президента тоже, но люди требуют и требуют, и боссы вынуждены действовать, как… как…