Дело о золотой маске (СИ) - Кузнецова Светлана Владимировна

Шаг. Другой. Впереди в золотистой сфере лежало тело. Итен мог дотронуться только до золотистого сияния, далее его руку откидывало без неприятных ощущений, но настойчиво. Рожъэ не просто не мог найти пути назад или не осознал перехода, он спал в тонком мире и разбудить его было столь же трудно, как и в реальности.

Сфера… кокон, в который не пробиться извне; последнее пристанище и идеальная защита. Рожъэ не смогла бы сожрать ни одна тонкомирная сущность. Вот только до него не мог дотянуться и Итен: влить собственные силы, привести в чувства, отвести домой.

Так иногда случалось с абсолютными неверами, как их прозвали с легкой руки Строгмысла Мудрого: почти что легендарного мага-ректора первого челийского университета. Неверы не признавали иных миров и считали жизнь в материальном единственной. Странное учение, даже, пожалуй, религия была не слишком популярна. За нее не преследовали и не осуждали. Люди, среди которых рождались не только маги, но и сноходцы, попросту не понимали, как возможно гордиться собственным совершеннейшим невежеством. По мнению Итена, к подобным упертым фанатикам выходило относиться лишь с жалостью, как к ущербным на голову или сторонникам теории плоской суши. Ведь достаточно подняться повыше на кшмурском дирижабле, чтобы убедиться в закруглении виднокрая. Затащить невера в тонкий мир и провести через осознанное сновидение тоже под силу любому сноходцу. Однако те всеми силами старались не допускать действий, способных переубедить или хотя бы заронить зерно сомнений в их разумы. Они же яростно доказывали правильность заблуждений, объявляли себя носителями истины, которую скрывают от прочих людей и существ в неизвестных, а потому наверняка коварных целях. Ну как же прожить без скрытных врагов и заговоров? Иначе ведь попросту неинтересно.

Итен никогда не слышал от Рожъэ разглагольствований на тему единственности материальной жизни. А ведь неверы именно проповеди считали главным смыслом своего существования. Не было для них лучшей награды, нежели убедить кого-либо в своей правоте. Да и не мог Итен поверить, будто боевой маг мог искренне верить в подобную чушь. Значит, усыпила Рожъэ карга и ее подельник? Итен не представлял, какой силой нужно обладать для такого. Душу, неотрывно связанную с сознанием, заточить или усыпить невозможно. Есть способы обмануть, заморочить, отправить блуждать где-то, но вот так… почти уничтожить… — нет. Возможно, пожелал забыться сам маг? В конце концов, у всех имелся свой порог стойкости, а Рожъэ совершил почти невозможное. Наверняка и чувствовал при этом ранее неиспытанное и вряд ли приятное. Люди, если они нормальны, не хотят боли, и маги не исключение. И это же давало надежду, что подобное состояние не навсегда. Рожъэ мог очнуться сам. Вот только дождется ли его тело?..

— Рожъэ, очнись! — Итен прокричал, как ему самому показалось. Но пропустил ли кокон звук? — Вставай!

Отклика не воспоследовало. Никакого: не дрогнули ресницы или крылья носа, не послышался тихий стон или вздох. Происходи все в реальности, Итен не усомнился бы в смерти Рожъэ, но в тонком мире действовали совсем иные законы. Будь смерть окончательной, отыскать душу или хотя бы то, что от нее осталось, не удалось. В клинике доктора Дофина тело Рожъэ именно спало, а значит, он мог вернуться. Если бы очнулся здесь и нашел дорогу назад.

— Ну и как нам теперь поступить? — прошептал Итен.

В полном замешательстве, повинуясь смутному наитию, он разжал кулак и припечатал значок ООМП поверх золотого сияния, кокона, сферы… — как ни называй, смысла не передать.

— Значит, я решу сам. Прости.

Если бы Итен не отвернулся, не возник вновь вставший стеной туман, мог бы, вероятно, увидеть ветвистую трещинку-молнию, вырвавшуюся из значка, прошившую кокон и тронувшую запястье Рожъэ, но Итен уже был далеко: на берегу океана.

— А ты трус, — заметил тонкомирец. — Ходил испрашивать разрешения. Боишься выбрать сам?

Песок преобразовался в стеклянные мячики размером с куриное яйцо. Свет закатного солнца, падая, дробился. Казалось, весь берег состоял из изломанных радуг.

— Не боюсь. Но имею право решать только за себя.

Итен вполне сумел бы взять с собой пару камушков, пронести в реальность. Только зачем?

— Пустая человеческая демагогия, — тонкомирец презрительно фыркнул.

В его мире последнего понятия не использовали, но Итен понял смысл слова интуитивно. Демагогия — ложь, слишком сильно перевитая с правдой, порой до такой степени, что отделить практически невозможно.

— Любое твое действие затрагивает не только тебя, но и всех, кто находится поблизости. Даже тех, кого ты не знаешь и не узнаешь никогда, — разглагольствовал тонкомирец.

Подумалось, а не он ли засунул Рожъэ в кокон?

— Молчишь?..

Итен пожал плечами. Говорить не хотелось. Чем дальше, тем сильнее он подозревал, что связался с тварью, которая сто очков вперед даст той, которая заключила сделку с каргой. Под и антипод? Они одинаковы настолько, что, встретившись, нейтрализуют друг друга.

— За примерами не нужно ходить далеко. Скажем, ты проснулся утром, вышел на улицу, встретил соседку, перебросился с ней парой слов, но из-за этого она опоздала на трамвай. Как это у вас, людей, заведено, она тотчас обвинила тебя в этой «беде», хотя сама же и задерживала беседой ни о чем. Однако, опоздав, она разминулась с вором и потому не лишилась очень важной вещицы, дорогой ей как память, не впала в уныние и не заболела. Выходит, ты сделал доброе дело, ничего не выбирая и даже о том не подозревая. Проклятие, правда, получил тоже случайно.

— Желать зла магу — неразумно, — заметил Итен. — Ко мне не прилипают проклятия, а отражаются на пославшего.

Тонкомирец на фразу не отреагировал, но, должно быть, принял к сведению. А может и нет, посчитав бравадой и похвальбой. Что ему, такому могущественному, слова какого-то человечка? Человечек и нужен лишь для того, чтобы провел в свой мир, снабдив сильным и чувствительным к магии телом.

— Но вот ты подходишь к тротуару, и солнечный луч, отразившись от твоего значка, слепит самоходчика, который…

— Сдается мне, именно ты занимаешься демагогией, — прервал Итен поток предположений, имеющих цель заставить его сделать вывод, нужный тонкомирцу.

— Ты-то хоть знаешь, что это такое?

— Понимаю.

Тонкомирец рассмеялся. Сейчас он выглядел то ли собой настоящим, то ли принял внешность того, кого Итен не знал; может, видел смутно в сновидении, но не запомнил. Человекоподобное существо с большими миндалевидными глазами, занимающими половину лица. Зрачков у него не было, на Итена смотрела тьма, мрак, бездна… но почему-то не пугающая, а привычная. Итен глядел в ответ совершенно спокойно, ощущая себя в безопасности. Тварь не собиралась убивать его. По крайней мере, пока. Тонкие полупрозрачные волосы цвета едва проклюнувшейся травы, белая будто бы светящаяся кожа…

— Такими в одном мире, рядом с которым ты иногда прохаживаешься, представляют добрых духов, — ответила тварь на невысказанный вопрос.

Итен снова пожал плечами. Лишние сведения, ничего на самом деле не значащие и неспособные помочь.

— Неужели, так тебе понравилось бы больше?

Тонкомирец раздался в плечах, принялся отращивать рога и хвост с кисточкой…

— Только не в корову! — рассмеялся Итен.

Тварь так и застыла на половине преображения.

— У тебя действительно нет собственной внешности? — поинтересовался Итен.

— Вряд ли человек, приходящий сюда на краткий миг сновидения, способен воспринять ее.

Показалось или тонкомирца все же удалось смутить?

Вряд ли.

Присмотревшись, Итен решил, будто его снова пробуют заморочить. Не могла эта тварь испытывать человеческие эмоции. Они противоречили ее природе. Тонкомирец мог лишь имитировать их, ведь люди были рады обманываться, они и так-то очеловечивали все, до чего могли дотянуться, включая предметы неодушевленные.

— Ты все же принадлежишь материальному миру, — заметила тварь. — Пока.