Том 1. Главная улица - Синклер Льюис

С изумлением людей, только что увидевших двухголового теленка, они повторяли, что «в жизни не слыхали таких забавных вещей». Их ошеломило, что настоящая, живая женщина, тут, в Миннесоте, жена их кровного родственника, может верить, что развод не всегда надо признавать безнравственным, что на незаконнорожденных детях не лежит неизбежное проклятие, что существуют моральные авторитеты, помимо Библии, что капиталистическая система распределения благ и баптистская венчальная церемония не были известны в кущах Эдема, что грибы так же съедобны, как говядина, что слово «депеша» вышло из употребления, что существуют проповедники слова божия, признающие биологическую эволюцию, что некоторые люди, вроде бы даже не лишенные разума и деловых способностей, не всегда голосуют за республиканский список, что не везде принят обычай носить зимой прямо на теле колючие фланелевые фуфайки, что скрипка по природе своей не более безнравственна, чем церковный орган, что не все поэты носят длинные волосы и не все евреи — разносчики и старьевщики.

— Откуда у нее все эти теории? — недоумевал дядя Уитьер Смейл. А тетушка Бесси вопрошала!

— Неужели многие думают, как она? Если это так, — а ее тон ясно утверждал, что это не так, — то я не знаю, до чего дойдет мир!

Кэрол терпеливо — более или менее — ждала блаженного дня, когда они объявят о своем отъезде. По прошествии трех недель дядя Уитьер заметил:

— Нам понравилось в Гофер-Прери. Может быть, мы останемся здесь совсем. Мы еще не решили, чем теперь заняться после того, как продали молочную ферму и землю. Я говорил с Оле Йенсоном насчет его лавки; пожалуй, я куплю ее и займусь немного торговлей.

Так он и сделал.

Кэрол возмутилась. Кенникот успокаивал ее:

— Ничего, мы не часто будем их видеть. У них будет свой дом.

Она решила держаться с ними похолоднее, чтобы они не одолевали ее визитами. Но она не умела сознательно наносить обиды. Они нашли себе дом, но и теперь Кэрол никогда не могла быть уверена, что они внезапно не появятся с сердечной улыбкой на устах: «Мы решили сегодня заглянуть к вам, чтобы ты не сидела одна. Как, ты еще не дала выстирать эти занавески?» Даже когда ей приходило в голову, что, в сущности, они два старых одиноких человека, они тут же убивали в ней всякое сочувствие своими замечаниями, вопросами, советами, наставлениями…

Чета Смейлов немедленно стала на дружескую ногу со всеми представителями своей породы — Доусонами, пастором Пирсоном и миссис Богарт. По вечерам Смейлы приводили их с собой. Тетушка Бесси служила мостом, по которому пожилые матроны, несущие дары назиданий и невежество рутины, проникали на остров уединения Кэрол. Тетушка Бесси подговаривала добрую вдову Богарт:

— Заходите к Кэрол почаще! Молодые женщины не умеют теперь так вести хозяйство, как мы!

Миссис Богарт высказывала полную готовность быть вспомогательной родственницей.

Кэрол уже изобретала для своей защиты всякие оскорбления, как вдруг мать Кенникота приехала на два месяца погостить у своего брата Уитьера. Кэрол любила миссис Кенникот. И теперь она не смела оскорбить Смейлов.

Она чувствовала себя в ловушке.

Город завладел ею. Она была племянницей тетушки Бесси и скоро должна была стать матерью. Ей полагалось — и ей самой уже начинало это казаться естественным — говорить только о детях, стряпне, вышивании, о ценах на картошку и о том, чьи мужья любят шпинат, а чьи нет.

Она нашла убежище у «Веселых семнадцати». Она вдруг поняла, что с ними можно посмеяться над миссис Богарт, а в болтовне Хуаниты Хэйдок вместо вульгарности она видела теперь остроумие и поразительную глубину.

Жизнь ее изменилась еще до появления Хью. С нетерпением ждала она теперь, когда опять можно будет пойти играть в бридж у «Веселых семнадцати» и шептаться с милыми подружками Мод Дайер, Хуанитой и миссис Мак-Ганум.

Она была теперь своя в городе. Его философия и его дрязги овладели ею.

Ее больше не раздражало приторное сюсюканье кумушек, по мнению которых неважно было, как и чем кормить, ребенка, важно обряжать его в кружева и осыпать мокрыми поцелуями. Но она пришла к заключению, что в уходе за детьми, так же как и в политике, здравый смысл важнее ссылок на авторитеты. О своем Хью она говорила охотнее всего с Кенникотом, Вайдой и Бьернстамами. Она чувствовала себя уютно, когда Кенникот усаживался возле нее на пол и смотрел, как ребенок строит рожицы. Она была в восторге, когда Майлс, обращаясь к Хью как мужчина к мужчине, советовал ему:

— На твоем месте я не носил бы этих бабьих платьев. Скинь их! Вступи в союз и бастуй! Потребуй себе штаны!

Став отцом, Кенникот организовал первую в Гофер — Прери «Неделю ребенка». Кэрол помогала ему взвешивать младенцев и смотреть им горло и составляла их бессловесным матерям, немкам и шведкам, предписания о детской диете.

Аристократия Гофер-Прери и даже жены конкурирующих докторов приняли участие в этом деле, и несколько дней в городе царило единодушие и общий подъем. Но это царство любви пришло к концу, когда приз за лучшего ребенка был присужден не каким-нибудь приличным родителям, а Би и Майлсу Бьернстамам. Почтенные матроны злобно разглядывали маленького Олафа Бьернстама, его голубые глазки, темно-золотистые волосики и превосходную спинку и заявляли: «Знаете миссис Кенникот, может быть, этот шведский щенок действительно так здоров, как говорит ваш муж, но все-таки страшно подумать о будущем ребенка, у которого мать — служанка, а отец — безбожник и социалист!»

Кэрол негодовала, но они так подавляли ее своей респектабельностью и тетушка Бесси так усердно приносила ей их сплетни, что она сама бывала смущена, когда брала Хью к Бьернстамам, чтобы ребенок поиграл с маленьким Олафом. Она злилась на себя, а все же бывала рада, когда никто не видел, как она входила в лачугу Бьернстамов. Она злилась на себя и на холодную жестокость города, когда видела, как сияющая Би с одинаковой нежностью относится к обоим детям, когда видела, как Майлс задумчиво глядит на них. Он скопил немного денег, ушел с лесопилки Элдера и завел молочную ферму на свободном участке близ своего домика. Он гордился своими тремя коровами и шестью десятками кур и даже ночью вставал посмотреть на них.

— Вы и глазом не моргнете, как я уже буду крупным фермером! Говорю вам, что мой паренек Олаф еще поедет учиться в Европу наравне с Хэйдокскими детьми. О!.. К нам с Би теперь заходит множество народу. Поверите ли, даже мамаша Богарт как-то пришла! Она… она очень любезно держалась. И затем, часто заходит мастер с лесопилки. Да, у нас теперь куча друзей. Вот оно как!

Хотя Кэрол казалось, что город менялся не больше окружавших его полей, тем не менее все эти три года шло непрерывное переселение. Житель прерии постоянно движется на запад. Может быть, это происходит потому, что он потомок старых землепроходцев, а может быть, просто недостаток впечатлений заставляет его искать их за новым горизонтом. Город остается все тем же, но отдельные лица сменяются, как классы в колледже. Ювелир без всякой видимой причины продает свою лавку в Гофер-Прери, переезжает в Алберту или в штат Вашингтон и открывает там точно такую же лавку, как у него была, и в точно таком же городке, как оставленный им. Кроме лиц свободных профессий и богачей, население не стремится к оседлости и постоянству в занятиях. Фермер становится лавочником, полицейским, содержателем гаража, владельцем ресторана, почтмейстером, страховым агентом и снова фермером, а община более или менее безропотно страдает от его неопытности в каждом из этих занятий.

Бакалейщик Оле Йенсон и мясник Даль перебрались в Южную Дакоту и Айдахо. Доусоны, захватив десять тысяч акров степной земли, уместившихся в маленькой чековой книжке, выехали в Пасадену, где их ожидали домик с верандой, солнце и кафетерий. Чет Дэшуэй продал свое мебельное и похоронное дело и переселился в Лос-Анжелос, где, как сообщал «Неустрашимый», «наш добрый друг Честер занял видное положение в фирме, торгующей недвижимостью, а его супруга пользуется той же популярностью в светских кругах прекраснейшего города нашего Юго-Запада, что и в нашем обществе».

Рита Саймонс вышла замуж за Терри Гулда и оспаривала у Хуаниты Хэйдок репутацию самой веселой из молодых дам. Но и Хуанита продвигалась вверх: после смерти отца Гарри сделался старшим компаньоном в галантерейном магазине, и Хуанита теперь язвила, бранилась и кудахтала, как никогда. Она купила бальное платье, выставляя свои ключицы напоказ «Веселым семнадцати», и поговаривала о переезде в Миннеаполис.

Чтобы отстоять свои позиции в соперничестве с новой миссис Гулд, она сделала попытку привлечь в свой лагерь Кэрол, со смешком нашептывая ей, что «многие считают Риту наивной, но мне-то хорошо известно, что она знает гораздо больше, чем полагается невестам. И, конечно, Терри, как врач, ничего не стоит рядом с вашим мужем».