Темный рыцарь Алкмаара - Алексей Чернов

— А если тебя убьют, клятва утратит силу? — спросил Гоар и усмехнулся кривенько так — будто скользнула и исчезла в уголке рта ядовитая змейка.

Дарган не ведал, что будет в этом случае. Однако в данном случае искренность не входила в его планы.

— Я и так уже мертв, — сказал он твердо. — Порча моей плоти ничего не изменит в вашей судьбе, — добавил на всякий случай.

Все молчали.

— Я дам клятву, — голос Цесареи был тих и тверд, — дам клятву, что никуда не убегу, пока ты не освободишь меня от моего слова.

Она вытянула руку, но не коснулась медальона. Однако легкое облачко, как показалось Даргану, окутало монахиню, будто оплело тончайшей паутиной. Синие невесомые нити вспыхнули золотыми искорками, но тут же погасли — одна магия пыталась подчинить другую и, похоже, сумела одолеть.

— Теперь ты! — шагнул Дарган к Эмери.

— Клянусь не бежать, пока ты не снимешь с меня клятву… — почти охотно отозвался рыцарь.

— Клянись, что не возьмешь в руки оружия, пока я не позволю, — сказал Дарган. — Не поднимешь ни меч, ни камень, ни палку, ни щит и даже голую руку, сжатую в кулак, не посмеешь поднять для удара без моего позволения.

Эмери дернулся. Видимо, именно это он держал в уме, когда давал клятву — удрать не смогу, но кинжал ведь можно украсть. Украсть и нанести удар.

— Клянись, или все умрут, — сказал демонолог. — Монахиня, Торм, все…

— Клянусь не брать в руку оружия, — прошептал Эмери.

С Эмери все было куда проще, чем с монахиней — молодого рыцаря магия медальона спеленала мгновенно, так же как и Джастина, который пробормотал клятву с покорностью обреченного — ведь это он своим дурацким поступком поставил остальных на край гибели.

Зато неожиданно заупрямился Торм, даже блеск обнаженного клинка Идразеля не мог вразумить мальчишку, и только приказ Ренарда заставил оруженосца пробормотать клятву. Ренард поклялся почти охотно. А вот Гоар разразился целым потоком брани, и, только устав ругаться, принес клятву.

— А где тот песий лучник? — спросил внезапно Идразель.

Сектанты переглянулись. Их головы, упрятанные в козлиные черепа, нелепо поворачивались из стороны в сторону. Наконец один из них не без труда стянул с головы козлиный череп — явив остальным худое бледное лицо, обросшее двухнедельной белой щетиной. Многодневная грязь въелась в поры, а слишком узкий череп козла стер кожу на скулах до кровавых ссадин.

— Да, ребята, надо раньше было снять черепушки, а то вы в них ни хрена не видите, — заметил Ренард. — Я все гадал — неужели козлы в ваших краях такие огромные, что человеческая голова в козий череп помещается без труда, а теперь вижу — просто котелки у вас маленькие, а мозги — козлиные.

Сектант хотел ударить Ренарда, но в этот момент Тейра закричала, указывая рукой вдаль:

— Вон он!

Все повернулись. Парень уже был на другом склоне холма и улепетывал во все лопатки, не обращая внимания на то, что за редкими деревьями его хорошо видно.

— Можно послать за ним горгулью! — предложил сектант и принялся напяливать на голову козлиный череп.

— Не будем привлекать внимание, — покачал головой Идразель. — Пусть драпает. Это же простой лучник. Ну, ты доволен? — демонолог повернулся к Даргану. — Тебе, видимо, очень хотелось, чтобы кто-нибудь убежал. Хотя бы этот урод.

Алкмаарец пожал плечами и вновь надел медальон на шею. Теперь он был как будто связан невидимыми нитями с остальными, и вполне отчетливо эти нити ощущал. Вот Джастин проклинает свое неумение, неловкость, безумство, в общем, мысленно рвет на себе волосы и винится перед друзьями. Эмери же вполне спокоен — клятва его нисколько не угнетает. Раз пришлось дать клятву — значит, придется выполнять. Он даже попытался сложить по этому поводу пару рифмованных строчек. Если удастся освободиться — Эмери снова пойдет драться, не так уж все и плохо. Рыцарь-менестрель принимал свою судьбу с оптимистичным фатализмом. Цесарея печалилась, Гоар бесился, Торм затаил обиду. Ренард… Ренард был насторожен. Он чуял беду. А в чем беда и откуда грозит — пока не ведал.

— А наши-то побеждают! — вдруг сказал Эмери и махнул рукой вдаль.

Пока спорили и клялись, в самом деле ситуация на поле брани сильно переменилась.

Лучники Империи практически все погибли, зато два десятка рыцарей сумели отступить, и вторая колонна из рыцарей и стрелков, что укрывалась в лесу, теперь ударила на проклятых, что пытались пробиться в узкую долину между холмами. Проклятые толкались и мешали друг другу, падали, сами топтали своих. Когда же им во фланги ударили паладины Империи на крылатых конях и стрелки, началась самая обычная бойня. Одержимые, пронзенные стрелами или раскроенные пополам рыцарскими мечами, валились, не нанося противнику урона: их короткие мечи были бесполезны против всадников, к тому же стрелки не позволяли им даже приблизиться к коням.

Но это был лишь временный успех, а настоящий пришел позже — когда белый маг поднялся на скалу, что возвышалась над полем битвы, и швырнул шар раскаленного огня в ярящихся демонов. Алая плоть тут же превратилась в черные головешки, а души проклятых, закружившись черным роем, устремились к ущелью в горах — чтобы добраться до расселины в земле и вновь нырнуть в адское пламя Преисподней. Один герцог уцелел и сумел отступить, унося с собой знамя. Ну что ж, тем проще убитым будет восстать из небытия. Отход герцога прикрывали рыцари ада. Издалека похожие на огромных серо-коричневых насекомых, они то и дело кидались в контратаку, не позволяя наседавшим паладинам Империи на летучих конях подобраться ближе к их командиру.

И опять, насколько можно было различить издали, Альберт был впереди. Джастину казалось, что он видит и Дайреда среди паладинов. Только — странное дело — старший брат появлялся все время в разных местах.

Одержимые практически все полегли, несколько берсерков удрали. Их беспорядочное бегство закончилось, как заканчивается любое беспорядочное бегство пехоты, преследуемой конницей после разгрома, — истреблением. К тому же в зарослях их поджидали стрелки и косили на расстоянии, не давая приблизиться для удара страшного боевого топора.

— Отправились по домам, — усмехнулся Ренард. — И что им не сидится в своем подземелье? Тепло, светло, жарковато, правда, малость, но они же привычные. Нет же, лезут наверх, портят пейзаж, меняют климат, заставляют своим адским огнем таять снега. Никак им не успокоиться, хочется весь Невендаар превратить в адское место.

— Что-то ты разговорился, парень, — мрачно заметил Ирг.

— Тебе не нравятся мои речи? Но вы же оставили ряды проклятых, что ж так оскорбляетесь за них при каждой невинной шутке?