Однажды в Марчелике 2 (СИ) - Сухов Лео

Вадсомад Старган, дальше к западу от Каменной Собаки, Центральные равнины, Марчелика, 30 мая 1936 года М.Х.

Бывает так, что приспичит ночью, а идти не хочется. Но ведь приспичило уже — и снова уснуть из-за этого не удаётся. И тогда на чаше невидимых весов лень начинает своё соревнование с нуждой. Надо ли говорить, что победа нужды в этом извечном споре — лишь вопрос времени? Лень Дана продержалась на сей раз минут десять, не больше…

Он с неохотой поднялся с кровати, натягивая в темноте на ощупь штаны и рубашку. По въевшейся намертво привычке, Дан прицепил на пояс ещё и кобуру: сортир — сортиром, а никогда не знаешь, когда пригодится заряженный револьвер. Открываясь, дверь фургона слегка скрипнула, и Старган отметил этот факт: пора было всё смазать, пока скрип не стал совсем уж неприличным.

Хорошие касадоры следят за своими фургонами не хуже, чем иной рачительный хозяин за домиком. Потому что фургон — это и есть дом. Пусть маленький, пусть на колёсах. Но черепахи и улитки ведь не жалуются! Вот и касадорам не положено жаловаться — а положено следить…

Красноватый свет Гробрудера заливал окрестности, искажая их и делая настолько странными и необычными, что и узнать-то сразу не получалось. Стоящий на страже Мигель повернулся на звук шагов внутри защищённого круга. Чтобы тот его признал, Дан махнул рукой и направился к выходу из лагеря.

Сортир касадоров всегда стоял немного в стороне. И если уж сильно приспичило в тёмное время ночи, то все безропотно ходили в горшки. Но, право слово, из горшка же после этого воняет! Зато во вторую половину ночи, когда благодаря Гробрудеру светлеет — никто не мешает осторожно пробраться к отхожему месту.

Выйдя за пределы круга фургонов, Дан остановился и внимательно огляделся. Центральные равнины вокруг лагеря были пусты. Мелькнула пара мелких неопасных зверьков. Проползла змея, шурша по песчаному грунту и лишь слегка задевая траву. Погода стояла безветренная, что для конца мая, кстати, было странно — Обфельди задерживался. Но Дан был уверен: со дня на день начнутся песчаные бури.

Он прошёл к туалету по тропке, расчищенной от травы, прикрыл занавеску и принялся за дело. Но стоило ему начать облегчаться, как прямо за его спиной раздался подозрительно знакомый вой.

— Ба-а-а-ы-ы-ы-ыд!

В этот самый момент Дан почувствовал, что процесс под угрозой срыва… Ну а за деревянной стеной всё не унимался нежданный ночной гость:

— Л-а-а-а-с-а-а-а-о-о-о-л!

Раздался предупреждающий крик Мигеля, но если Дан всё правильно понимал, то как раз между другом и воющим григио и находилась злосчастная кабинка с главой вадсомада…

— Ы-ы-ы-г-о-о-о-д-ы-ы! — не унимался придурковатый абориген.

— Завали, а?! — вежливо попросил Дан.

— К-о-о-в-а-а-а-ы-ы-д! На-а-а-а-т-а-а-а! — подвывал григио.

Скрипнув зубами, Дан вытащил револьвер, навёл его куда-то в сторону вопля… И решительно спустил курок. Грянул выстрел, второй — и за стеной послышался тяжёлый удар об землю.

— Вот урод, а!.. — пробормотал молодой касадор и облегчённо вздохнул, когда процесс, наконец, восстановился. — О, хоро-о-ош…

Когда Дан вышел из сортира, к кабинке уже подходили Мигель и заспанный Иоганн. За туалетом лежало тело григио, лишённое челюсти и с пробитым горлом.

— Мне кажется, он что-то хотел сказать! — глянув на труп аборигена, заметил Мигель.

— Плевать! — буркнул Дан.

— Нет, Дан, что-то прямо по-нашему! По-человечьи! — настаивал Мигель.

— Миг, слушай… Пусть он приходит поговорить по душам, когда у меня запор! — не выдержал глава вадсомада. — А сейчас его вопли только мешали!

— Странно. Голос как у вчерашнего, а тело вроде другое… — задумчиво заметил Иоганн.

— А ты со многими григио лично знаком? — выгнув бровь, уточнил Дан. — Умеешь их по голосу отличать?

— Нет…

— Всё, спать пошли… Завтра вставать рано! — приказал Дан, заканчивая разговоры, и направился в свой фургон.

Вадсомад Старган, ещё дальше к западу от Каменной Собаки, Центральные равнины, Марчелика, 31 мая 1936 года М.Х.

И он пришёл! Обфельди, Великий и Ужасный! Вихрь нёс с юга огромные облака пыли и песка. Тёмная полоса на горизонте скоро превратилась в сплошную стену, вздымающуюся вверх на сотню ярдов… Тёмную, страшную, клубящуюся.

Ветер крепчал, пытаясь сорвать шляпы, гнул к земле траву и гибкие кактусы, трепал ткань одежды, поднимал пыль с земли… В общем, бесчинствовал и хулиганил, как и положено Великому и Ужасному Обфельди. Казалось, даже тяжёлые фургоны касадоров вот-вот сорвёт с места и поднимет в небеса, унося куда-то вдаль…

— Дан! Дан! — перекрывая вой ветра, прокричал старик Джон и потыкал рукой куда-то в сторону.

Старган посмотрел, куда указывает опытный товарищ, и просигнализировал в ответ, что всё увидел. Небольшая впадина диаметром в несколько десятков ярдов — с одной каменистой отвесной стеной, как раз на южной стороне — могла надёжно укрыть фургоны от удара стихии.

Дан решительно направил воллов к обнаруженному месту, и вскоре стало ясно, что там имеется даже небольшое озерцо — на берегу которого и решили разбить постоянный лагерь. Буря стремительно надвигалась, и члены вадсомада как можно быстрее завершали необходимые приготовления. Как всегда, сложнее всего было оперативно снять фургоны с колёс.

Конечно, каменный обрыв защищает лагерь от порывов ветра, но иногда Обфельди бушует так, что даже с ног сбивает. А фургоны у касадоров и без колёс весьма высокие. А уж на колёсах — так и подавно могут заменить парус на средних размеров лодке. Ну а жить ещё пару дней в лежащем на боку передвижном доме — то ещё удовольствие, сильно на любителя…

И если в сезон дождей фургоны окапывали, чтобы отвести воду, то во время ветров их обкладывали мешками с песком. Пусть на Эрфе и не слышали про такое место, как Канзас — а заодно про риск улететь в страну уродливых маленьких сопляков и злобных колдуний — зато укрепляли собственное жилище не хуже сказочного поросёнка Наф-Нафа. Про которого на Эрфе, кстати, все с детства знали — просто звали его тут иначе.

Успели! Как, впрочем, и всегда. Лагерь намертво встал полукругом под каменным обрывом у маленького озерца. Воллов загнали внутрь защищённой территории, а люди попрятались по домам, перекрыв все двери и окна. Вокруг стремительно темнело. А потом ударил первый порыв бури…

Дан сидел в фургоне и слушал, как мелкая песчаная взвесь яростно шуршит по стенам.

— У-у-у-у-у! — выл ветер. — О-о-о-о-о!

И было в этом вое что-то знакомое.

— В-ы-ы-о-о-о-од-ы-ы-ы! — требовал вместе с ветром неугомонный григио.

— Вот привязался-то! — раздражённо пробормотал Дан, которому всё это уже начинало сильно надоедать.

Он подхватил стоящую у стены винтовку и, рискуя быть отправленным в клятую страну Оз, всё-таки открыл дверь. Григио стоял посреди лагеря и выл во всю глотку, пытаясь произнести нечто членораздельное. Несчастные воллы от ужаса жались к стенам фургонов и жалобно ревели. Хаблов они просто ненавидели, а вот григио искренне побаивались.

— По-о-о-хо-о-о-о-ов-о-о-о-р-р-р-ры-ы-ы-д! — потребовал незваный гость, протянув к Дану руку.

Застывшая у двери своего фургона тётя Луиза, опешившая от того, что видели глаза и слышали уши, посмотрела на главу номада, который вскинул винтовку… И только и успела, что крикнуть:

— Не надо! Дан!

Грохнул выстрел, и григио бесформенной куклой опал на землю.

— И не ори мне больше! — не хуже григио проревел юный Старган его трупу.

— Дан! — крикнула, перекрывая вой ветра, тётя Луиза. — Он же ничего не сделал!

— Я не собираюсь ждать, когда эта сволочь вывихнет всем мозги! — прокричал в ответ Дан.

У тёти Луизы было ещё много аргументов в защиту своей точки зрения… Вот только громче всех в этот день завывал неистовый Обфельди. И его вой очень быстро превратился в яростный рёв. Луиза попыталась докричаться на Дана, но её слова каждый раз срывало с губ и уносило вдаль. Вздохнув, женщина махнула рукой и скрылась в фургоне, надёжно заперев дверь. А Дан задержался лишь для того, чтобы выбросить труп долговязого аборигена из лагеря.