Братья Шелленберг - Бернгард Келлерман

За несколько минут до семи дверь открылась, и вышла дама. На ней была кокетливая коричневая шляпка и того же цвета тонкое, мягкое манто, плотно облегавшее ее стройное тело. Борзая собака выскользнула из двери, но на чей-то оклик сейчас же вбежала обратно. Дама вышла из дома непринужденно, беспечно, как ежедневно в каждом большом городе тысячи дам выходят из какого-нибудь дома в этот час.

Но эта дама носила его имя.

Спокойной походкой направилась Эстер вдоль улицы, потом подозвала наемный автомобиль и скрылась.

Некоторое время Венцель еще ждал неподвижно в своем купе. Агент прошел мимо и поглядел в оконце. Тогда шоферу приказано было ехать назад в контору.

«Значит, ничего не вышло, – подумал шофер, – меня не потянут свидетелем в суд».

Венцель провел в конторе только несколько минут. Машинально подписал несколько десятков писем. Потом поехал обратно в Груневальд.

Мрачный вошел он в дом. Лоб у него, был изборожден морщинами злобы. Прислуга безмолвно спасалась бегством от его дурного настроения.

– Дамы – в китайской комнате.

Китайская комната была отделана в экзотическом стиле, отнюдь не в китайском, но так уже она называлась. Стены были сплошь облицованы кафельными плитками ультрамаринового цвета, потолок покрыт росписью и позолотой. Эстер любила сидеть в этой комнате, когда смеркалось.

До слуха Венцеля уже доносились женские голоса. Разговор велся по-английски и по-французски. Вчера приехали погостить две приятельницы: жена английского оптового чаеторговца Вайолет, с прической мадонны и сластолюбивыми губами, и Жоржет, маленькая, подвижная, как ртуть, черноволосая француженка, сбежавшая от мужа и прятавшаяся у Эстер. Дамы оживленно беседовали о предстоявшем через несколько дней ночном празднике в Хельброннене. Ожидали только наступления более теплой погоды. Венцель, остановившись в гостиной Эстер, смотрел в китайскую комнату. Дым дамских пахитосок образовал под потолком неподвижный, парящий слой.

В этот миг лакей подал Эстер карточку, и сейчас же вслед за этим в китайской комнате появилась фигура молодою человека. Венцель узнал голос Качинского.

– Вес долго не было в городе, господин Качинский, – сказала Эстер почти равнодушным, почти скучающим тоном.

– Я был занят за границей, – ответил Качинский. – Вернулся несколько дней назад, но только сегодня урвал свободный часок.

– Мои подруги, Вайолет Тэйлор из Лондона и Жоржет Леблан из Парижа.

Венцель вдруг весь облился потом.

«О, какая бесстыдная комедия!»

Лицо у него было серое, как свинец, долго пробывший на открытом воздухе.

Он медленно поднялся по лестнице. Лестница скрипела под его весом. Он уединился в своем кабинете и велел передать, чтобы его не ждали к чаю. У него срочные дела.

Кипы телеграмм и деловых бумаг были приготовлены его секретарем. Он не взглянул на них. Он ходил по своему полутемному кабинету взад и вперед, взад и вперед и не переставал повторять:

«О. какая бесстыдная, жалкая комедия!»

И опять все тело у него покрылось испариной.

Пробило полночь, а Венцель в мрачной и немой ярости все еще шагал по комнате взад и вперед, вполголоса говоря сам с собою. Снизу доносились иногда голоса к смех. Число гостей там как будто увеличилось.

«Обман, ложь, лицемерие! Лавина тронулась. Она убьет меня, и ее, и всех! О, какая низость!»

Вдруг ему показалось, будто у всех мужчин и женщин, бывавших в его доме, сквозило во взглядах какое-то странное и необыкновенное выражение, словно они скрывали от него нечто такое, чего совершенно скрыть не могли. Он увидел перед собою, не первый раз за эти дни, гостей, собравшихся в Лондоне на свадьбу, молодых, рослых мужчин, майора Ферфакса, барона Блау, и вдруг ему почудилось, словно у всех у них вызывающий вид и словно все они уставились в него с холодной усмешкой в глазах.

Он стиснул зубы так, что они хрустнули.

«Какое отчаянное бесстыдство! Она меня втянула в грязь и, что еще гораздо ужаснее (гораздо ужаснее в глазах Венцеля!), она сделала меня посмешищем всех этих людей!»

О, разумеется, этот Ферфакс, и Блау, и Качинский, и другие – смеются над ним до упаду. Что же, поделом ему, он этого сам добивался! Все знали, что из этого выйдет, только он не знал.

«Я не потерплю, чтобы меня втаптывали в грязь! – скрежетал он: – Я отомщу, я страшно отомщу!»

Она потребовала свободы, свободы во всех отношениях. Он предоставил ей свободу. Но разве эту свободу не ограничивали законы света и ее пола? Может быть, она так же не знает удержу в наслаждениях, как и он сам? Может быть, она – Венцель Шелленберг в юбке? Может быть! Что знает он о ней? Чужая женщина, незнакомая, как неизвестный зверь, свойств которого никто не изучил. Все мрачнее, все страшнее рисовалась ему его судьба. Снизу доносился смех. Звуки рояля. Там танцевали.

«Я этого не потерплю!» – восклицал он вновь и вновь с искаженным лицом.

Это была страшная ночь.

25

Перед зданием общества «Новая Германия» теснилась, плечо к плечу, несметная толпа безработных. Улица гудела от криков.

– Дай нам работу, Шелленберг! Дай нам хлеба!

Двери здания были закрыты.

Михаэль, стоя на балконе, обратился с речью к упавшим духом. Он заявил, что общество за последние недели поставило на работу много тысяч людей, но временно не располагает больше средствами. Он возобновит свои хлопоты перед правительством и городским управлением.

Экономический кризис обострился. В копях росли горы угля, много доменных печей уже погасло. Экспорт упал до минимума. Много лет оставались люди глухи к его предложениям.

Каждый день в его кабинет доносились крики:

– Дай нам работы! Выходи, Шелленберг!

Шум вскипал. Улица бушевала, камни летели в оконные стекла. Вмешивалась полиция.

На днях кучка безработных проникла в окна. С большим трудом удалось успокоить несчастных. Вчера явился один пьяный и вел себя, как буйный сумасшедший. Он уже раньше работал у общества, но был уволен, так как оказался вообще непригодным ни для какой работы. Он потребовал немедленного обратного приема, пригрозив взорвать все здание. У него, – кричал он, – больная жена и четверо маленьких детей, умирающих с голоду где-то в подвале. Схватив стул, он бросился на служащих. Это был широкоплечий, кривоногий человек, по ремеслу – каменщик; лицо у него было одутловатое от пьянства, с рыжими усами. В бешенстве он кричал, что вернется на следующий день.

И вернулся в самом деле.

В этот день должно было состояться совместное заседание представителей правительства и рабочих союзов, на которое был приглашен Михаэль для доклада о своих планах.

Немного опоздав, как всегда, Михаэль спускался по лестнице так быстро, что Ева, которая должна была проводить его на заседание, с трудом поспевала за ним.

В эти беспокойные дни Михаэль обычно выходил из дома через запасный подъезд. Но не успел он стать на первую ступень этого подъезда, как ощутил сильный удар в левое плечо. Ему показалось, что его толкнули в плечо тяжелой палкой, железной полосой. Он зашатался и чуть было не упал. Этот переулок был довольно безлюден, и он не заметил ничего подозрительного. Но в тот же миг он увидел, как его шофер, стоявший подле автомобиля, ринулся на какого-то человека и сбил его с ног. Сейчас же собралась толпа.

– Он стрелял в Шелленберга! – крикнул шофер и показал на человека с одутловатым, покрытым грязью лицом, которого повалил на землю.

Это был каменщик с рыжими усами, поклявшийся накануне отомстить.

Михаэль даже не слышал выстрела. Звук заглушён был уличным шумом. Все это произошло в какие-нибудь две секунды. Михаэль все еще стоял на ногах, недоумевая. В плече он по-прежнему чувствовал сильную боль.

– Ты ранен? – спросила Ева, глядя ему в лицо расширенными от ужаса и волнения глазами.

Михаэль покачал головой, он не мог выговорить ни слова. Боль в плече становилась все сильнее.

– Ах, да ведь тут кровь! – крикнула Ева и, достав свой носовой платочек, поспешно просунула его Михаэлю под жилет.

В смятении она пыталась втянуть его обратно в дверь подъезда.

Наконец, Михаэлю удалось заговорить.

– Эго ничего, – сказал он. – Пустяки! Что ему нужно было? – крикнул он, обращаясь к людям, толпившимся вокруг покушавшегося.

Все это произошло среди бела дня, около трех часов пополудни.

Часом позже стая газетчиков мчалась по улицам со свежими еще листами и орала.

– Покушение на Михаэля Шелленберга! Безработный стрелял в Шелленберга!

В вечерних газетах появились только короткие заметки. Безработный, – гласили они, – стрелял из револьвера в известного политико-эконома и химика Михаэля Шелленберга, основателя и руководителя общества «Новая Германия». Толпа собиралась линчевать покушавшегося, но Михаэль Шелленберг заступился за него. Состояние здоровья раненого, насколько это удалось установить, не внушает опасений.