Миссис Ингланд - Стейси Холлс

с Лонгмор-стрит. Однако покушение на убийство оказалось отличной рекламой, и в лавку А. Мэя повалили толпы покупателей. Людские взгляды скользили по корзинам с репой, жестянкам с чаем и неизбежно устремлялись к двери позади прилавка в надежде хоть мельком увидеть сестер Мэй.

Мама отправляла нас наверх или на склад, где мы занимались домашней работой или вели учет. Соседи, незнакомцы, друзья – все спрашивали про нас, интересовались, как мы. Искалечены? Напуганы? Потеряли рассудок? Наверное, мы злились. И скорее всего, закончили бы свои дни в сумасшедшем доме, как и отец. Я не осознавала своих чувств, пока однажды утром, застилая домики для цыплят газетами, не заметила в набранной убористым шрифтом колонке слово «преданы».

Я двинулась с фонарем в гущу деревьев. Тихо капал дождь, ноги скользили по мокрой опавшей листве. Я продиралась сквозь поросшие лишайником ветки, пачкая ночную рубашку. И тут раздался тихий плач, словно стон маленького зверька.

– Милли? – Я замерла на месте, тревожно вглядываясь в темноту.

Сначала было тихо, а потом снова послышался негромкий стон, всхлипывание. Я помчалась на звук, светя фонарем в разные стороны. Ребенок, которого я любила, о котором заботилась, оказался один ночью в лесу… Это было непостижимо, за гранью разумного! Я почти убедила себя, что мне все почудилось и девочка едет с матерью в теплой карете где-то далеко отсюда, как вдруг во тьме возник белый силуэт. Я помчалась туда, с трудом удерживая в вытянутой руке ставший очень тяжелым фонарь. Неожиданно луч света выхватил из мрака Милли. Пошатываясь, она стояла передо мной в ночной рубашке, лицо и босые ноги в потеках грязи, мокрые волосы прилипли к плечам. Я закричала: из груди невольно вырвался громкий стон. Выпавший из рук фонарь разбился и погас, покатившись вниз к реке.

Девочка разрыдалась. Я рухнула на колени и стиснула ее в объятиях, покачиваясь из стороны в сторону вместе с Милли, стараясь успокоить нас обеих.

– Все хорошо. Все хорошо, – повторяла я еще и еще, десятки раз, а Милли жалась ко мне, не в силах произнести ни слова.

Через несколько минут ее рыдания перешли в судорожные вздохи и редкие всхлипывания. Бедняжку пришлось укутать в мою накидку; впопыхах я не захватила с собой ничего теплого.

– Где мама? – спросила я.

Она молча вытерла нос рукавом.

– Милли, ты вышла с мамой?

Девочка хлюпнула носом и отрицательно мотнула головой.

– Ты видела маму? Где она?

Милли тряслась и стонала. По крайней мере, малышка нашлась. Я выпрямилась и подхватила ее на руки, собираясь вернуться по своим же следам: они выведут к реке, а оттуда к дому. Милли ухватилась за мою косу, как за канат. Казалось, с каждым шагом девочка становилась тяжелее. Она все время дрожала. Я опустила Милли на землю, получше укутала своей накидкой и снова взяла на руки.

Мы продвигались с черепашьей скоростью. И только когда мы вышли из леса к черной громаде фабричного здания, я рискнула повторить вопрос:

– Милли, где мама?

– Не знаю, – всхлипнула она.

– Ты вышла вместе с ней?

Девочка отрицательно помотала головой.

– Почему ты вышла из дома?

– Дверь была открыта, а мама куда-то делась из кровати.

– Ты услышала, как она уходила?

Снова отрицательное покачивание головой. Спину сводило от резких болей, которые – я знала по опыту – еще аукнутся мне утром. Я осторожно прошла по брусчатке, миновала скрипучую калитку и двинулась по дорожке ко входу в особняк. Слава богу, дверь была по-прежнему не заперта. Войдя внутрь, я закрыла ее и обессиленно прислонилась к стене. В холле возле двери приветственно мигал ночник, чуть поодаль мерно тикали напольные часы, с которыми дом никогда не казался пустым, даже когда я оставалась тут одна, а со стен из своих золоченых рам взирали Грейтрексы.

Ключа, чтобы запереть дверь, у меня не было, а где он хранился, я не знала, поэтому просто потащила Милли наверх. Чарли спал: ручка заброшена за голову, розовый ротик приоткрыт. Я едва сдержалась, чтобы не прижать его к себе. Вместо этого я аккуратно подоткнула под малыша одеяльце и опустила балдахин. Затем стащила с дрожащей Милли мокрую ночнушку и, надев чистую, с головой закутала в одеяло. Я села на кровать и усадила девочку к себе на колени.

– Куда отправилась мама? – прошептала я, покачивая ее. – Она позвала тебя с собой?

Милли отрицательно замотала головой и вытерла уголком одеяла набежавшие слезы.

– Ты мне расскажешь, что случилось?

– Я проснулась, а мамы нет, – наконец заговорила девочка, судорожно вздыхая после каждого слова. – Тогда я решила проверить, вдруг она вернулась к себе. Дверь была заперта. Я нашла ключ на полу и вышла из детской. Мамы в ее спальне не оказалось. В доме тоже. Папа говорит, мама бродит во сне, и я подумала, что у нее опять это. Я вышла во двор искать маму. Ведь она может случайно уйти в лес. Я не хотела, чтобы мама испугалась. А потом я заблудилась.

– Ты очень храбрая, – тихонько похвалила я. – Я не знаю ни одной маленькой девочки, которая бы отважилась на такой поступок.

– Я не боюсь леса.

– Значит, ты не видела, как мама проснулась? – уточнила я, крепче обнимая Милли.

– Нет, – мотнула головой она. – Мама села ко мне на кровать, прочла сказку, а потом перебралась к Саулу. А еще она почему-то плакала. Все время обнимала нас с Чарли и целовала.

Некоторое время я молча переваривала услышанное. И тут, словно прочитав мои мысли, Милли спросила:

– Мама вернется?

Мы с Милли сидели поперек кровати, прислонившись к стене и свесив ноги – так же, как недавно делала миссис Ингланд. Лежа на подушке, я смотрела на их лица, освещенные фонарем, и думала: как же хорошо эти двое смотрятся вместе. Потом я уснула. И проснулась от того, что миссис Ингланд просила меня позаботиться о детях. Я стала размышлять над мелочами, которые теперь казались красноречивыми знаками: загадочным образом упакованный чемодан хозяйки, ее просьба позаботиться о детях.

– Конечно, вернется, – уверенно ответила я, чувствуя, как болезненно сжимается сердце. – И снова будет присматривать за тобой. А теперь, – сказала я со вздохом, – тебе пора спать.

– Ты посидишь со мной?

– Да.

Я уложила Милли, пригладила ее растрепавшиеся волосы и постаралась ни о чем не думать. Позднее, с трудом забравшись к себе в кровать, я прислонилась затылком к стене. В кармане фартука едва слышно тикали часы. И вдруг в ночной тиши раздался негромкий звук – как будто щелкнула большая стрелка напольных часов в холле… или замок входной двери. Не вылезая из кровати, я оперлась локтями о подоконник и раздвинула пальцами жалюзи.

По дорожке удалялся мистер Ингланд. Прикрыв за собой калитку, он намеренно свернул с брусчатки на грунтовую тропинку и исчез среди деревьев. Фонарь он с собой не взял. Я изумленно таращилась