Жена серийного убийцы - Элис Хантер

вопросам, оставшимся без ответа, разъедать меня изнутри. Это было как раковая опухоль, которая медленно убивала меня. Ты все изменила.

– Заменив твои мрачные мысли своими мрачными мыслями?

Адам смеется.

– Нет. Дав мне наконец повод вновь улыбнуться. Я впустил тебя, и поначалу это напугало меня – твоя энергия, мои чувства к тебе…

Слышу, как он сглатывает. Сейчас Адам позволяет своим словам осесть у меня в голове, прежде чем продолжить. Он хочет от меня подтверждения, что я чувствую то же самое. Это будет нетрудно.

– Порой бывает страшно впускать другого человека, так ведь? – говорю я.

– Да, и момент, наверное, не самый подходящий… Как думаешь, что теперь будет?

– Ты имеешь в виду с Томом?

– Да. Как по-твоему – того, что ты им дала, будет достаточно?

– И вправду не знаю. Наверное, это будет зависеть от того, что они там сумеют извлечь из этого свитера с точки зрения криминалистики, но в конечном счете им понадобится нечто большее. Это просто помогает им составить более широкую картину – но на самом-то деле Том может сказать, что просто нашел этот свитер. Сама по себе эта вещь ничего особо не доказывает, так ведь?

– Но эта тетка вроде была довольна получить еще какие-то улики.

– Как я уже сказала, это укрепляет их позицию по делу, но что ей и вправду нужно, так это тело. И, наверное, следы ДНК, которые неопровержимо свяжут Тома с убийством одной или обеих женщин. Тогда они явно получат свой обвинительный приговор.

– Ты так говоришь, как будто уже все как следует продумала…

– У меня было много одиноких ночей, чтобы поразмыслить над этим.

– Аналогично, – говорит Адам. – У меня у самого сейчас башка молотит на повышенных оборотах.

– О, и почему же?

– Полная дурь, конечно… – произносит он. Слышу тяжелый вздох.

– Нет уж, продолжай. Я так многим уже с тобой поделилась – не стесняйся и ты поделиться со мной своим безумием.

Адам нервно хихикает.

– Ну, просто… Когда вдруг выяснилось, что Тома обвиняют в убийстве женщины, мне пришло в голову, что он мог приложить руку и к…

– О боже! Уж не собираешься ли ты сказать, что думаешь, будто он имеет какое-то отношение и к смерти Камиллы, так? – Не могу скрыть потрясения в своем голосе. Адам сказал, что это дурь, но и в самом деле – зачем Тому откалывать такой номер? – Том едва знал ее, Адам. И ее смерть была другой – это был несчастный случай… – Умолкаю, припомнив, как Том и смерть Кэти и Фиби называл несчастными случаями.

– Это была глупая мысль, я знаю. Она возникла у меня лишь потому, что я не нашел рядом с ней ее «Эпипен», а она обычно повсюду таскала его с собой. Запасной все еще лежал в прикроватной тумбочке… Наверное, она просто не успела добраться до него вовремя.

– Я не хочу сказать, что это глупо, – говорю я, вновь возвращая мягкость своему тону. – Но весьма сомнительно.

– Да, наверное. По-моему, верить в то, что это Том убил ее, было бы в каком-то смысле легче, чем знать, что Камилла решила не воспринимать свою аллергию достаточно серьезно. Она была слишком уж легкомысленна – продолжала покупать продукты без стопроцентной уверенности в том, что в них нет и следа орехов. Только то, что ей это сходило с рук раз или два, вовсе не означало, что это уже неопасно. Следы есть следы – это предупреждение ставят повсюду не без причины.

– Если быть справедливым по отношению к Камилле, то, может, именно поэтому она в конечном итоге и стала немного беспечной? Ты сам только что сказал, что маркировку «может содержать следы орехов» лепят чуть ли не на все продукты. Мне тоже нужно поставить ярлыки с такой надписью на всю мою еду в кафе.

– Да, верно. Но все равно… Ей нужно было заботиться не только о себе. Ей следовало быть более осторожной ради Джесс. Это было довольно эгоистично с ее стороны.

Слышу в его голосе обиду – эмоцию, которой я раньше в нем не замечала. Понимаю, что это говорит горе. На самом-то деле он вовсе не считает Камиллу эгоисткой – ему нравилось в ней абсолютно все, это было очевидно даже совершенно постороннему человеку. Хотя понимаю, что именно Адам имеет в виду – если б ее забрал у него кто-то другой, он не смог бы винить ее. К сожалению, из-за того, как именно это произошло, ему никак не избавиться от мысли, что Камилле просто не хватило чувства ответственности. Что ее смерти можно было избежать.

– Все мы иногда бываем эгоистичны, Адам. Это и делает ее человеком.

– Делало, – просто говорит он, поправляя время глагола. Мы оба замолкаем. Волнуюсь, что расстроила его, практически отмахнувшись от того, что занимало его мысли.

– Тем не менее, – говорю я, чтобы разрядить неловкую ситуацию. – У тебя есть какие-то планы на завтрашний вечер?

– Обычно мы устраиваем вечер кинопросмотра – ну, скорее ближе к вечеру – каждый понедельник. С чем-то вроде пикника в гостиной. Не слишком увлекательное занятие, я знаю, но Джесс нравится.

– Звучит заманчиво. А можно к вам присоединиться? – с надеждой спрашиваю я.

– Если ты пообещаешь мне одну вещь.

Делано хмыкаю.

– Ага, вон оно что… Ну, насчет этого я не вполне уверена. Если прилагаются некие условия, то, наверное, придется отказаться, – говорю я притворно-пафосным голосом.

– Ах вот как? Отклоняешь приглашение провести вечер с самым молодым вдовцом в Лоуэр-Тью? Лучшего предложения ты не получишь, сама знаешь.

– По-моему, кое-кто слишком много о себе возомнил.

– Ах, до чего же приятно так вот похихикать, Бет! Ты просто не представляешь… Ладно, условие состоит лишь в том, что вы должны прихватить с собой какие-нибудь вкусности – ничего сногсшибательного! – смеется Адам. Наконец-то его голос звучит непринужденно. Разговоры о Камилле явно выбивают его из колеи. В будущем мне лучше постараться избегать этой темы.

– Думаю, это я потяну, – говорю я. – Завтра мне все равно нужно приготовить партию маффинов для кафе, так что испеку еще пару штучек.

– Пару? Я надеялся по крайней мере на дюжину.

– Ты берешь меня за горло, – говорю я.

– Тебе лучше привыкать к этому – ну, если мы собираемся почаще встречаться.

Мгновенная теплота от этих его слов вызывает у меня и радость, и грусть одновременно. Такой же в этот момент представляется мне и вся моя жизнь – полной противоречий. И мне кажется, что я – самое большое противоречие из всех.

Когда погружаюсь в сон, слова Адама вновь всплывают в