Загадка Ватикана - Фредерик Тристан

— Капитан, — отвечал Сильвестр, — вы рассуждаете, как поэт. Ваши люди взбираются на деревья, чтобы сорвать там омелу. Но это лишь растение, которое питается пометом певчих дроздов. В прозрачных шариках омелы вы читаете будущее. Но могут ли пророчества рождаться из птичьей задницы?

— Чужеземец, — сказал моряк, — вам, по-видимому, неизвестно, что рост предпочтительнее строительства. Мы, кельты, относимся к дереву с глубоким почтением. Разве не древесный сок определяет течение времени? А вы, евреи, вы прибили вашего бога гвоздями к сухому столбу.

— Неправда! — воскликнул Сильвестр. — Крест — это дерево зеленое, возрождающееся! Христос — это Феникс, навечно воскресший из пепла!

Капитан налил себе выпить, потом продолжал:

— Я принадлежу к народу, который ни во что не верит, так боится он быть обманутым. Я готов признать, что ваша путаная вера имеет некоторую привлекательность, но здравый смысл понуждает меня отвергнуть ее. Греки обожают умничать, жонглируя пустыми мыслями. Римляне накапливают идеи, чтобы потом превратить их в законы. Мы, кельты, противопоставляем видимое невидимому, чтобы из этого обрести свободу. Нашу свободу! А не чью-то чужую…

— Это хорошо, — сказал Сильвестр. — Я вас уважаю. Но рано или поздно вы измените свои представления, это точно.

— Я бы весьма этому удивился, — сказал кельт, одним глотком осушив свой стакан. — Чувство свободы развито у нас так сильно, что мы без устали спорим между собой. Так неужто мы должны прийти к согласию, поверив в какие-то восточные сказки? Это годится для римских солдат, которые верят в окровавленного быка, в спасительный колосок ржи и в бога, изрубленного на куски. Чему могут научить нас подобные нелепости, если нам известно из совершенно надежного источника, что Луна беременна Солнцем и рожает одиннадцать раз в году?

Наконец корабль причалил в Римском порту. Как только Сильвестр ступил на твердую почву, он оказался в самой гуще громадной толпы, которая быстро двигалась в одном направлении, бранясь и размахивая кулаками. Его подхватило словно потоком. Он вскоре узнал, что все эти люди направляются в цирк, где будут казнить неких евреев, пытавшихся убить императора. Эта новость поразила народ. Но все радовались, предвкушая зрелище, где ужас будет соседствовать с шутовством. Разве не смешно смотреть на этих стариков, дрожащих перед разинутыми пастями львов? А разве не приятно полюбоваться на голых девушек, которых сначала хорошо высекут, а уж потом живьем сожгут или посадят на кол? Трубный зов поднял на ноги все население Рима, каждый бросил свои будничные дела. Только дети не допускались на этот праздник. Зато женщины, если и уступали мужчинам в жестокости, то возбуждались гораздо больше.

Сильвестр слышал рассказы об этих римских зрелищах. Греки не находили достаточно резких слов, чтобы их осудить. Поэтому он решил было выбраться из этой, толпы, и только случай заставил его изменить мнение. По дороге он увидел, как сотня мужчин и женщин остановились возле какой-то лавки и начали ее грабить. Корзины с овощами были опрокинуты, вазы сброшены на землю и разбиты. А несчастного торговца схватили два верзилы, ударили головой о стену, и он остался там лежать, потеряв сознание.

Сильвестр был изумлен, услышав, как бедняга воскликнул: «Христос!» — в тот миг, когда его начали избивать. Поэтому он вопросил себя, а не были ли осужденные на казнь христианами, которых римляне смешивали с евреями. И он вошел в огромный амфитеатр, где собиралась толпа.

Трубы известили о появлении представителей власти. Император был за пределами Рима, но его ближайшие сподвижники в официальных одеждах разместились в ложах под аплодисменты и приветственные восклицания публики. Потом глашатай, вооруженный рупором, начал зачитывать список приговоренных к казни. Было очень трудно что-то услышать, так как нетерпеливая толпа не соблюдала тишины, к которой ее призывали. Сильвестр мог разобрать только, что виновные заслуживали самой жестокой казни, так как покушались не только на жизнь императора, но и на жизнь жрецов государственной религии.

Когда вооруженные стражники вывели на арену осужденных, публика разразилась неистовыми криками. Однако там были только старики, женщины и дети, многие из которых не достигли и десятилетнего возраста. Сильвестр понял, что мужчин оставили для поединков. Несчастных было около сотни, и, по-видимому, их очень долго держали в темнице. Они опустились на колени вокруг самого старшего среди них, почтенного старика с белой бородой, который сложив руки и обратив глаза к небу, непрестанно молился.

И тогда гнев объял благочестивого Сильвестра. Несмотря на то что он находился в окружении тысяч римлян, он вскочил на ноги и закричал, размахивая своей палкой:

— Во имя Иисуса Христа, Сына Божьего, да свершится суд праведный!

И в тот же миг Святой Дух принялся дуть. Поднялся ураганный ветер, и водяные смерчи обрушились на амфитеатр. Молния ударила в почетную ложу, где сидели представители власти, и подожгла занавеси. Публику охватила паника, и все бросились бежать кто куда, растаптывая все на своем пути. Вскоре множество мертвых тел усеяли ступени амфитеатра. Только в центре арены осужденные на смерть остались недвижимы, продолжая молиться Богу.

А между тем войска Люцифера и Сатаны смешались с римским простонародьем. По приказу своего повелителя они поджидали момента, когда Святой Дух начнет дуть, чтобы посеять ужас и панику среди зрителей. Поэтому в тот день больше тысячи душ, возжаждавших крови праведников, отправились прямо в Ад.

Шагая со ступеньки на ступеньку, Сильвестр спустился на посыпанную песком арену и подошел к группе христиан.

— Вы свободны, — сказал он им.

— Как можем мы быть свободны, если наши мужья и сыновья остаются в темнице? — спросила одна женщина.

— Пойдемте освободим их, — сказал Сильвестр.

Они отправились к камерам, расположенным над амфитеатром, и легко нашли ключи, брошенные разбежавшейся стражей.

— Это чудо! — воскликнул старик с белой бородой. — Бог не оставил нас. Кто ты, поднявший палицу, чтобы управлять чудом?

— Я пришел в Рим встретиться с епископом Эваристом.

— Наш отец, епископ Эварист, вчера был схвачен. Мы не знаем, куда его отвели.

— Я его найду, — заверил Сильвестр. — Надо чтобы мир во Христе воцарился в этом преступном городе, и тогда, очистившись, он превратиться в столицу нашей веры.

— Разве столица нашей веры не Иерусалим? — спросил старик. — Именно там получил я крещение водой и духом. Мой старший брат встречался с учениками Иисуса. Таким образом, я иудей по своему природному рождению и христианин по своему рождению духовному.

— Иерусалим находится под святотатственной властью Рима, — объяснил Сильвестр. — Теперь надо, чтобы Рим попал под святую власть Иерусалима.

Осужденные на смерть покинули амфитеатр, воспевая Христа. Никто их не остановил, наоборот, когда они проходили, римляне опускались на колени и говорили:

— Их любовь победила нашу ненависть. Слава их Богу!

Кардинал Бонино вежливо попросил нунция прервать чтение, потом взял слово:

— Мне кажется, что с точки зрения чистой агиографии[60] этот текст слишком точно следует приключениям Базофона, чтобы его не читать. Я выдвигаю гипотезу, что «Житие Гамальдона» — лишь одна из версий «Жития святого Сильвестра». Что вы об этом думаете?

— Возможно, перед нами и в самом деле последние страницы «Жития святого Сильвестра», — согласился отец Мореше. — Полагая, что он мистифицирует читателей, хитроумный поляк в действительности сумел собрать то, чего не доставало тексту для его полноты. В конце концов, все жития святых сходны между собой. Но весьма любопытно, что составитель этого документа постоянно и на всем его протяжении более или менее убедительно пытается внушить нам мысль, что Церковь извратила изначальное послание Христа.

— Всегда существовали Церковь бедных и Церковь богатых, — заметил кардинал. — Вспомните слова Нашего Господа на эту тему: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Когда я получил кардинальскую шапку и алую мантию, я много об этом думал. Ведь никто никогда не видел, чтобы верблюд прошел сквозь игольное ушко, не так ли? И, конечно же, Иисус говорил о гордецах, которые отказываются замечать бедность, а это грех против Святого Духа — и грех непростительный. Поэтому все, кто в течение столетий боролся против церковной помпезности, а также против доктринального тщеславия, имели все основания полагать, что они верны изначальному духу Евангелия.

Адриан был мыслями далеко. Для него расследование было закончено. Верховному понтифику и великому раввину больше не грозила опасность. «Житие святого Сильвестра» обнаружено. Никакой скандал Ватикану больше не угрожал. Оставалась Изиана, которая не сумела остаться живой и которая после своей смерти неотступно его преследовала. «Никогда не верь в то, во что ты веришь». В Индии один старый мудрец сказал ему нечто похожее: «Если ты встретишь Бога, убей Его, так как Бога встретить невозможно. Тот, кого ты встретишь, будет самозванцем». Не поэтому ли Адриан не желал поклоняться идолам и оставался агностиком, будучи в полной растерянности перед лицом вселенской загадки. В своей записной книжке он отметил: «Вселенная — это язык, на котором надо разговаривать, а не текст, который нужно расшифровать». Однако чего бы он ни отдал, чтобы войти в непосредственное соприкосновение с самой материей этого языка. Но он оставался для него китайской грамотой.