Корабль невест - Джоджо Мойес

Мистер Рэдклифф удерживал квартирную плату и давал ей немного сверх того, ровно столько, чтобы хватало на еду и домашние расходы. Она купила себе новые туфли, а маме — кремовую блузку с бледно-голубой вышивкой. Именно такие блузки, в ее представлении, носили порядочные матери. Ее мать даже растроганно всплакнула, сказала, что дай только срок — и она снова встанет на ноги. И тогда Фрэнсис сможет уехать учиться в колледж, как в свое время обещала ей тетя Мэй. Подальше от этой вонючей дыры.

Но когда Фрэнсис сняла с матери заботы о доме и деньгах, взвалив их на свои худенькие плечи, та вообще запила горькую. Время от времени она приходила в бар в сильно декольтированном платье и стояла, облокотившись на стойку. А потом, естественно, начинала заговаривать с мужчинами в баре и с работавшими там девушками, пыталась прихлопнуть несуществующих мух и орала на Фрэнсис дурным голосом, в котором чувствовались злость и безмерная жалость к себе. И в результате мать заваливалась на кухню, чтобы предъявить дочери накопившиеся претензии: что та слишком хорошо одевается, что зарабатывает себе на жизнь, что вообще появилась на свет, тем самым разрушив ей жизнь, — и так до тех пор, пока Хун Ли не вышвыривал ее вон, сграбастав мощными руками. После чего сердито зыркал на Фрэнсис, словно она виновата в том, что у нее такая мать. А Фрэнсис и не пыталась защищать ее: она уже давным-давно поняла, что это совершенно бесполезное занятие.

Фрэнсис только одного не могла взять в толк: откуда при их бедности у мамы деньги, чтобы каждый день напиваться в хлам.

А потом в один прекрасный день мама исчезла — со всей вечерней выручкой.

Позволив себе пятиминутный перерыв, Фрэнсис сидела на перевернутой бадье в подсобке и ела намазанный маргарином хлеб, что оставил для нее Хун Ли, но внезапно услышала взволнованные голоса. Не успела она поставить тарелку и встать, как в подсобку ворвался мистер Рэдклифф.

— Где она? Где эта вороватая шлюха?

Фрэнсис так и замерла с вытаращенными глазами. Она уже знала, по привычной пустоте внизу живота, о ком он говорит.

— Она испарилась! А вместе с ней и вся моя треклятая касса! Ну и где она может быть?

— Я… не знаю, — запинаясь, прошептала Фрэнсис.

Мистер Рэдклифф, обычно весьма вежливый и обходительный, превратился в разъяренного дикаря с багровым лицом, его грудь выпятилась вперед так, что казалось, накрахмаленная рубашка вот-вот лопнет, его огромные руки сжались в кулаки, словно он с трудом сдерживался. Он смотрел ей в глаза, наверное, целую вечность, явно прикидывая, врет она ему или нет. И ей показалось, что еще немного — и она описается со страху. Но затем он ушел, громко хлопнув дверью.

Они нашли ее два дня спустя, в бессознательном состоянии, за лавкой мясника. Денег при ней не оказалось, только пустые бутылки. Туфли тоже куда-то подевались. И вот как-то вечером на той же неделе мистер Рэдклифф зашел к ней, чтобы «потолковать», затем вернулся в отель и сообщил Фрэнсис, что они с ее матерью решили: будет лучше, если та на время уедет из города. С ней невозможно вести дела. И Льюкам теперь вряд ли хоть кто-нибудь поверит в кредит. Он лично проводил ее.

— Только до тех пор, пока она немного не выправится, — сказал он. — Хотя бог его знает, сколько это займет времени.

Фрэнсис была так потрясена, что не могла говорить. А когда она в тот вечер вернулась домой и ее встретили гнетущее молчание их маленького дома, куча счетов на кухонном столе и сумбурная записка, из которой совершенно невозможно было понять, куда уехала мать, Фрэнсис уронила голову на сложенные руки и просидела так до тех пор, пока ее не сморил сон.

И вот почти три месяца спустя ее вызвал к себе мистер Рэдклифф. К этому времени мрачная тень матери уж больше не нависала над ней. Люди, завидев ее, перестали шушукаться, некоторые даже говорили «привет». Хун Ли всячески старался ее утешить: следил за тем, чтобы в ее обеде непременно были кусочки говядины и баранины, а еще чтобы она делала перерывы на отдых. Как-то он даже оставил ей два апельсина, хотя и не захотел в этом признаться, а когда она его уличила, шутливо замахнулся на нее мясницким ножом. Девушки из бара справлялись о ее делах и по-сестрински дергали за косички. Одна даже предложила выпить после окончания смены. Она, естественно, отказалась, хотя и была благодарна. И когда уже другая девушка, сунув голову в дверь кухни, сказала, что Фрэнсис вызывают в кабинет хозяина, она испугалась, что ее тоже могут обвинить в краже. Яблоко от яблони недалеко падает — так говорили в городе. Дурная кровь непременно даст о себе знать. Но, когда она постучалась и вошла, мистер Рэдклифф вовсе не выглядел сердитым.

— Присаживайся, — сказал он, посмотрев на нее вполне благожелательно. Она села. — Я собираюсь попросить тебя освободить дом. — И, не дав ей открыть рта, продолжил: — В Квинсленде из-за войны скоро все изменится. Здесь появятся войска, и жизнь в нашем городе закипит. Мне сказали, что вот-вот приедут люди, которые смогут платить за дом гораздо больше. В любом случае, Фрэнсис, не дело такой юной девушке жить в одиночестве.

— Но я же вовремя вношу арендную плату, — запротестовала Фрэнсис. — И еще ни разу вас не подвела.

— Я прекрасно знаю об этом, моя дорогая, и я не из тех, кто способен вышвырнуть тебя на улицу. Ты переедешь сюда. Ты можешь жить в комнате наверху, где обычно ночевал Мо Хаскинс. Ну, ты знаешь. И я уменьшу арендную плату, у тебя останется больше карманных денег. Ну как, по рукам?

Его уверенность в том, что она обрадуется такому щедрому предложению, была столь велика, что у нее не хватило духу сказать, что хибара на Ридли-стрит была ее единственным домом. Что после отъезда матери она уже начала получать удовольствие от своей независимости, что она уже не чувствует, будто балансирует на краю пропасти. И что она не нуждается в его одолжениях.

— Пожалуй, я лучше останусь дома, мистер Рэдклифф. Я… я отработаю. Возьму лишнюю смену, чтобы оплатить квартирную плату.

Мистер Рэдклифф тяжело вздохнул:

— Фрэнсис, мне очень хотелось бы тебе помочь, святая правда. Но когда твоя мать умыкнула кассу, она проделала очень большую дыру в моем бюджете. Очень… большую… дыру. Дыру, которую мне надо каким-то образом залатать. — Он встал и подошел к ней. Его рука тяжело легла ей на плечо. — Но вот что мне нравится в тебе, Фрэнсис. Ты труженица, не то что твоя пропащая мамаша. Решено: ты переезжаешь сюда. Такая девушка, как ты, не должна тратить свои лучшие годы на заботы об арендной плате. Тебе надо выйти в люди, принарядиться, немного повеселиться. И вообще, негоже молодой девушке жить одной… — Он сжал ее плечо. Она была не в силах пошевельнуться. — Нет. Значит, так. Ты перевезешь свои вещи в субботу, а все остальное я возьму на себя. Пришлю тебе в помощь одного из своих ребят.

Уже потом она поняла, что, возможно, девушки из бара знали что-то такое, о чем она и не подозревала. А следовательно, их внимание, дружелюбие и, только в одном случае, враждебность объяснялись не тем, что они жили под одной крышей, как она предполагала, а тем, что они прекрасно понимали, на каком положении она здесь находится.

И когда Мириам, миниатюрная еврейка с волосами до талии, объявила, что после полудня поможет ей навести красоту, она сделала это вовсе не по дружбе, а выполняя чьи-то строгие указания. И таким образом, когда Мириам уложила ей волосы, затянула потуже корсаж подогнанного по ее фигуре темно-синего платья и продемонстрировала мистеру Рэдклиффу результаты своих трудов, приведших к столь волшебному преображению, Фрэнсис предположила, что она должна быть благодарна.

— Нет, вы только посмотрите, — пыхтя сигаретой, произнес мистер Рэдклифф. — Кто бы мог подумать, а, Мириам?

— Ну как, неплохо я ее отмыла?

Фрэнсис почувствовала, что под их пристальными взглядами у нее, несмотря на толстый слой косметики, горят щеки. Она с трудом преодолела желание сложить руки на груди, чтобы прикрыться.

— Вполне съедобно. По-моему, наша малышка Фрэнсис слишком хороша для Хун Ли, да? Не сомневаюсь, мы можем подобрать ей более эффектное занятие, чем мытье грязных бутылок.

— Нет, я вполне довольна, — сказала Фрэнсис. — Правда-правда. Мне нравится работать с мистером Хуном.

— Не сомневаюсь в этом, дорогуша, и ты очень хорошо работаешь. Но, увидев, какая ты красотка, я понял, что в баре от тебя будет гораздо больше пользы. Итак, начиная с сегодняшнего дня будешь разносить напитки. Мириам введет тебя в курс дела.

Она почувствовала, причем не в первый раз, что ее обвели вокруг пальца. Несмотря на то что она вполне взрослый, самостоятельный человек, решения за нее постоянно принимает кто-то другой. И даже если она и поймала во взгляде Мириам нечто странное, ставящее ее в тупик, она все равно не смогла бы четко сформулировать, что это было.