Краснокожие - Джеймс Купер

— Нет, нет, — воскликнула Мэри, — мы не должны оставлять мистера Литтлпеджа одного: эти люди могут причинить ему какой-нибудь вред!

Я был до глубины души тронут этим заботливым участием с ее стороны.

— Да, но чем можем мы быть ему полезны, дорогая, — возразила Пэтти, — даже и в том случае, если ему грозит какая-нибудь беда? Не лучше ли нам поскорее добежать до дому и прислать к нему кого-нибудь на помощь, чем стоять подле него без всякой пользы?

Воспользовавшись этой счастливой мыслью Марты, барышни Кольдбрук и Марстон, которые и без того немного опередили нас, пустились чуть ли не бегом бежать к дому, вероятно, затем, чтобы привести в исполнение намерение моей сестры. Но Мэри Уоррен стояла на своем.

— Нет, Пэтти, — продолжала она, — конечно, мы ничем не можем помочь мистеру Литтлпеджу в случае, если эти люди вздумают прибегнуть к насилию, но мне кажется, что насилия в данном случае нечего опасаться; но эти низкие люди так мало уважают истину, что если их оставить троих против одного, то они могут впоследствии исказить в передаче его слова и их значение; оставшись же при нем, мы можем быть свидетелями того, что услышим и увидим.

Я был поражен удивительной осторожностью и предусмотрительностью этой молодой девушки, и Пэтти, очевидно, согласившись с ее доводами, подошла и встала рядом со своей приятельницей. В этот момент трое мужчин подошли к нам; двоих из них я знал очень мало, то были мои арендаторы Бенс и Моуатт и оба они были из числа самых ярых антирентистов; третьего я совсем не знал: он, очевидно, был пришелец в этих краях, какой-нибудь странствующий демагог. Все трое подошли ко мне с чрезвычайно торжественным и важным видом, и Бенс заговорил:

— Мистер Литтлпедж, сегодня утром у нас состоялось собрание, на котором были приняты и утверждены некоторые постановления; на нас возложено поручение вручить вам копию с этих постановлений, и раз мы это исполним, то миссия наша будет окончена.

— А кто вам сказал, что я приму эту вашу бумагу?

— Я полагаю, что в свободной стране человек, кто бы он ни был, не может отказаться принять ряд постановлений, принятых и утвержденных на собрание его согражданами.

— Это зависит от обстоятельств, и именно на основании той же свободы в нашей стране предоставляется человеку право сказать, что он знать не желает ваших постановлений точно так же, как вам предоставляется право их утверждать или же отвергать, смотря по вашему желанию.

— Но ведь вы еще не видали этих постановлений и до тех пор, покуда с ними не ознакомитесь, вы не можете знать, подходят они вам или не подходят.

— Согласен, но дело в том, что я не признаю за первой попавшейся горстью совершенно незнакомых мне людей права навязывать мне какие-то свои постановления, не справившись даже о том, желаю ли я их читать или же не желаю.

Такого рода ответ, очевидно, сильно поразил посланных; мысль, что один какой-нибудь человек осмеливался оспаривать право сотни людей делать ему свои предписания, казалось, была для них чем-то таким необычайным и непостижимым, что они положительно опешили от такой смелости.

— Должен ли я в таком случае заключить, что вы отказываетесь принять и прочесть постановления народного собрания, мистер Литтлпедж?

— Да, и не только одного собрания, но и целой полудюжины таких собраний взятых вместе, в том случае, когда эти постановления оскорбительны и вручаются мне оскорбительным манером.

— Что касается собственно постановлений, то вы не можете о них судить, не видя их, а что касается права собравшихся людей постановлять и решать большинством голосов, какие им заблагорассудится постановления, то я уверен, что этого вы оспаривать не можете.

— Напротив, и это право еще подлежит сомнению; но даже признав его неоспоримым, оно все же не уполномачивало еще вас навязывать мне эти решения.

— Итак, я должен буду сказать народу, что вы отказываетесь даже читать его постановления, мистер Литтлпедж?

— Вы ему скажете все, что вам будет угодно. Я признаю народ только в законном смысле этого слова, но горсть собравшихся людей, связанных между собой духом интриги и несправедливостью, ложью и корыстью, я не признаю за народ, и он не внушает мне ни уважения, ни страха, и как я на него смотрю с презрением, так точно буду относиться к нему с презрением всюду, где ни встречу его на моем пути.

— Значит, я должен передать народу Равенснеста, милостивый государь, что вы смотрите на него с презрением?

— Я не уполномачиваю вас ничего передавать кому бы то ни было, я даже и не знаю, уполномочил ли вас народ Равенснеста явиться ко мне с вашей миссией, как вы утверждаете. Но если вы явились сюда и хотите почтительно просить у меня, как просят милости, а не требовать, как чего-то должного, чтобы я прочел содержание вашей бумаги, то я соглашусь выслушать вашу просьбу, в противном же случае более я не хочу слушать ничего.

Посланные отступили на несколько шагов в сторону и некоторое время совещались между собой.

— Мистер Хегс Роджер Литтлпедж младший, — торжественным голосом произнес Бенс, — я теперь прошу вас наипочтительнейшим образом ответить мне, согласны ли вы принять от нас эту бумагу? В ней заключаются некоторые постановления, принятые и утвержденные с большим единодушием населением Равенснеста и не лишенные некоторого интереса для вас. Мне поручено спросить у вас, желаете ли вы принять вот эту копию, в которой изложены все вышеупомянутые постановления?

Я прервал поток его красноречия, приняв из рук его бумагу, и в этот момент мне показалось, что все три представителя народа были этим скорее опечалены, чем удовлетворены. Да, если бы теперь они решились попросить у меня обратно этот документ, то я, конечно, не возвратил бы его им. Я понял, что эти господа были бы очень рады случаю кричать на всю округу, что молодой Литтлпедж смотрит на свой народ с презрением и даже отказывается принимать его решения и постановления.

Итак, сложив бумагу, я опустил ее в карман с видом полнейшего равнодушия и раскланялся с представителями народа, сказав им:

— Ну, и прекрасно, господа, бумагу эту я от вас принял и если найду, что постановления вашего собрания заслуживают, чтобы на них обратили внимание, то сумею поступить как должно. Народные сборища в воскресные и праздничные дни нечто столь необыкновенное и не принятое у нас, в Америке, что, вероятно, предмет, вызвавший этот митинг, имеет для местных жителей особо важное значение.

Посланные казались весьма растерянными и сконфуженными; молча откланявшись, они в свою очередь удалились.

Признаюсь, что содержание этих постановлений в сильнейшей степени возбуждало мое любопытство, но достоинство мое требовало от меня некоторой выдержки. Однако как только я с моими милыми спутницами достиг того места, где тропинка пролегала по густой чаще высокого кустарника, то вытащил из кармана бумагу и, развернув ее, сказал: