Полынь и мёд - Лина Манило

Вот и всё. А ты меня очень обидела, очень. Вот и результат. Время собирать камни, да?

Да, обидела – с этим даже спорить бесполезно. Но разве я сделала это осознанно? Впрочем, какая уже разница – никаких слов не хватит, чтобы объясниться.

– Рому, кстати, можешь себе оставить, – величаво взмахивает рукой, пряча телефон в карман шорт и отходит к столу. – Мне чужие объедки нафиг не нужны. Но спустить твою подлость я не смогла.

– И что ты будешь делать… с этими фото?

Света делает вид, что усиленно размышляет над моими словами, а меня снова тошнит. Потому что даже представить не могу, на что способно её оскорблённое самолюбие.

– Хм… даже не знаю, – размышляет, постукивая пальцем по подбородку. – Может быть, удалить? Да нет, бред, конечно… а может, в социальные сети отправить? Ну, а что? Покажу всему миру, как умеет отдыхать моя сестра. Или сразу на порносайт?

– Ты не посмеешь.

– Правда, это уже лишнее, – покорно соглашается, но в глазах не тухнет лукавый огонёк. – Я их, наверное, твоему-моему милому отправлю. Как думаешь, он обрадуется?

– Света…

Горло сжимает спазм, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы хоть так растворить боль в груди.

– Ой, подожди! – радостно восклицает и хлопает себя ладонью по лбу. – Вот же, голова моя дырявая! Я же уже отправила!

Глава 39

Ксения.

Бах! Кажется, я действительно слышу отголоски взрыва – это мой мир летит на воздух.

– Отправила, да? – зачем-то озвучиваю очевидное, а Света кивает.

– Ничего сложного. Особенно, когда на твоём телефоне никаких паролей.

– Тебе точно пора в психушку.

Света удивлённо заводит бровь, а я пячусь назад. Безумие заразно, и здесь нельзя больше оставаться, ни в коем случае. Свои туфли нахожу на полочке у порога, а рядом на стальном крючке висит моя сумка. Машинально запускаю внутрь руку – по привычке, – и облегчённо выдыхаю: телефон на месте. Хотя, конечно, лучше бы я его съела, чем вот так.

Дура я, дура и это не лечится. Притащилась сюда, как последняя идиотка, хотя ведь Рома пытался отговорить, пытался вразумить.

Рома… при мысли, что он уже, скорее всего, видел все эти мерзкие фото, мороз по коже. Это так гадко, так отвратительно, что, кажется, каждой порой ощущаю смрад. В голове так много мыслей, они носятся в истерике, сталкиваются между собой и разлетаются по углам, как бильярдные шары после удара кием. Господи, стыдно-то как, тошно.

Но, уже коснувшись ручки двери, я возвращаюсь назад – туда, где наедине со своей злобой осталась Света.

– Я не знаю, что творится в твоей голове, – начинаю, понимая, что в последний раз по доброй воле смотрю сестре в глаза, – но ты слишком далеко зашла в этот раз.

– Можешь считать, что мне стыдно, – снова улыбается и смахивает со щеки невидимую слезу. Актриса от бога, всегда подозревала, что у неё есть будущее на этом поприще. Жаль, талант пошёл не в то русло. – Да только я знаю тебя. Ты всё равно ничего сделать не сможешь, слишком мягкая и добрая.

– Да пошла ты вместе со своими знаниями, – говорю, а голос срывается, удлиняя фразу ненужными паузами.

Оттолкнувшись от стены, бреду в коридор. Знаю, Света не пойдёт за мной – свою миссию по уничтожению меня и моей жизни она уже выполнила. Надеюсь, ей достаточно.

Вдруг злость, какой я не чувствовала никогда раньше, вскипает внутри – там, где раньше было место всему хорошему и доброму, что чувствовала к близким. Это мерзко, отвратительно – то, как она поступила со мной. Пускай я оказалась такой плохой сестрой – я допускаю, что и раньше могла её чем-то обижать, а Рома стал последней каплей. Возможно, так. Но то, что устроила в ответ Света – это не просто подлость, это преступление. Неужели она этого своей дурьей башкой не понимает?

Засовываю ноги в туфли, хватаю сумку и выхожу из дома. Во мне живым огнём клокочет ярость – это шок, защитная реакция от тяжёлых мыслей и других эмоций. Перегородка, которую неосознанно ставлю, чтобы не сойти с ума. Перестань я гневаться, утону в слезах и самобичевании, а это меньшее, что мне нужно сейчас. На свежем воздухе голова шумит, а избыток кислорода заставляет остановиться на месте. Сейчас-сейчас, главное, привыкнуть к головокружению и выбраться отсюда поскорее.

Что было в том вине? Что за гадость плескалась в бутылке? Снотворное? Наркотики? Психотропка? Судя по тому, что я ещё жива и даже кое-как могу соображать, пусть и с трудом, что-то не очень серьёзное. Жаль, когда очнулась, в комнате была идеальная чистота – ни следов роскошного ужина, ни остатков алкоголя. Будто бы мне всё привиделось, и не пила ничего накануне. Но я-то чувствую, что здесь что-то не так.

Господи, эти люди даже не подумали, что я могу умереть. Впрочем, когда на кону стоит уязвлённая гордость, некоторые способны на многое.

Я больше не хочу размышлять о причинах, следствиях и последствиях. Не хочу винить себя больше в чём-то, не стану анализировать, что сделало Свету такой, и в чём была моя ошибка – ни к чему хорошему это не приведёт. Я не знаю, чем всё обернётся, но в одном уверена: отныне у меня нет сестры. Мы чужие люди, которых зачем-то судьба свела в одной семье. Ну, как свела, так и развела – бывает.

А ещё Виталик… он-то зачем всё это сделал? Неужели я и его успела так смертельно оскорбить? Тем, что вылила шампанское на голову, когда вокруг были его приятели и коллеги? Испортила ему праздник, жизнь и репутацию?

Это невыносимо – такой дурой, как я, быть невыносимо. Но с такой школой, спасибо некогда близким и родным, я быстро поумнею.

Желудок сводит спазм, и я молю небо, чтобы меня не вывернуло наизнанку – этого я уже не переживу. Надо скорее вызвать такси, пока в обморок не упала. А в машине уже придумаю, что делать дальше, как быть. До города длинная дорога, будет время подумать.

Нащупываю телефон в недрах