Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох - Маркус Борг

По окончании трапезы они выходят из города в Гефсиманский сад у подножия Масличной горы, около восточной стены Иерусалима. Когда стемнело, сюда пришел Иуда с группой вооруженных людей. Синоптики говорят, что эти люди посланы Храмом, скорее всего, это храмовая полиция (Мк 14:32–50). По Иоанну, здесь также немало римских воинов.[194]

Иисуса ведут на допрос к властям Храма, которыми руководит первосвященник Каиафа. Против Иисуса выступают свидетели, однако их показания расходятся. Среди прочего они туманно говорят о том, что Иисус угрожал разрушить Храм. Затем инициативу берет в свои руки первосвященник. Поскольку не удалось найти двух или трех свидетелей, показания которых совпадали бы, он прямо обращается к Иисусу: «Ты ли Мессия, Сын Благословенного?»

В Мк 14:62 приводится ответ Иисуса. Сначала это краткое «Я» или «Я есмь». Греческий текст тут неоднозначен. Его можно перевести и как утвердительный ответ («Да, это я»), и как вопрос («Я ли?») Как Матфей, так и Лука понимают его неоднозначность. У Матфея стоит: «Ты сказал» (26:64); у Луки: «Вы говорите, что я» (22:70).

Далее же Иисус продолжает: «И вы увидите Сына Человеческого, восседающего по правую сторону Силы и грядущего с облаками небесными». Первосвященник услышал то, что нужно. Он выдвигает обвинение в богохульстве и спрашивает членов совета: «Как вам кажется?» Они выносят Иисусу смертный приговор. Затем стражники плюют на Иисуса и, завязав ему глаза, избивают.

Есть несколько весомых причин сомневаться в историчности описания допроса у первосвященника. Прежде всего, совет первосвященника собирается в ночь важнейшего иудейского праздника. Суд не совершался ни ночью, ни в такие дни, и даже если мы думаем, что это было «неформальное» слушание дела или беззаконный суд, все равно это трудно себе представить.[195] Во-вторых, если это все-таки происходило, каким образом последователи Иисуса узнали о том, что там происходило? Все они разбежались. Конечно, можно вообразить, что кто-то из присутствовавших на совете затем рассказывал о случившемся и эти рассказы дошли до христиан.

Третья причина для скепсиса заключается в том, что вопрос первосвященника и ответ Иисуса слишком напоминают послепасхальное исповедание веры. «Ты ли Мессия, Сын Благословенного?» Ты ли Христос, Сын Божий? Это классическое послепасхальное исповедание веры в Иисуса. А его ответ, по-видимому, указывает на воскресение и второе пришествие. Слова: «Вы увидите Сына Человеческого, восседающего по правую сторону Силы» перекликаются со словами Пс 109:1, первые христиане пользовались этим псалмом, чтобы выразить свою веру в то, что Бог воскресил Иисуса и посадил по правую руку от себя. А выражение «грядущего с облаками небесными» перекликается с Книгой Даниила 7:13–14, где также говорится о «Сыне Человеческом». В Новом Завете этот текст ассоциируется со вторым пришествием Иисуса (см. например, Мк 13:24–27). Это слишком стройная богословская конструкция, а потому трудно поверить, что она соответствует фактам: получается, что Иисус был осужден за точное исповедание веры первых христиан. Иисус — Мессия, Сын Божий, который снова придет на облаках небесных на землю.

На рассвете в Пятницу храмовые власти доставляют Иисуса к Пилату. Узника приводят во дворец Ирода Великого, где останавливались римские наместники, приезжая в Иерусалим. Они встречаются во дворе. Посмотрев на Иисуса, Пилат спрашивает: «Ты Царь Иудейский?» Возможно, он задает этот вопрос не без насмешки: ты, связанный, избитый, окровавленный арестант — претендуешь на звание царя иудеев? Ответ Иисуса неоднозначен: «Ты говоришь». А затем Иисус хранит молчание (15:1–5). Отказ отвечать властителю отражает смелость и, возможно, презрение. У Марка Иисус уже ничего не говорит до момента своей смерти.[196]

За этим следует любопытный эпизод с Вараввой, иудейским повстанцем, приговоренным к казни. Тут описывается неправдоподобный обычай отпускать на праздник одного из приговоренных по желанию толпы. Маловероятно, чтобы имперская власть могла так поступать на оккупированной территории, где поднимались восстания. Как рассказывает Марк, Пилат предлагает толпе сделать выбор между Иисусом и Вараввой. Народ выбирает Варавву и криками требует распять Иисуса (15:6-14).

Это не те же самые люди, что с удовольствием слушали Иисуса и которых боялись властители. Не следует думать, что та толпа резко переменила свое отношение к нему. Более правдоподобно другое объяснение: эта «толпа» (вероятно, малочисленная) могла войти во двор резиденции Пилата (дворец Ирода). Власти не впускали сюда кого попало.

Эпизод с Вараввой, возможно, объясняется исторической обстановкой, в которой Марк создавал свое евангелие: это происходило около 70 года н. э., когда римляне взяли приступом Иерусалим и уничтожили город и Храм. К тому моменту стало ясно, что «толпа» выбрала путь вооруженного восстания (путь Вараввы), что привело к неудачному восстанию 66–70 годов, а не путь ненасилия (путь Иисуса).

Пилат отдает приказ распять Иисуса. Его бичуют. Солдаты издеваются над царем-неудачником. Они одевают на него пурпурный плащ, делают ему корону из терновника и восклицают: «Радуйся, Царь иудейский!» Затем его бьют, на него плюют, его раздевают и ведут на место казни.

Рассказ Марка о самом распятии — одно краткое предложение: «Был же час третий [девять утра], когда распяли Его» (15:25). Евангелист не описывает детали казни, хорошо известные всем жителям Палестины, которым часто приходилось видеть, как империя расправляется со своими врагами. Рядом с Иисусом распяты два других преступника. Хотя в переводах они называются «разбойниками» (Мк 15:27), соответствующим греческим словом часто называли тех, кто осмеливался с оружием в руках бороться против Рима — «террористов» или «борцов за свободу», в зависимости от позиции говорящего о них. Они также смеются над Иисусом. Только Лука (23:40–43) рассказывает нам о покаянии одного из них.

В полдень всю землю покрыла тьма, и это продолжалось три часа, до момента смерти Иисуса. Не стоит думать, что это было солнечное затмение — оно длится всего несколько минут. Кроме того, даже и в случае затмения это был бы просто естественный феномен, случайно совпавший по времени с казнью Иисуса. Вряд ли также стоит думать, что это особый мрак, посланный Богом. Придавая слишком большое значение фактической стороне этого явления, мы рискуем упустить его суть.[197]

Скорее следует думать, что тьма — это метафора. Древние авторы часто связывали значимые события на земле со знамениями на небе. Тьма — архетипический символ, связанный со страданием, оплакиванием и судом. Так он используется и в Ветхом Завете. В Книге Исхода (10:21–23) говорится о «тьме на земле» — об одной из казней египетских. У пророков тьма часто связана с сетованиями и Божьим судом. Так, в VI веке до н. э. Иеремия, обращаясь с горькими упреками к Иерусалиму, говорил о солнце, заходящем днем (15:9). Софония (1:15) и Иоиль (2:2), говоря о суде, называют его днем «тьмы и мрака». В VIII веке до н. э., предупреждая Израиль о грядущем суде, Амос говорил от имени Бога: «Произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня» (8:9).

Учитывая это, можно понять, что рассказ о тьме, покрывавшей землю в течение трех часов, более правильно понимать символически. Трудно сказать, какие именно смыслы сюда вложил Марк, но, вероятно, он хотел указать и на скорбь, и на суд. Сама вселенная оплакивает смерть Иисуса, а одновременно тьма символизирует суд над властителями, которые распяли «Господа славы» (выражение Павла).

В три часа дня Иисус умирает. Его последними словами было начало Пс 21: «Боже Мой, Боже Мой! Зачем оставил Ты Меня?» (Мк 15:34). Это единственные слова, произнесенные Иисусом на кресте, у Марка и Матфея. Лука и Иоанн добавили каждый еще по три речения, таким образом получилось то, что у христиан носит название «Семь последних слов».[198]

Затем Марк рассказывает о двух событиях, которые отражают смысл смерти Иисуса. Во-первых, нечто происходит в Храме: «И завеса храма разорвалась надвое, сверху донизу» (15:38). Как и тьма на земле, это скорее символ, а не воспоминание. Эта завеса отделяла самое святое место Храма — «святое святых» — от остальных частей здания. Это было место особого присутствия Бога, куда из-за его святости мог входить только первосвященник, да и то лишь один раз в год. Слова о разорванной завесе имеют двойной смысл. С одной стороны, это суд над Храмом и иудейскими вождями. С другой, позитивное утверждение: завеса, окружавшая святыню, разорвана, и, значит, Бог стал доступен вне зависимости от Храма. Этому учил Иисус, это он, иудейский мистик, познал на собственном опыте.

Марк приводит и еще одно событие, связанное со смертью Иисуса. Сотник, командовавший солдатами, которые распяли Иисуса, восклицает: «Воистину Этот Человек был Сын Божий» (15:39). До этого момента ни один человек, включая его учеников, не называл Иисуса «Сыном Божьим». Знаменательно, что эти слова произносит именно сотник. Мы уже говорили о римском имперском богословии, для которого император был «сыном бога», а также «господином», «спасителем» и тем, кто даровал мир вселенной. И вот представитель Рима утверждает, что этот человек, казненный империей, был Сыном Божьим. В этом восклицании сотника империя сама себя обвиняет.