От тайны к тайне - Алексей Прийма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надумали-таки приехать, — протянул он не то недоуменно, не то недовольно. — Я полагал, уже не приедете, час поздний. Ну, все равно, пожалуйте.
Он пропустил нас в чистую большую горницу. Пахло щами и свежими стружками. Чиж спал в клетке.
— Чайку с мороза не прикажете, господин Шилейко? Не желаете? Делом, значит, сразу займемся. Как угодно.
Он вздохнул. Что-то недовольное или недоумевающее опять промелькнуло по его лицу. Как будто не хотелось ему заниматься "делом", за которым приехали мы…
— Садитесь, господа, прошу покорно. Как крещены? — обратился он ко мне. — Георгий — значит Егор. Ну-с, начнем благословясь.
Мы уселись. Хозяин посередине. Справа — я, слева — Шилейко. Накрытый холстом стол смутно белел перед нами. Минуту длилось сосредоточенное неприятное молчание. Потом тихим монотонным голосом, немного нараспев, столяр начал бормотать:
Стоит мать-сыра земля,Бегут по земле три кобеля,Растут на земле три гриба.Идут по земле три Божьих раба,Владимир, Егор и Василий.У каждого кобеля свои дела.У каждого гриба своя нога.У каждого человека своя судьба.У Владимира. У Егора. У Василия.
Потом понемногу стал он нашептывать быстрей и быстрей. Монотонный распев перешел незаметно в свист, мягкое оканье сменилось каким-то металлическим шелестом в голосе. Совсем как Шилейко читал в автомобиле пушкинское "Заклинание".
"О, если правда, что в ночи…" — вспомнил я. — Если правда, что этот мужик-столяр нашептывает сейчас какую-то таинственную сагу, то что-то непонятное, сверхъестественное сейчас и произойдет…" А он шептал все быстрее, все лихорадочнее. Голос его все меньше напоминал обычный человеческий голос.
Я взглянул ему в лицо. Оно было мутно-белое. Глаза закатились, губы прыгали.
Мне стало холодно, грустно, страшно, отвратительно. Свистящая скороговорка, помимо моей воли, увлекала меня куда-то. Что-то мутно-липкое было в этом мерзком постепенном опутывании разума набором ритмических свистящих слов, где, как припев, повторялись наши имена вперемежку с Богородицей, Христом, зелеными лугами, морями-океанами и какими-то замысловатыми присказками.
Несмотря на елейный смысл, неуловимый оттенок кощунства был во всем этом.
Еще все время повторялось о руке — "белой руке", "сахарной руке", "царской руке", о которой тоскуют и от которой чего-то ждут Владимир, Егор и Василий.
Явись, рука, из-под бел платкаВладимиру, Егору и Василию…
Вдруг совершенно отчетливо я увидел на столе перед собой женскую руку! Это была прелестная живая теплая смуглая рука, не переходившая в плечо! Она шевелилась и точно тянулась к чему-то, она вся просвечивала, словно сквозь нее проникало солнце…
Шилейко дико вскрикнул и в ужасе отшатнулся. Он тоже увидел руку. Столяр не бормотал больше.
Вид у него был разбитый, изможденный, глаза мертвые, на углах рта — пена… А рука, пошевелив еще какое-то время своими прелестными пальчиками, внезапно исчезла со стола".
КОМНАТА УЖАСОВ
Очень давно, еще в дореволюционные годы, некий инженер из Львова был вовлечен волею судьбы в кошмарное приключение. Он отправился в служебную командировку в один небольшой городок. Остановился там в гостинице.
— Мне отвели комнату в самом конце длинного коридора, — вспоминал впоследствии он. — За исключением меня, в это время не случилось в гостинице ни одного приезжего. Заперев дверь на ключ и на защелку, я лег в постель и потушил свечку. Прошло, вероятно, не более получаса, когда при свете яркой луны, освещавшей комнату, я совершенно ясно увидел, как дверь, которую я перед этим запер на ключ и на защелку и которая приходилась прямо напротив моей кровати, медленно открылась. И в дверях показалась фигура высокого, вооруженного кинжалом мужчины, который, не входя в комнату, остановился на пороге, подозрительно осматривая комнату, как бы с целью обокрасть ее.
Пораженный не столько страхом, сколько удивлением и негодованием, я не мог произнести ни слова, и прежде чем собрался спросить о причине столь неожиданного посещения, он исчез за дверью. Вскочив с постели в величайшей досаде на подобный визит, я подошел к двери, чтобы снова запереть ее, но тут, к крайнему своему изумлению, заметил, что она попрежнему заперта на ключ и на защелку.
Пораженный этой неожиданностью, я некоторое время не знал, что и думать. Наконец, рассмеялся над самим собой, догадавшись, что все это было, конечно, галлюцинацией или кошмаром, вызванным слишком обильным ужином.
Я улегся снова, стараясь как можно скорее заснуть. И на этот раз я пролежал не более получаса, как снова увидел, что в комнату вошла высокая и бледная фигура. Войдя в комнату крадущимся шагом, она остановилась близ двери, оглядывая меня маленькими и пронзительными глазами…
Даже теперь я как живую вижу перед собой эту странную фигуру, имевшую вид каторжника, только что порвавшего свои цепи и собирающегося на новое преступление.
Обезумев от страха, я машинально схватился за револьвер, лежавший на моем столике. В то же время человек двинулся от двери и, сделав, точно кошка, несколько крадущихся шагов, внезапным прыжком бросился на меня с поднятым кинжалом. Рука с кинжалом опустилась на меня, и одновременно с этим грянул выстрел моего револьвера.
Я вскрикнул и вскочил с постели, и в то же время убийца скрылся, сильно хлопнув дверью, — так что гул пошел по коридору. Некоторое время я ясно слышал удалявшиеся от моей двери шаги. Затем на минуту все затихло.
Еще через минуту хозяин с прислугой стучались ко мне в дверь со словами:
— Что такое случилось? Кто это выстрелил?
— Разве вы его не видали? — сказал я.
— Кого? — спросил хозяин гостиницы.
— Человека, по которому я сейчас стрелял.
— Кто же это такой? — опять спросил хозяин.
— Не знаю, — ответил я.
Когда я рассказал, что со мной случилось, хозяин спросил, зачем я не запер дверь.
— Помилуйте, — ответил я, — разве можно запереть ее крепче, чем я ее запер?
— Но каким образом, несмотря на это, дверь все-таки открылась?
— Пусть объяснит мне это кто может. Я же решительно этого понять не могу, — отвечал я.
Хозяин и прислуга обменялись значительными взглядами.
— Пойдемте, милостивый государь, я вам дам другую комнату. Вам нельзя здесь оставаться.
Слуга взял мои вещи, и мы оставили эту комнату, в стене которой нашли пулю моего револьвера.
Я был слишком взволнован, чтобы заснуть, и мы отправились в столовую… По моей просьбе хозяин приказал подать чаю мне, и за стаканом пунша рассказал следующее.
— Видите ли, — сказал он, — данная вам по моему личному приказанию комната находится в особенных условиях. С тех пор как я приобрел эту гостиницу, ни один путешественник, ночевавший в этой комнате, не выходил из нее, не будучи испуган. Последний человек, ночевавший здесь перед вами, был турист, которого утром нашли на полу мертвым, пораженным апоплексическим ударом. С тех пор прошло два года, в продолжение которых никто не ночевал в этой комнате. Когда вы приехали сюда, я подумал, что вы — человек смелый и решительный, который способен снять проклятие с комнаты. Но то, что случилось сегодня, заставляет меня навсегда закрыть эту комнату…
Читатель, не знаю, уловили ли вы всю мерзкую, гнуснейшую подоплеку жуткого происшествия среди ночи в гостиничном номере?
Гостиница пустует. Постояльцев в ней нет. Наконец, к радости хозяина гостиницы, появляется постоялец — наш инженер из Львова. При великом множестве иных свободных комнат хозяин отдает приказ поселить гостя в "комнате, на которой лежит проклятие". Два года назад в этой комнате умер при таинственных обстоятельствах некий турист. И с той поры никто в ней не жил.
И вот хозяин гостиницы, этот форменный мерзавец, принимает решение поставить эксперимент на живом постороннем человеке! Предоставляет ему "заклятую комнату", а сам затаивается тихой сапой в другой комнате и ждет, что произойдет с приезжим, и произойдет ли вообще хоть что-то? Подохнет он там, в этой "заклятой комнате", от ужаса? Или же ничего с ним не случится? И ежели не случится, то, стало быть, нечистая сила, буйствовавшая в той комнате на протяжении долгих лет, покинула уже ее. Сгинула куда-то наконец-то за те два года, в течение которых никто в комнате не жил… Хозяин гостиницы, этот маленький гаденыш, подставляет под удар нечистой силы постороннего, повторяю, человека! Ему даже на ум не приходит мысль поставить "контактный эксперимент" на себе самом — взять да и переночевать лично, персонально в "заклятом месте".
Хозяин не хочет внезапно умереть там по неизвестной причине. Себя, драгоценного, ему очень и очень жалко. А приезжего человека не жалко.