Рукоять меча - Элеонора Раткевич

– А если не малость… – Кенет ненадолго задумался. – Вообще-то мне нужно проникнуть в королевский дворец без помощи магии. Или хотя бы заиметь там своего человека.

– Ого! – уважительно протянул Гвоздь. – Для тебя, господин маг, слова «невозможно» не существует. Ты, как я вижу, из любителей змею обувать.

– Да нет, – хладнокровно отпарировал Кенет. – Если уж говорить о невозможном, то я как человек деревенский предпочитаю подоить курицу.

Кэссин ожидал, что Гвоздь рассердится в своей обычной ледяной манере, но тот только расхохотался.

– А ты за словом в карман не лезешь, – заметил он. – Ну а тебе, Помело, тоже нужен свой человек во дворце?

– Тоже, – ответил за него Кенет. – Это очень важно.

Он замолчал и отхлебнул немного вина.

– Ну-ну, говори, – подбодрил его Гвоздь.

– Ты как к королю относишься? – осведомился Кенет.

– Как всякий вор с головой, – удивленно откликнулся Гвоздь. – Неплохо. Он не знает меня, а я – его, и все довольны. А что?

– Ты бы не хотел сменить его на другого? – Кенет вновь ответил вопросом на вопрос.

– Ни в коем разе! – ужаснулся Гвоздь. – Смена власти – это всегда мутное времечко.

– Так ведь и пожива неплохая, – подначил его Кенет.

– Для бандитов неплохая, – отрезал Гвоздь. – А я – вор. И главарь шайки, между прочим. И никто из моих людей никогда не был под судом. Даже схвачен не был. Я еще ни одного человека не потерял, ясно? И мне неохота видеть, как половина моих парней ради этой самой легкой наживы уйдет в бандиты, а другую половину те же самые бандиты на блеск поднимут.

Гвоздь был так взволнован, что употребил, забывшись, поэтически-воровское «поднимут на блеск» вместо обычного «прирежут», но и Кэссин, и Кенет его отлично поняли.

– Тогда тебе самый прямой резон помочь мне, – откровенно произнес Кенет. – Зреет тут один заговор. Если он преуспеет, дело закончится сменой династии и войной.

– Упаси Боги, – искренне воскликнули в один голос Гвоздь и Покойник.

– Вот потому-то мне и нужен свой человек во дворце, – добавил Кенет.

– Сделаем, – коротко кивнул Гвоздь и выпил чашку вина единым глотком.

Дружеская пирушка затянулась далеко за полночь. Когда Гвоздь и Покойник – почти трезвые, невзирая на все выпитое, – удалились, оставив Кенета и Кэссина ночевать в бывшем обиталище Порченого, те настолько устали, что повалились спать на разноцветные циновки, едва лишь закрылась дверь за гостеприимными хозяевами.

Кэссин уснул, едва коснувшись циновки щекой. Снилось ему что-то странное, спутанное, сбивчивое. Даже если бы он запомнил свой сон, он ни за что не смог бы его связно пересказать. Одно он знал наверняка: Юкенна в его сне присутствовал. Да и странно было бы ожидать обратного: ведь все или почти все события ближайшего будущего накрепко связаны с Юкенной – а если еще нет, так наверняка будут. Принц-гадальщик прочно завладел воображением Кэссина. Кенет на него, даром что маг, подобного впечатления не произвел: он был слишком прост и одновременно непонятен. Юкенна же, напротив, был личностью совершенно загадочной и оттого куда более понятной. Принц, посол, гадальщик… игрок, авантюрист. Он словно создан для того, чтобы им грезили юнцы, мечтающие о великих свершениях. Вот Кэссин им и грезил, видя себя в мечтах столь же опытным, хитроумным и неуловимым. Кенет, в конце концов, почти сверстник. Друг, готовый выручить из беды. И штаны стирает сам. Врага могущественного министра, коварно околдованного с помощью наговорного перстня, можно сделать своим идеалом. Но как обвести романтическим ореолом приятеля, стирающего штаны? Совершенно даже никак. Того, что и Юкенна умел стирать штаны, а за время своих скитаний под видом гадальщика наверняка так и делал, Кэссин покуда не уразумел.

Утро началось с посещения Покойника. Кэссин еще спал, когда дверь тихо отворилась и в комнату вошел господин Тайгэн.

– Ну ты и храпишь! – ухмыльнулся он. – На улице слыхать. Словно якорная цепь грохочет.

Кэссин попытался смущенно улыбнуться, но вместо этого широко и сладко зевнул.

– Отчего так рано? – удивился Кенет. Сам он хотя и успел проснуться, но разве что минуту-другую назад.

– Гостинец принес, – объявил Покойник. – И весточку. Он положил на столик объемистый пакет.

– Айго просил передать, что с дворцом все улажено. Есть у нас один приятель-стражник, он вам и поможет.

– Кастет? – сообразил Кэссин.

– Кастет, Кастет, – кивнул Покойник.

Он поддел ножом веревки, стягивающие сверток, и перерезал их.

– Как вам гостинец, нравится?

– Тайгэн, да ты нас за кого принимаешь? – ахнул Кенет, когда из свертка показался великолепный шелковый кафтан. – Мы… нет, спасибо тебе, конечно, но мы не можем этого принять.

– Не обижай мою жену, – хмыкнул Покойник. – Это вам от нее. Она сказала, что раз уж благодаря вам ей не придется тратиться в ближайшее время на траурный наряд, то она с большой радостью истратит эти деньги на одежду для вас.

Кенет засмеялся.

– Похоже, повезло тебе с женой, – заметил он.

Кэссин не мог понять, что позволило Кенету сделать подобный вывод: Покойник ведь ни единым словом не обмолвился, любит ли его жена или он – ее, живут ли они в ладу или ссорятся. Он даже удивился немного. Мгновением спустя он удивился еще больше, ибо по устам Покойника скользнула удивительная улыбка, нежная и даже какая-то беззащитная.

– А ты, я вижу, тоже женат. – Покойник хлопнул Кенета по плечу. Это движение выражало нечто большее, чем простое дружеское расположение, – скорее некую непонятную для Кэссина общность.

Кенет кивнул.

– Разве твоя жена поступила бы иначе? – И снова Кэссин не понял смысла тех взглядов, которыми обменялись Кенет и Покойник. Зато он понял, что Кенету с женой повезло наверняка.

– Так же, – вновь кивнул Кенет. – Но пойми, это ведь такой дорогой подарок. Вот если бы сразу спросил…

– По-моему, маг, ты спросонья туго соображаешь, – хмыкнул Покойник. – Да кто тебя спрашивать станет! Подарок не дорогой, а в самый раз. Вам ведь спрятаться надо. Вот эта одежда вас и укроет. Не смотрятся на тебе лохмотья, понимаешь? Стать у тебя не та. Ты не ходишь, как оборванец, не жмешься к стене, чтобы пропустить вперед богатого господина, как сделал бы оборванец… да что уж там, ты и кланяешься, как человек, которому во всю его жизнь ни разу не приходилось унижаться. Твое тело никогда не знало настоящего голода, и это заметно. Ты хоть какую рвань на себя натяни, а ходишь ты с достоинством мага и выправкой воина. В богатой одежде это не будет бросаться в глаза, а в лохмотьях ты похож на двухпалубное судно, которое пытается притвориться самодельным плотиком. И друг мой Помело тоже позабыл, как подобает вести себя человеку, который бывает сыт от силы раз в три дня.