Леди и лорд - Сьюзен Джонсон

Прямота Элизабет привела Джонни в замешательство.

— Ну вот видишь… — с горечью проронила она.

— Нельзя отделять одно от другого. Ребенок существует, я об этом знаю и хочу жениться на тебе. Это все взаимосвязано. Кроме того, я не желаю, чтобы ты выходила замуж — ни за Джорджа Болдуина, ни за кого-то еще. Помимо меня, разумеется.

— Это, пожалуй, самое прочувствованное признание в любви, которое мне когда-либо приходилось выслушивать.

Джонни вздохнул и попытался мысленно поставить себя на место Элизабет. По-своему она, конечно, права, но ему очень хотелось, чтобы Элизабет поняла и его.

— Послушай, — заговорил он, — я не очень искушен в любовных признаниях, но я хочу, чтобы мы поженились. И чем скорее, тем лучше.

— А может быть, это все же не твой ребенок?

Джонни на секунду опустил веки, а когда снова открыл глаза, в их синеве промелькнула искорка нарастающего гнева.

— Господи, ну зачем ты все усложняешь, Элизабет!

— Простите меня ради Бога, Равенсби! Я совсем забыла, что вы привыкли к беспрекословному подчинению. Мужчины вроде вас, привыкшие командовать людьми, умеют только отдавать приказы, но не любят их получать. Не можешь же ты быть полностью уверенным в том, что это действительно твой ребенок, не правда ли, Джонни? И потому как знать, не женишься ли ты на мне впустую?

— Да, ты умеешь быть сукой, когда захочешь! — очень тихо проговорил он, так сильно вцепившись в подлокотники кресла, что костяшки его пальцев побелели. Как же так! Он был готов пойти на самую большую уступку, которую когда-либо делал, он предлагал ей свое имя, семью, состояние, свою руку, наконец, — и это при том, что еще недавно у него и в мыслях не было жениться! И что он получает взамен? Ничего, кроме злого сарказма! — Ну что ж, в таком случае будем считать, что мною движет исключительно… чувство отцовского долга по отношению к этому ребенку.

— Еще бы, ведь это чувство так хорошо тебе знакомо! — сладким голосом подхватила Элизабет.

Она пребывала в ярости оттого, что Джонни был не способен понять причину ее обиды на него. Он полагал, что одного только извинения будет довольно, чтобы загладить его равнодушное молчание, длившееся столько долгих недель! Или — бесцеремонное вторжение в Хскшем и похищение ее прямо из-под венца. Впрочем, Редмонд, позволивший это, тоже хорош! «Мужчины… — с ненавистью подумала она. — Пропади они пропадом!» В этот момент ее чувства были уже неподвластны здравому смыслу. Элизабет казалось, что на всей земле нет никого несчастнее ее. Что же касается Джонни Кэрра, то она не выйдет за этого человека даже в том случае, если он останется последним мужчиной на всем белом свете! Все это она и высказала ему ледяным тоном.

Джонни охватили сомнения: уж не совершает ли он непоправимой ошибки? Но он все же доверял своим инстинктам — они уже неоднократно помогали ему выжить. По дороге в «Три короля» у него было предостаточно времени, чтобы десяток раз передумать жениться на ней, и все же он этого не сделал.

— В половине одиннадцатого здесь будет мадам Ламье, — спокойно проговорил Джонни, подавив язвительную реплику, уже готовую было сорваться с языка. — Будь готова к тому, чтобы выбрать ткани и образцы новых платьев.

— А если я не захочу?

— Тогда я выберу сам.

Вторично Джонни появился в ее комнате вскоре после того, как приехала портниха. Он вошел в комнату с такой властностью, словно присутствовать при этой процедуре являлось обязанностью хозяина. Удобно, словно в театре, расположившись в кресле, он приветливо улыбнулся всем присутствовавшим — служанкам, мадам Ламье и особенно изготовившейся к бою Элизабет, что с видом оскорбленной добродетели стояла среди обступивших ее женщин в одном корсете и рубашке.

— Леди Грэм понадобится полный гардероб, — проговорил Джонни, откидываясь на высокую спинку «апостольского» кресла. Его лицо резко контрастировало с добродетельными физиономиями вырезанных на нем святых. — Причем, делая платья, вы должны учитывать ее беременность.

Элизабет задохнулась и стала свекольно-красного цвета, портниха проглотила комок в горле, а Джонни как ни в чем не бывало продолжал:

— Начнем, пожалуй, со свадебного наряда. Какой бы ты хотела, дорогая? — обратился он к Элизабет, устремив на нее невинный взгляд своих синих глаз.

— Что-нибудь черное, — не разжимая зубов, процедила она.

— Я полагаю, мы остановимся на кремовой парче, — сказал Джонни, будто не слыша Элизабет. — Это платье нам необходимо в первую очередь. Постарайтесь справиться с ним побыстрее, — с подчеркнутой вежливостью обратился он к портнихе.

Мадам Ламье боялась встречаться взглядом с этим человеком — самым могущественным в Приграничье. На сей раз Равснсби превзошел самого себя: привести домой будущую жену под эскортом из трехсот воинов! Да уж, в то утро всем окрестным жителям было о чем почесать языки. А невеста? Мало того, что беременна, так еще и замуж не хочет! Однако платит Равенсби щедро, а кто она такая, чтобы разбираться в причудах богачей!

— Может, вы выберете что-нибудь из этого, милорд? — покорно спросила портниха, показывая эскизы различных платьев, выполненные акварелью.

— Подойди сюда и взгляни, Элизабет, — миролюбиво попросил Джонни, и слова его повисли в наступившей тишине. Все с любопытством ждали, какова будет реакция леди Грэм.

— Мне и отсюда видно.

— Не будь ребенком!

Элизабет не приходилось выбирать. Либо — усмирить свою гордыню, либо — закатить скандальную сцену, выставив себя посмешищем в глазах портнихи и всех служанок. Поэтому, немного помешкав, она все же подошла к столу, на котором были разложены рисунки.

Улыбка Джонни была непринужденной, у Элизабет — деланной и словно прилепленной к губам, выбор подходящих нарядов производился максимально быстро. Когда было отобрано уже достаточное количество фасонов, все вдруг услышали странный всхлипывающий вздох. Он принадлежал Элизабет. Ухватив женщину за руку, Джонни потянул ее и, заставив обогнуть угол стола, усадил к себе на колени.

— А теперь продемонстрируйте нам образцы ваших тканей, мадам Ламье. В первую очередь — теплые кашемировые и шерстяные. Пора уже готовиться к зиме.

Он ощущал, как, сидя у него на коленях, всем телом дрожит Элизабет, и почувствовал, что на него накатывает волна возбуждения. На секунду им овладело какое-то первобытное, варварское чувство собственничества, и он едва удержался, чтобы не приказать всем немедленно выйти из комнаты. Его возбуждало ее теплое тело, которое от его вздыбившейся плоти отделял один лишь тонкий шелк, его возбуждало само присутствие Элизабет в этой комнате, бывшей когда-то свидетельницей их любовных утех. И на мгновение Джонни задумался: а не исходит ли от нее какой-то неуловимый аромат добродетели, который и заставляет мужчин жаждать ее больше всего на свете?