Наши фиолетовые братья - Евгений Прошкин

— Мы тут ни при чем! — донеслось из бокового прохода.

В главном коридоре показались Зинчук и двое перепуганных исследователей. Увидев ученых, Бугаев, как ни странно, немного остыл. Эти двое отличались от прочих подчиненных Калашникова умом и сообразительностью, и профилактически расстреливать их полковнику не хотелось.

— Знаете, что там происходит? — Бугаев указал пальцем вниз.

— Наверное, господин майор артефакт активировал, — предположил первый исследователь. — Мы его предупреждали, но он нас не послушал...

— О чем вы его предупреждали? — заинтересовался Бугаев.

— Это орудие выполняет защитную функцию, — пояснил ученый. — Оно образует силовой щит...

— Перламутровый такой? — уточнил полковник.

— Да, — кивнул исследователь. — То есть я точно не знаю, но может быть, и перламутровый... Мы пока не разобрались. Потому и не хотели ничего включать. Ведь включатель и выключатель не всегда одно и то же. А тем более в чужом исполнении... Вот мне кажется, что и господин майор уже рад бы орудие отрубить, да выключатель никак найти не может...

— А вы сможете?

— Не знаю. Мы же не пробовали...

— Понятно... — Бугаев чуть повернул голову влево и приказал:

— Мищенко, майора арестовать и посадить под замок, у входа в трюм часового поставь...

— А ученых?

— Пусть живут... пока. Запереть их по каютам...

Ломов облегченно вздохнул. Капитан тем временем обернулся к Зинчуку и отдал нужные распоряжения.

Когда офицеры добрались до грузового отсека, Калашникова там уже не было — Зинчук успел увести его на камбуз и запереть на складе сыпучих продуктов, — а у двери стоял часовой. Рядовой Дустназаров.

— Стой, кто идет! — бодро крикнул он, завидев делегацию.

— Свои, — рявкнул Бугаев.

— Стой, стрелять буду! — предупредил Дустназаров.

— Свои, тебе говорят! — повторил полковник.

— Пароль!

— Чего?!

— Стреляю!

В руках у хлебореза показался ЛС, которым исполнительный Зинчук вооружил часового, дабы его роль не была чистой фикцией. Офицеры и двое ученых поспешно отошли в глубь коридора и остановились в ожидании разводящего. Сержант Зинчук — единственный, кто мог снять с поста воинственного хлебореза, — был занят размещением под домашний арест лишних ученых.

— Сможете разобраться, как отключить эту бандуру? — доверительным тоном спросил у исследователей Бугаев.

Первый из них, тот самый, которого секретарша Дауна назвала Костиком, тщательно скрыл ухмылку и пожал плечами.

— Станете главными в ИО, гарантирую! — пообещал полковник.

— Постараемся, — как можно более неуверенно пробормотал второй ученый.

Отключить силовой щит они могли бы в два счета, но для этого должно было поступить особое распоряжение. И не от Бугаева или даже Страшного, а от самого Геца Дауна. А господин корпоративный президент спешить с распоряжением, похоже, не собирался.

Зинчук где-то пропадал, а на обзорных экранах, развешанных по коридору через равные промежутки, становилось все более отчетливо видно, что переливающееся поле вовсе не собирается ограничиваться ролью какого-то там щита. Его края стремительно загибались, а центр, наоборот, выпячивался.

Когда сержант снял бдительного Дустназарова с поста и свита Бугаева вошла в грузовой отсек, силовое поле завершило свой охват и сомкнулось, образовав вокруг армады флота ОВКС гигантский, диаметром почти в два космокабельтова, полупрозрачный кокон.

Глава 37

— Ну и где тут у тебя туалет? — спросила Дарья, критически осматривая единственное помещение «Корейца» — командирский мостик, спальный отсек, камбуз, радиорубку и, кстати, гальюн по совместительству. — Ой, а пылищи-то, пылищи!.. Одичал ты, Шуберт, без женского глаза...

— Не подкатывай, — буркнул Борисов. — Вон в том ящике обтирочные концы.

— Какие-какие?..

— Тряпки, — пояснил мастер. — Выбери почище, намочи под краном и приборочку тут изобрази. Чтобы все сияло, понятно? Ты, Матвей... — Борисов тяжело посмотрел на лейтенанта, второпях придумывая задание и для него. Брать с друзей по несчастью деньги за проезд совесть Шуберту запрещала строго-настрого, однако насчет общественно полезных работ она, совесть, благоразумно помалкивала.

«С драной овцы хоть шерсти клок», — рассудил мастер.

— Ты, Матвей, побудешь антиперегрузочным креслом, — сказал Борисов. — Если мы вообще куда-нибудь полетим... — суеверно закончил он.

— Креслом?.. — ужаснулся тот.

— Вернее, кроватью. Индивидуальный демпферный кокон тут есть, но он, как ты видишь, только один. Для меня, — пояснил Борисов на всякий случай. — При перегрузках свыше четырех «же» человеку требуется специальное ложе. Это чтобы хребет не сломался. У нас будет, я полагаю, не менее двенадцати. Так что тебе придется подстраховать нашу даму от компрессионной травмы.

— Я не умею, — виновато признался Матвей.

— А тут и уметь нечего. Ты ляжешь на пол, а она ляжет на тебя.

— Да?.. — На лице у лейтенанта отразилась некоторая заинтересованность.

— Ни за что! — заявила Дарья, отрываясь от короба с промасленной ветошью. — Шуберт, откуда в тебе эти своднические наклонности? Ладно бы еще сам покушался, а то все Мотю норовишь на грехопадение толкнуть!

— Да я, собственно, не против... — буркнул напарник.

— Вы погодите возбуждаться, — прервал их Борисов. — Я же ясно сказал: двенадцать «же». А может, и двадцать... Черт его знает. При такой перегрузке ваши помыслы станут чисты, как марля в операционной. Матвей, вообрази, что твоя пассия весит не семьдесят килограмм...

— Шестьдесят девять! — обиженно крикнула Дарья.

— ...не семьдесят, — настойчиво продолжал Борисов, — а, допустим, восемьсот сорок.

Матвей, крякнув, почесал затылок.

— А я тогда сколько? — спросил он.

— И ты примерно столько же. Под тонну где-то.

— Тогда ничего, — пожал плечами лейтенант. — Сладим как-нибудь.

— Ну-ну, полюбуемся... — Шуберт насмешливо покосился на Матвея, затем на Дарью и, хмыкнув, принялся щелкать тумблерами на верхней приборной панели.

Корабль не издал ни звука, но по каким-то неприметным деталям Борисов определил, что электроника и механизмы постепенно оживают. Центральный плафон рубки замерцал и, словно бы проморгавшись со сна, загорелся ровным матовым светом. Маленькие аварийные лампочки по углам сами собой погасли — система тестировалась, настраивалась и, похоже, приходила в себя.

— Гутен таг, мастер Борисофф... — раздался отовсюду хрипловатый голос. — Гуд ивнинг, масса Борьисофф... День добрый, пан Борисов... Гамарджоба, генацвале Борисов... Бонжур, мсье Борисов... — произнес все тот же голос. — Шалом! Привет! Хай! Здоровэньки булы!.. — Голос помолчал секунды две и ни с того ни с сего выдал:

— Х-х, х-х, бууруусуув...

— Чего? — ляпнул Шуберт.

— Это, наверное, твоя фамилия так звучит, — догадалась Дарья.

— Не правда! Если б она у меня так звучала, я бы ее давно уже поменял. Эй! «Кореец»!..

— Здравствуйте, мастер Борисов, — ответил тот уже без акцента.

— Ну вот, кажется, оклемался... — Шуберт облегченно вздохнул и, нажав еще десяток кнопок, сел в кресло. — Как диагностика?

— Пока все о'кей, мастер! — ответил «Кореец» слегка развязно.

— Ты опять? — насторожился Борисов. — Включить деловой режим!

— Йэс, сэр! Деловой режим, сэр! Есть, включен, сэр! Так точно, сэр! — испуганно пролаял кибермозг.

— Язык — русский! — потребовал Шуберт.

— Есть, сэр! Язык русский, сэр!

— Да он же по-русски говорит, — вступилась Дарья.

— Я тоже все понимаю, — поддакнул Матвей.

— А я — не все! — рявкнул Борисов. — Мне эти «сэры» на борту не нужны, ясно?! С «сэров» у меня двойная плата!

— О, мудрейший из мудрейших, щедрейший из щедрейших... — уныло заладил голос.

— Молчать! — крикнул мастер. — Еще слово — распаяю и сдам в утиль! Домой на ручном полечу!

— Аминь... — кротко ответствовал «Кореец».

— То-то же, — улыбнулся Борисов:

— Что у тебя с авторедактором? Ты где этой чужестранщины набрался?

— Авторедактору — гёт сыктым, — сообщил кибермозг. — То есть гёт коллапс...

— Расшифруй, полиглот хренов!

— Кранты, начальник, — авторитетно высказался он. — Амба. Профессор откинулся.

— Какой еще профессор?! — взбеленился Борисов. — Может, процессор?

— Мать упала — не поднимешь. Весь софт червяки поели, в харде вообще полный дестрой. Ламер с керогазом так не начудит. Хакнули меня нормально...

— Расплавлю! — заорал Шуберт.

— Здравствуйте, мастер Борисов, — сказал «Кореец» как ни в чем не бывало.

— Ну, здравствуй, — осторожно произнес он. — Чем еще порадуешь?

— За время вашего отсутствия имело место вторжение во внутреннюю сеть, мастер Борисов.

— Хм... моего отсутствия!.. — недовольно буркнул Шуберт. — За «мое отсутствие» ты мне еще ответишь! Ладно, не сейчас, позже. Так что за вторжение?