Счастливое число Кошкиной (СИ) - Муар Лана

— Приятно познакомиться, мисс Жираф, — кивнул Совунчик, изображая полупоклон. Скосил взгляд на, торопливо уплетающего свою порцию мяса, Луку, и шепотом, будто по секрету спросил. — А он у нас тогда кто?

— Лукашик? — повернувшись к застывшему с поднесенной ко рту вилкой парню, посмотрела на него, прищуриваясь, и предложила. — Поползень?

— С какой, блин, радости? — поперхнулся он.

— С той, что иногда приползаешь очень не вовремя, — засмеялся Совунчик и остановил поднявшегося было друга. — Да сиди ты уже. Вы посмотрите какой обидчивый Поползень попался. Да, мисс Жираф?

— Полностью согласна, мистер Храпозавр! — кивнула я и придвинула к Лукашику салатник. — Да ешь ты спокойно, Поползунчик. Никто тебя никуда не гонит.

— Но и задерживаться не просит, — негромко пробурчал Совунчик и посмотрел так, что у меня вспыхнули щеки.

И вроде бы ни я, ни Совунчик больше не подтрунивали над Лукой, только он торопливо проглотил ужин и засобирался домой. Даже зачем-то предложил забрать с собой Текилу, ускакавшую со своей резиновой курицей в комнату Дениса. Схватил куртку, пулей выскочил за дверь в тапках, вернулся после окрика переобуться и снова выпрыгнул за порог, бросив короткое:

— Пока.

Щелкнувший замок.

Голодный взгляд, от которого внутри меня полыхнуло так, что стало душно, а руки сами потянулись к краю футболки, но сразу же поднялись вверх, наткнувшись на ладони Совунчика.

41. Срыв. POV. Денис

Что и куда летело не знаю. Мы не снимали одежду, мы рвали ее, торопясь дорваться друг до друга. С каким-то упоением и остервенением. Словно сумасшедшие. Не видя и не слыша ничего вокруг. Треск рвущейся ткани и шумное, по нарастающей учащающееся дыхание. Грохот упавшей вешалки за спиной, которую не заметил, свернул и отпнул в сторону. Все смешалось в какую-то мешанину из вспышек, где каждый звук только сильнее распалял нас обоих.

Мой задушенный обжигающим поцелуем хрипяще-восторженный рык. Ее острые ногти, оставляющие росчерки на затылке и плечах. И пьяный угар, когда подхватил и впечатал Кошку спиной в стену, вдыхая ее срывающее с тормозов:

— Фыр-р-р-р-р!

— С-с-сучка-а-а! — прошипел я, чувствуя как и что делает со мной вибрирующая "р".

Впился в улыбающиеся губы поцелуем, чтобы заткнуть их и Кошку, провоцирующую меня и без фырканья, но только оторвался от нее на жадный вдох, как снова повторилось это пришпаривающее нервы:

— Фыр-р-р-р-р!

— Кошка, блядь!

Сатанея, я вдавил ее сильнее в стену, грубее чем стоило провел головкой по влажным губкам, раздвигая и размазывая по ним смазку и застонал. От ее количества, от судорожного движения навстречу и опаляющего пульсирующего жара, в котором оказался вогнанный одним рывком член.

Кажется, от одного только этого ощущения, меня прохреначило до искр из глаз. Но стоило им немного померкнуть, а мне продышаться, я крепче сжал упругие ягодицы выгнувшейся Кошки, почти полностью вышел из нее и повторил свой рывок снова. На всю длину. Насаживая и вдавливая до предела.

Грубее, будто хотел отыгрыться за то, что повелся на ее уговоры. Жёстче, словно решил наказать за то, что пришлось столько ждать.

Только в ответ услышал не болезненный вскрик, а протяжный стон. И новое:

— Фыр-р-р-р-р!

— С-с-сучка-а-а!

— Да, Совунчик! Ещё! Фыр-р-р-р-р!

И это "да", подкреплённое, подписанное разрешающим все фырканьем, выщелкнуло меня окончательно.

Я снова и снова вдалбливался в Кошку и летел с катушек от ее рваного дыхания. Отстранялся, резко останавливаясь, чтобы впиться ей в губы, грудь и шею, или прижимал к себе плотнее, чтобы войти как можно глубже, почувствовать полосующие плечи ногти и услышать подстегивающее продолжать:

— Да! Да! Да!

И меня несло, захлестывая с головой. От приоткрытых на выдохе губ и пьяного блеска в зелёных глазах. От аромата ее кожи и упирающихся в мою грудь и царапающих ее сосков. От их вкуса и рвущихся моих и Гелиных стонов, когда я рыча втягивал каждый сосок по очереди в рот и дразнил их языком или прикусывал губами. Меня шарашило от всего, но больше от звучавшего все тише и тише, но неизменно повторяющегося и раз за разом разрешающего:

— Фыр-р-р-р-р!

Услышав его я замирал на мгновение. Смотрел в осоловелые и лихорадочно блестящие глаза. Дергал подбородком, сдавливая ягодицы Кошки, и с остервенением начинал вдалбливать член в ее все сильнее распаляющееся лоно.

Бесстыжий хлюпающий звук при соприкосновении наших бедер. Пульсирующий и пронизывающий все тело жар. Усилившийся и заполняющий лёгкие на каждом вдохе пряный аромат. Я впитывал все это. Каждой клеткой своего тела. Каждым нервом.

С рычанием встречал уже не слышимое за стонами, фырканье. И ждал его. Ждал. Ждал! Чтобы ещё раз впиться в опухшие от поцелуев губы. Чтобы снова впечататься в бедра и смять ягодицы ладонями. Чтобы после услышать самое пошлое хлюпанье, увидеть распахнувшиеся до предела ресницы и почувствовать, как пробивает спазмом и выгибает тело Кошки.

А следом и мое.

Ее ногти, нащупавшие и впившиеся в мои нервные узлы.

Ее губы и срывающийся в протяжный крик стон.

И следом уже мой.

А потом… искрящаяся темнота, сквозь которую слышен только гул в ушах и частые глухие удары в виски. И дрожащие губы, к которым я тянусь раньше, чем пойму, что хочу почувствовать и запомнить их тепло именно сейчас. Когда всё ещё не полетело к чертям.

42. Эксперименты. POV. Денис

Сквозь гулкие удары сердца слышу фыркающее хихиканье и фразу, после которой сам срываюсь в хохот.

— Идеальная впихуемость. Идеальная.

— Кошка, ты всегда такая… мхм… прямолинейная? — спрашиваю, повернув голову на подушке.

— Ага, — кивнув, переворачивается со спины на живот и, приподнявшись на локтях, нависает надо мной, щекоча грудь, шею и лицо кончиками своих всклокоченныех волос. — Совунчик, вот только не свисти, что тебе не нравится.

Пьяные зелёные глаза, зацелованные губы с царапинками от моих зубов на нижней. Тянусь к ним, аккуратно касаюсь, обводя подушечкой пальца, и, кажется, впервые смущаюсь своих слов:

— Нравится.

— А грудь? — чуть наклонив голову и прикрыв глаза, только добавляя сходства своему прозвищу, Кошка ластится к моей ладони и требовательно шлёпает меня ладошкой по животу, то ли предупреждая, то ли угрожая, — Совунчик, не буди во мне зверя!

— Хомячка? — спрашиваю и срываюсь в хохот, когда оказываюсь придавленым к дивану, а сверху раздается совсем и ни разу не хомячковое:

— Мяу! Так понятнее?

— Мхм, — хмурюсь, изображая бурную мыслительную деятельность на лице. — Морскую свинку?

— Совунчик! Я тебе покажу морскую свинку! Я — Кошка!

Новый шлепок. Возится, усаживаясь на мне поудобнее. Откидывает волосы назад, открывая взгляду свою грудь, и хитро улыбается, кивнув:

— Точно! Нам нужен эксперимент. Срочно. Прямо сейчас.

— Какой?

— Щупательно-трогательный. Глаза закрой.

— Не буду, — мотаю головой, отказываясь лишать себя возможности рассмотреть упругие полушария с розовыми сосками и следами от засосов.

— Хорошо. Тогда, — хмурится, поднимая мои ладони выше, — тогда это щупательно-трогательно-смотрительный эксперимент. Ассистент Совунчик, приступайте.

— Спасибо, ассистент Кошка, — срываюсь в хохот, но накрываю грудь ладонями, всем своим видом изображая исключительно исследовательский интерес. Даже начинаю подбивать что-то вроде промежуточных результатов собственных наблюдений. — Мхм… Вес… На пятерочку.

— Это плохо?

— Наоборот.

— Ага, — ноготок чиркает по моей груди, ставя галочку. — Дальше?

— Упругость, — сжав пальцы, сглатываю и прочищаю горло перед тем как смогу произнести оценку. — Пятерочка. Очень твердая пятерочка.

— Ага, — новая галочка и следом вопрос. — Соски?

Взгляд прикипает к обозначенному, а в висках отчётливо барабанит нарастающее желание облизнуть и подразнить. Я даже делаю попытку приподняться, но Кошка вдавливает мои плечи обратно, нависая и спрашивая: