Грань Земли - Адам Тюдор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Азалия рухнула на спину и продолжала беспомощно трястись, рассыпаться пеплом и захлёбываться в собственной крови.
Элайя вздохнула и отвернулась. Её ожидал более могучий враг.
Ранзор был какой-то смесью багровых, чёрных, фиолетовых, синих и зелёных светоизлияний, заключённых в оболочку голема. Мутантом.
Элайя не успела и моргнуть, как разноцветная вспышка оказалась совсем рядом и ударила так, что её отбросило даже в эфемерном виде. Каким презрительным был взгляд голема… нет… Ранзора, её родного брата. Он снова выглядел как человек, но побагровевший с разноцветными отливами вен.
— Сестра, я собрал дивную коллекцию чувственных навыков, не желаешь к ней присоединиться? — Сказал он.
— А какая разница, если ты можешь источать лишь отчаяние, страх и ярость? Ты бы не смог раскрыть по-настоящему весь насильно взятый потенциал, а если бы попробовал, то умер, ведь твоя стихия — это людской гнев! — Ответила Элайа.
Ранзор усмехнулся, и его тело ярко вспыхнуло всеми цветами и оттенками, и секунду спустя обратилось в неистовое чёрное пламя.
Всего на мгновение Элайей овладела дрожь, но она сумела вернуть самообладание.
— Как?! — Лишь спросила она.
— Вот разорву твоё сердце, узнаешь!
Добавил для пущего эффекта Ранзор, когда в руках Элайи вдруг вырос дымный посох, а из его верхнего конца выглянуло длинное, загнутое лезвие и Ранзора передёрнуло, так он весь напрягся. Резко выставил руку, и земля выстрелила в Элайю тьмой и полчищем пик. Один взмах косы и всё развеялось пеплом.
Ранзор приподнял бровь и зааплодировал, скромно улыбаясь, а когда Элайя двинулась на него, вспыхнул молнией и метнулся навстречу прямо за спину, куда и наметил свой подлый удар. Элайя успела обернуться, закрыться древком и даже коротко резануть вражью руку, оставив на ней пепельный порез. В тот же миг чёрно-алая вспышка разразилась сотней разящих ударов, которые Элайя отбивала одним лишь древком, она как бы сдерживала и отводила весь этот напор и била в ответ, но всякий раз её брат увиливал, обращаясь в молнию, и лезвие попадало лишь по хвосту.
Но долго ли станет терпеть подобные свойства сильный разум? Не обратится ли к собственным тёмным оборотам силы, где всякий достойный смеет воззвать к бесконечному циклу уробороса и пробудить в себе вечного бога-дракона.
Тогда и Элайя предстала сизой вспышкой, резвым дымом, в покровы которого она завернула лезвие и поторопилась слиться с алой молнией, чтобы разбросать в ней осколки, исполосовать нутро.
Дым преследовал молнию прямо в оранжевом небе, если так вообще можно его здесь называть. Но сейчас всё было окрашено в мрачные и хмурые грозовые тона, в антураже которого метались две массивные змеи, алая и сизая. Их борьба гремела раскатами грома, а мелькающие расплывчатые силуэты напоминали тени, скрытые за причудливо очерченными облаками, озарённые резкими всполохами багровых, фиолетовых и тёмно-синих молний.
Больше Элайя не промахивалась, и коса настигала свою цель снова и снова, ранила и резала Ранзора быстрее и глубже, но всё ещё недостаточно, хоть молнии его и гасли, а сам он стремительно падал. Раны были слишком мелкими и поверхностными, усеянные на руках и ногах, и бесконечно далёкими от сердца, которое он так старательно оберегал, пока из остального тела ничтожными крохами сыпался пепел.
Элайя саданула его обухом прямо по лицу, отчего Ранзора во время падения унесло в сторону, а когда он развернулся готовый оторвать суке голову, его встретило длинное загнутое лезвие и, будто играючи, ударило наискосок снизу вверх. Острие воткнулось в подбородок. Ранзор застыл, инстинктивно схватившись за лезвие, но его руки тут же закровоточили, осыпаясь пеплом. Он с криком отдёрнул их и схватился уже за древко, которым Элайая надавила ещё сильнее так, что ублюдок истошно зарычал, но вырвал из себя косу. Его нижняя челюсть стала наполовину пепельной.
— Не плохая попытка! — Выкрикнул он и рухнул на землю.
Едва поднялся, когда Элайя уже стояла совсем рядом с косой в руках. Резкий взмах. Удар. Дрожащее острие замерло в миллиметре от виска Ранзора, удерживаемое его руками, а едва коснувшись, оставила лёгкую пепельную царапину, от которой он лишь усмехнулся, напряжённо сдерживая над собой косу, древком которого Элайя давила изо всех сил.
Будь они людьми, с них бы уже градом катился пот, словно после долгой полевой работы в знойный день.
— Твоё оружие ведь не убивает, а только поглощает душу! Но и для этого нужно поразить не голову, но сердце, ибо коса продолжение тебя самой. — Заключил Ранзор и подмигнул Элайе, а затем изо всех сжал древко, пустил по нему тёмные полоски вен.
Элайя уже не давила, но со смутной тревогой пыталась вырвать своё оружие из вражьих лап. Одно неосторожное движение, и вся коса, опутанная едкими цепями, хрустнула и разлетелась на осколки. Теперь Элайя была готова отступить, но не смогла, щемящая боль в сердце заставила её оцепенеть.
Ранзор рассмеялся.
— Похоже, в этом я преуспел больше тебя, сестрица!
Она взглянула на его руку, что копошилась внутри её груди. Когти вонзились в сердце и острой болью стали выкачивать его. Элайя закричала, стараясь высвободиться. Это было до невозможного трудно. Даже дышать или хоть немного шевелиться, не то, что обратиться в дым.
— Бегите! Тэсса! Макс! Беги… те… — Обронила Элайя.
Но те и не подумали бежать, всё ещё стоя в оцепенении.
Когти ещё крепче стиснули и вонзились в сердце, но и Элайя напряглась в ответ, не позволяя выкачивать из себя жизнь, удерживая её неимоверным волевым усилием. На шее даже вздулась пульсирующая венка. Что она могла сейчас сделать, пока вокруг, словно умирающие снежинки, витали дымные осколки её боевой подруги косы. Но ведь братское объятие сковало тело, а не руки, которыми Элайя вдруг начала ловить осколки.
Ранзор выпучил глаза. Так удивляется паук, когда встречает яростный отпор от жалкой мошки, но даже в ней он увидит ровню, если та засадит первым попавшимся осколком ему в глаз. Ублюдок зарычит, а за первым осколком последуют второй и третий. Они вонзятся в плечи, грудь, живот, руки и шею, усеят плоть своей колкой остротой и разойдутся пепельными ранами, пожирающими тело паука. Ранзор будет кричать и тлеть. Так и случилось.
Но от неистовой боли когти
