Черный поток. Сборник - Йен Уотсон

Первые капли дождя упали на нас, когда мы быстро шли по набережной Дельи Скиавони. Где-то далеко над Лидо уже шел проливной дождь.

— Уже близко, маленькая леди, — успокоил меня Бернардино.

Мы свернули на Калле делле Рассе между двумя домами-близнецами «Ройял Даниели». Узкая улочка вывела нас на площадь Джакомо. Потом мы сбежали вниз еще по одной каллеи, когда тучи собрались вылить на нас потоки воды, ворвались в «Таверну Дожей». Когда мы перевели дух и отряхнулись, Бернардино повел меня вверх по лестнице в отдельную комнату.

Окно этой комнаты, выходящее на узкую калле, было плотно закрыто. Свет исходил от нескольких стеклянных бра, в каждом из которых горел крохотный огонек. На столе была расставлена стеклянная посуда и разложены столовые приборы, а накрахмаленная скатерть была белой как снег. Над буфетом висел гобелен с изображением сцены из какого-то старинного сражения, в котором бились люди в доспехах, многие на лошадях. Я вспомнила гобелен, который видела в каюте одной известной шхуны в Сверкающем Потоке, так далеко и так давно. Возле буфета, весело болтая, стояли трое мужчин и две женщины; когда мы вошли, они сразу смолкли. Это было тайное совещание совершенно иного рода. Все пятеро уставились на меня. Бернардино лучезарно улыбнулся:

— Все в порядке. Я был прав.

Он был прав и в смысле еды. Улыбающийся, хотя и молчаливый официант, бесшумно появляясь и исчезая, накрыл на стол. Горы вкуснейших даров моря: омар, моллюски, осьминог, шпроты в тесте. Все что душе угодно.

Он оказался прав и в смысле разговора — когда я уже слегка накачалась вином и решила, что пора поговорить.

Краткое описание присутствующих:

Тесса, от титула «Контесса». Старая, с живыми блестящими глазами и привычкой резко дергать головой, когда с чем-то соглашалась, что делало ее похожей на голубя, склевывающего зерно. Она была вся увешана кольцами и прочими драгоценностями.

Проф, «Профессоре», одетый с иголочки мужчина за сорок; он был профессором науки, хотя в этом не было особой нужды, так как наукой занимались в основном машины Божественного разума.

Потом Чезаре, дородный парень, баритон из Театро делла Фениче.

Луиджи, реставратор; казался ловким малым.

И наконец, Патриция, молодая, темноволосая, с огненным темпераментом. Она называла себя их теоретиком.

Скоро я поняла, что по всей Венеции было полно таких людей, которые образовали отдельные кружки и назвали их «ячейки». Такие ячейки существовали и в других городах Европы. Та, куда меня привели, называлась «ячейка „Таверны Дожей“». (Да, «дож» — это название главы городского управления, правителя города; не путать с догом, собакой, четырехлапым зверем, который лает.)

Скоро Луиджи сказал мне:

— Далеко не все уверены, что херувимы — это пришельцы.

— Ну и глупо.

— Да? Таких меньшинство — я лично так не считаю. Уверен, что ни один из нас тоже. Но подумай, может быть, Божественный разум создает вас где-то у себя в Америке, а потом вкладывает вам в голову фальшивые воспоминания? Я разинула рот:

— Зачем?

— Ну, чтобы убедить нас, прирученных идиотов, что история человечества движется вперед — если и не здесь, то где-то в галактике! Чтобы мы не падали духом и не вымирали от отсутствия жизненного стимула. От отсутствия событий, отсутствия перемен.

— Ха. В моем мире очень долго ничего не менялось. А когда это произошло, я не уверена, что это оказалось очень уж здорово!

Бернардино сказал:

— Ты должна рассказать нам, как изменился твой мир. И какую роль сыграла в этом ты?

— Я что, сказала, что сыграла какую-то роль? — вымолвила я и набила рот несколькими моллюсками.

— Нет, не говорила. — Он засмеялся. — Но дала это понять. Как там говорит Луиджи: «Я верю тебе, мой маленький пришелец».

— И я! — воскликнула Тесса.

Немного погодя Проф начал профессорствовать. Вот что он сказал:

— Хорошо известно, что Божественный разум является конечным продуктом разумных интуитивных самоуправляемых машин, созданных нашими предками. Но, увы, сами наши предки оказались не столь разумными, когда дело дошло до организации нашего мира. Они плодились, как ублюдки, и оказались на грани самоуничтожения, создав невероятное оружие. Неудивительно, что Божественный разум решает создать тихий статичный мир. Еще менее удивительно, что детей он ставит выше нас.

— Мы дети только с виду, — напомнила я ему.

— И все же внешность имеет значение, Йалин! Веками мы боготворили вас, детей звезд, что породило в нас некоторую покорность, слабость. Божественный разум это вполне устраивает. Вначале — до того, как приступить к самостоятельным действиям, — Божественный разум, должно быть, имел некие внутренние указания, так же как люди обладают врожденными инстинктами, выработанными в процессе эволюции. Что это за указания? Проведя исследование доступных мне данных, я пришел к выводу, что «инстинкты» нашего Божественного разума имеют двойственный характер: сохранить человечество и сделать его сильнее. Вместе с тем существует большая разница между сохранением — и усилением.

— Даже противоречие, — вставила Патриция. — Нельзя сохранить живую систему, просто погрузив ее в состояние застоя, — она погибнет. Взгляни на нас: в собственном мире мы изгои, лишенные инициативы!

— Следовательно, — сказал Проф, — ваша роль, детей звезд, состоит в следующем: постоянно пополнять запас психологической энергии на Земле, где время остановилось. Именно вы делаете нас сильнее, возвращаясь к нам со звезд. Если бы вы не возвращались, человечество пришло бы в упадок. Обнаружение пространства-Ка и психосвязи позволило Божественному разуму сразу усиливать и сохранять; но мы за это должны платить. И мы считаем, что плата слишком высока.

Я сунула в рот «Фритто Мисто дель Адриатико» и принялась жевать хрустящий деликатес.

— Неужели на Земле так плохо? — спросила я с набитым ртом.

— Это зависит от чувства собственного достоинства, — ответила Тесса.

— От свободы, — поправила ее Патриция. — Мы хотим сами решать свою судьбу. Но сейчас мы этого не можем. Мы даже не можем совершать свои собственные ошибки. Мы создали себе Бога и теперь полностью зависим отчего милости.

— Бога, предсказанного доисторическим мифом? — пробормотала я.

— Тьфу! — выпалил Чезаре. — Нет такого понятия «доисторический». Я не верю, что в глубокой древности наши предки могли предвидеть всю эту чепуху. Я думаю, что Божественный разум просто использовал разные мифы и символы, чтобы запудрить нам мозги.

— В давние времена, — сказал Проф, — век религии сменился веком науки. Но при этом психические силы ушедшего века остались чрезвычайно сильны. Мы не слишком рациональные существа, Йалин, и в качестве дополнения, если бы Божественный разум вынужден был нас сохранить, ему пришлось бы сохранить и наш иррационализм! Поэтому он сохранил форму, но запутал более раннее содержание. В глубине своего сознания, по словам Чезаре, человек мыслит символами. И теперь мы просто живые символы прошлого. У нас не происходит ничего нового. Все новое приходит со звезд, где вами, по крайней мере, не правит Божественный разум, потому что находится слишком далеко. Однако он по-прежнему может вытаскивать вас из дома через пространство-Ка, словно рыбу из сетей, и предлагать нам в виде интеллектуального угощения.

— После которого мы уходим, — закончила Патриция, — с вечно пустыми желудками. Особенно те, кто рьяно печется о независимости человечества.

— Так что, как видишь, — сказал Бернардино, — мы страстно желаем встретить кого-то, кто обладает важными сведениями о враге Божественного разума. Любой его враг — наш друг.

Они выжидающе посмотрели на меня.

Должно быть, это случилось из-за вина. Или от желания выговориться.

Я рассказала им о нашей реке и нашем образе жизни. О черном течении и войне с Сыновьями. О голове Червя и как я в ней ехала. И как я умерла.

Единственно, о чем я умолчала, так о том, что находилась на Земле в качестве предполагаемого агента Червя.

Мое повествование, занявшее достаточно времени, прерывалось как раскатами грома, так и вопросами. Когда я закончила, над «Таверной Дожей» уже опустилась ночь; официант и хозяин таверны слушали вместе со всеми. Горло у меня так пересохло, что стало похоже на старый сапог, несмотря на многочисленные чашки кофе капуччино и стаканы аква минерале.

— Все, — прохрипела я наконец.

— Браво, прекрасно исполнено! — зааплодировал Чезаре.

— Дорогое дитя! — воскликнула Тесса. — Дорогой херувим, тысяча благословений!

Бернардино усмехнулся:

— И это все? А ты не забыла об одном маленьком секрете, который предпочла не раскрывать?

— Каком секрете?