Сила ведлов - Александр Абердин

— Ну что, Митюша, земля здесь хорошая?

— Нормальная землица, Танюша, — откликнулся он. — Урожаи станет давать знатные, но мы её станем беречь тут вдвое-втрое больше, чем у себя дома, чтобы здесь не появились пустыни.

Таня кивнула и вдруг спросила:

— Митюш, ты потому так боишься, что здешние края превратятся в пустыню, что в твоём мире было очень много пустынь?

Митяй вздохнул и признался:

— Да, Танюшка, в моём мире было очень много пустынь, и поэтому я и хочу сберечь здесь и леса, и воду. Ледники ведь рано или поздно растают, а из леса так просто воду не вытащишь.

Аккуратно засыпав ямку и поставив на место квадрат дёрна, Митяй пошёл к реке мыть руки. От противоположного берега к нему тотчас поплыл крокодил. Хотя и не гигантский, но довольно большой, метров четырёх в длину. Однако, натолкнувшись сразу на два ведловских взгляда, тут же развернулся, выбрался на свой бережок и снова принялся греться на солнце — есть ему явно расхотелось. Таня усмехнулась и, глядя на крокодила, снова задала вопрос мужу, на этот раз куда более сложный:

— Митя, почему ты даже мне не рассказываешь о своём мире?

Митяй, выйдя из автожира, разделся по пояс, ополоснул руки, лицо и торс, взял из её рук полотенце и только после этого сказал:

— Таня, в своём мире я был самым обычным человеком, готовился стать защитником Матери-Земли, но потом мне пришлось какое-то время защищать кое-что другое. Поверь, я был нормальным парнем, хотя кое-какие умники меня и считали психом. Однажды, когда меня уже не будет, наступит такой день, когда ты сможешь заглянуть в мою старенькую Тошибу, которой Бог никак смерти не даёт, и узнаешь всё о том, кем был твой муж в своей прежней жизни и в каком мире он жил. После этого ты примешь очень важное решение: стоит ли тебе рассказывать всю правду обо мне народу Говорящих Камней, или нужно дать ему ещё какое-то время. До этого времени я не расскажу ни тебе, ни кому-либо ещё о себе ничего нового. Всё, что я уже мог рассказать, ты уже и так прекрасно знаешь, Танюша… Ну и чем же ты собираешь кормить сегодня мужа? Пахло так вкусно, что я весь чуть слюной не изошёл, и мне даже не требовалось аппетит нагуливать. Боже, какая же ты у меня прелесть, Танюшка!

Подхватив жену на руки, Митяй понёс её к автожиру, целуя на ходу и нашёптывая разные нежные глупости. Они вкусно пообедали, потом разложили кресла и пару часиков полежали, зря, что ли, он обещал своей любимой райское блаженство, после чего снова полетели на юг, но уже поднявшись гораздо выше и на максимальной скорости.

Ночевали у подножия нагорья Тобести, над которым возвышался ледовый купол толщиной в добрых два с половиной километра, если не выше. Горы здесь были вполне приличные, под три с половиной километра высотой, но вместе с ледяным куполом явно зашкаливали за шесть километров. Юго-восточнее, над плато Дарфур — географию Африки Митяй знал в общем-то неплохо, — тоже возвышался ледяной купол, но потоньше и, что характерно, совершенно другого, изумрудного, оттенка. Здесь льды были голубоватыми, и он подумал: а не является ли Дарфурский ледяной купол остатками ледников палеозоя? Всего учёные ведь выделяют четыре ледниковых периода: ранний протерозойский, поздний протерозойский, палеозойский и кайнозойский, который только что закончился, ко всеобщей радости, но ещё далеко не все его подарки растаяли. Судя по густой облачности и тому, что вершина Тобестинского ледяного купола, как, впрочем, и Дарфурского, была покрыта мощной шапкой вечных снегов, как один, так и другой работали как хорошие холодильники и на их макушках шло накопление снега.

Когда Митяй это понял, то сразу же повеселел. Если поддерживать баланс между зелёным и белым цветами, то Африка никогда не станет жёлтой и жаркой, а навсегда останется зелёной, и все её ледники просуществуют не то что двадцать, а все сто тысяч лет. Главное — не дать мамонтярам сожрать все деревья, а быкам вытоптать траву, чтобы Северная Африка не превратилась в раскалённую духовку и на этот континент не прибежал из Арктики маленький полярный зверёк. Вот эту зверюгу точно нужно срочно внести в Красную книгу и вычеркнуть из неё по причине окончательного исчезновения.

На следующий день Митяй облетел Дарфурский ледяной купол по кругу и с дотошностью хорошо проплаченного аудитора пересчитал все реки. Их оказалось девятнадцать, но только десять были достаточно полноводными, и, к его огромной радости, шесть из них текли на юг, в самом танкоопасном, в смысле песков, направлении. Он до отказа вдавил педаль газа, помчался на юг и вскоре увидел то, что хотя уже и попало на карту, потому что они расширили зону картографирования на четыреста километров, но сам он воочию не видел, — впадину Боделе, самая нижняя отметка которой была сто пятьдесят шесть метров, и там имелось вполне приличное озеро, но ещё южнее находилось куда более крупное озеро Чад, урез воды в нём когда-то находился на высоте в двести восемьдесят один километр, и Митяй очень хотел, чтобы и здесь, в самом центре Северной Африки, появилось огромное озеро.

А для этого всего только и требовалось, что повернуть воды Нигера с юга на север, что было хотя и трудно, но всё же вполне по силам. Скорее всего, в верховьях Нигера также имелись остатки ледника, а может быть, эта река питалась одними только дождями, но ведь там находился горный массив Адамава с вулканом Камерун, и вот на нём-то ледовый панцирь точно должен находиться. В общем, ситуация понемногу стала проясняться, и настроение у Митяя резко повысилось. В принципе ведь можно было отсечь от океана и обе Вольты, Белую и Чёрную, присоединить их к Нигеру, а его эстуарий пущай пересыхает, невелика потеря. Зато тогда на месте слияния Белой и Чёрной Вольты появится озеро, постепенно наполнится водой и затем соединится с Нигером, и тогда задача обводнения самой опасной точки на карте Африки будет решена. Зеркало озера будет, конечно, хорошо испарять воду, но находящиеся поблизости ледники её конденсируют и, превратив сначала в снег, а затем в фирн и лёд, в процессе таяния вернут обратно в озеро. Нормальный кругооборот воды в природе, практически вечный двигатель, лишь бы только на Земле не было огромных иссушающих всё и вся пустынь, вносящих в этот мир беспорядок и приносящих беды.

Как-то раз, ещё будучи студентом, Митяй ввязался в отчаянный спор с преподавателем физической географии — преподавали им на первом и втором курсах такой предмет, — считавшим, что на планете Земля всё сбалансировано, и принялся яростно доказывать тому, что пустыни хотя и являются мощнейшим инструментом, влияющим на климат всей планеты, вовсе не есть благо и даже просто необходимая норма зла. В доказательство своей правоты он привёл в пример коню Пржевальского статью из журнала «Нейшнл джиографик» о том, что когда-то в Сахаре росли леса. На вопрос, куда же они делись, Митяй тогда ответил, что их съели южные мамонты и мастодонты, которые после этого сдохли с голода, так как копытные вытоптали всю траву, и Гольфстрим быстро надул в Северную Африку сначала тёплых ветров с мощными ливнями, которые смыли плодородную почву в Средиземное море и Атлантический океан, а потом, когда зелёный зонтик исчез, температура в этой части континента стала стремительно повышаться уже под воздействием солнечных лучей, и ветры, гнавшие пыльные бури, создали Сахель, пустыни Сахару, Ливийскую, Нубийскую и затем обрушились на Аравийский полуостров, и пустыни пошли шагать всё дальше и дальше, вплоть до Монголии. Хоть как-то сопротивляться пустыне могли такие реки, как Нил. Вот потому-то народ и рванул из Северной Африки во все стороны. Митяй в тот день был настолько убедителен, что конь был просто вынужден с ним согласиться, поскольку бывал в Тунисе и видел Сахару.