Запасной выход - Анна Малышева

– Дина, – подсказал он.

– Она постелила на диван белье и врет, что спала! А сама только что приехала! Они предупредили ее, что я вызову милицию! Я уверена! – Я отняла руки и выкрикнула ему в лицо; – А почему они гнались за мной? Почему решили, что я вызову милицию? Почему, если там ничего страшного не было?! Они обнаружили, что я выскочила из квартиры, и поняли, что я все видела! Разве это не доказательство?

Он смотрел на меня с жалостью. Это меня немного отрезвило. Я выпила воды. Истерика ничему не поможет. Да и к чему мне убеждать этого человека? От него ничего не зависит. Он и так уже мне помог. Заявил милиции, что спас меня от преследователей, что, по крайней мере, они не выдумка. И ему, думаю, поверили. Я вытерла слезы:

– Спасибо…

– За что? – грустно спросил он.

– Ну, вы меня защищали… Могли же просто не открыть дверь…

– Не откроешь тут, – вдруг улыбнулся Павел. – Ты ее чуть с петель не сняла!

– Вы успели в последний момент, – призналась я. – Он мне уже в спину дышал.

– Твой жених?

Я кивнула. Павел покачал головой:

– Не понимаю. Он-то почему против тебя? Ты… Не хочу тебя обидеть, но, может, ты немножко преувеличила? Может, они просто хотели поговорить?

– Ага, и разнесли в клочья все мешки, чтобы до меня добраться, – грустно усмехнулась я. – Нет, между нами все кончено. Он все пытался меня убедить, что… Ну, ладно. Это уже неинтересно.

Павел сказал, что ему интересно. И я впервые обратила внимание, что он действительно разглядывает меня с интересом. Вполне определенным интересом – несмотря на мои царапины, покрытые пылью волосы и заплаканные глаза. Я призналась:

– Все это случилось потому, что мой жених мечтал о карьере музыканта… Только я думала, что это так… детские надежды… Он от них. не избавился, вот и все. Откуда же я знала, что он решится все перевернуть? Ушел, бросил меня, связался с этим продюсером, а у того репутация… – Я махнула рукой. – И это уже не мечты, это реальность. И чем дальше, тем хуже. Не знаю, почему все так происходит… Ведь могло же ему чуть больше повезти? Другой продюсер, например. Никаких приключений… Если ему хотелось петь – неужели обязательно совершать убийство?! Во что он превращает свою жизнь? И свою, и мою тоже!

Я не заметила, как увлеклась, и заговорила, ничего не скрывая. Как мне было это нужно! Ведь я никому не могла раскрыть свою душу. Даже Елене Викторовне, хотя та была в курсе всех дел. Разве я могла пожаловаться ей на то, что потеряла Женю? Напротив, я старалась делать вид, что эта потеря меня не волнует. Что я только хочу знать правду о смерти Ивана…

В конце концов до меня дошло, что я откровенничаю с совершенно незнакомым человеком, и я осеклась. Павел меня подбодрил:

– Ну что ж ты? Я ведь слушаю.

– Да нечего больше рассказывать, – заключила я. – Женя сильно изменился. Раньше жил как все люди… Работал в музыкальном магазине, мы с ним ходили на концерты, в кино, собирали пластинки… Мне казалось, что он счастлив.

Павел с иронией хмыкнул, и я быстро поправилась:

– Нет, скорее почти счастлив, потому что мечтал-то он о другом! Он жил какой-то тайной жизнью, про себя, чтобы не впасть в депрессию… Воображал себя знаменитым музыкантом! Это была игра, вы понимаете? Игра!

Он мягко уверил, что понимает.

– Понимаете? – не выдержала я. – Не думаю, что понимаете! Ради игры не убивают! А с тех самых пор, как эта его запасная жизнь стала основной… Начался такой ужас! Ну, это как если бы… вам заколотили парадную дверь и заставили ходить только по черной лестнице, по которой вы прежде только мусор выносили!

Павел всплеснул руками:

– Слушай, хорошее сравнение! Можно я его использую?

– Где? – удивилась я.

– В какой-нибудь статье.

– А вы что… журналист?

Так выяснилось, что мы почти коллеги. Почти – потому что меня никак нельзя было назвать профессионалкой. А он работал сразу в нескольких изданиях. Павел заметил:

– Надо же, свои люди везде, даже на черной лестнице. Тебе что, еще на работу сегодня?

Я обреченно кивнула:

– Письма читать…

– А дома этого нельзя делать?

– Я новенькая, за мной там следят.

Он вздохнул и посмотрел на часы:

– Ладно. Тогда сделаем так. Ты ложись и спи, если сможешь уснуть. А в девять… Поздно? В полдевятого я тебя разбужу, выпьешь кофе и поедешь. Подвезти тебя не смогу, уж ты прости. Машина есть, но она не на ходу. – И, призадумавшись, Павел с сожалением добавил:

– И вряд ли когда-нибудь будет на ходу.

Он вышел и плотно закрыл за собой дверь. Я еще немного посидела на краю дивана. Чувствовала себя ужасно – глаза опухли так, что свет лампы был просто невыносим. Я ее наклонила как можно ниже, сняла куртку, бросила ее на стул, разулась и легла на диван. Накрылась краем пледа. Такие старые клетчатые пледы для меня лучшее снотворное. В каждой клетке, кажется, живет свой сон… Стоит накрыться таким пледом, как сразу начинаешь куда-то проваливаться, уплывать…

Я закрыла глаза и неожиданно для себя всхлипнула, Но это было уже в последний раз. Говорят, чистая совесть – лучшее снотворное. Не правда. Побегайте ночь напролет по холодной лестнице, поворочайте тяжелые мешки, поплачьте – и вам не понадобится даже чистая совесть. Уснете и без нее.

Часа полтора-два я проспала на лестнице, минут сорок – перед приездом милиции… И около двух часов – теперь. Одна моя институтская подруга рассказывала, что спит только так, урывками. И при этом великолепно себя чувствует и в период бодрствования успевает переделать кучу дел. На нее такой сон действовал превосходно. На меня – убийственно. Казалось, все силы ушли на то, чтобы открыть глаза. Ни на что другое меня уже не хватило.

Павел убрал руку с моего плеча:

– Ну и сон, завидую. Уже десять. Не смог тебя разбудить в полдевятого, просто жалко стало. Ничего страшного, между праздниками никто на работу вовремя не ходит. Опоздаешь разок.

– Oх… – Я попыталась сесть, но снова обняла подушку. Это было ужасно, но встать я просто не смогла. Голова трещала, в спине поселилась острая боль. Все признаки гриппа. Мне ли не знать!

– Кофе выпьешь? – спросил он. – Кстати, я сбегал в магазин. Есть колбаса, сыр… Да что с тобой? Ты на работу, вообще, собираешься?

Мне было очень стыдно, что я так разлеглась. Но сделать ничего не смогла. Есть не хотелось, при мысли о кофе я почувствовала тошноту. Ничего не хотелось. Только лежать тут долго-долго, накрывшись с головой пледом. А лучше двумя-тремя… Потому что меня бил озноб.

Павел осторожно наклонился, разглядывая мое лицо. Я шепнула:

– Кажется, я простудилась.

Он потрогал мой лоб. Рука была очень приятная, прохладная. Я хотела назвать ему свой адрес, сказать, что деньги на такси у меня есть, нужно только вызвать машину… Но он заговорил первым: