Время Черной Луны - Владимир Лещенко

– Садитесь все, быстро – скомандовал Чекан, устраиваясь за рулем. Отъехав на приличное расстояние варк остановил машину, о чем-то перемолвившись вполголоса с Эльфом.

– Значит так, – сообщил маг. Нам нужно уходить из города сейчас же. Но понимаете – какое дело: нас уже зацепили – причем похоже какой-то хитрой магией, которую я не знаю. Поэтому, нам нужно спрятаться.

– От колдунов? – осведомился Степан. А разве…

– Может, я открою страшную тайну, но в Москве есть места, где никакая магия ничего не найдет. Москва, сами понимаете, город непростой…

Так что прошу за мной…

17. Штурм и натиск

11.00

14 мая 2012 года.

– Такое чувство, что началась война! Везде – кровь, трупы, сгоревшие машины…

Целых три загородных особняка разнесли! – Петя Стоцкий, старший оперуполномоченный, делился впечатлениями со своим другом– Олегом Пепловым.

– Понимаешь, я просто ох…ваю! Просто бойня какая-то! И куда катится этот мир?! Вроде же криминал такого себе давно не позволял!

– Подъезжаем, – бросил шофер.

– Приготовится, ребята, – привстал Пеплов. И осторожнее – мне потом за ваши трупы отчитываться, – грубовато пошутил он. Шутка прозвучала натянуто.

Выскочив из «УАЗа» они гуськом побежали к подъезду.

Предстояло проверить одну квартиру, где уже третий день обретался какой-то подозрительный тип, представившийся соседям другом уехавших в отпуск хозяев.

Пеплов хорошим пинком выбил дверь. – – А ну все на пол!!! – заорал он. Тот, кто был в квартире, рухнул на пол от неожиданности. Затем поднял голову:

– В чем дело, начальник? У вас какие-то претензии?

Был это крупный бледный мужик, неопределенного возраста, (но явно уже немолодой) расхаживающий по квартире в одних трусах.

– Ваши документы!

– Дык, начальник, извини – дома забыл. Я вот у друзей… Может уладим дело? – заискивающе произнес тип, как то по-особому легко поднимаясь с пола.

– Молчать!!! – рявкнул капитан. Ордер на арест ему не выписали, но в случае чего начальство прикроет. . – А про наши претензии тебе прокурор расскажет.

– Беленко! – позвал он одного из-под чинённых. – Тащите его в машину! Затем капитан резко развернулся и подошёл к занавешенному тяжёлой портьерой окну. Отодвинув портьеру он прищурился – ветер угнал тучи севернее и теперь в окно смотрело ясное майское солнце...

– Начальник, ты что, ох….л?! – взвыл задержанный. – Я тебе хрен оторву и сожрать заставлю!

Уловив за спиной движение капитан уклонился, и мимо него пролетел взбешенный мужик, врезаясь в балконную дверь.

Сквозь звон стекла Пеплов уловил тяжкий стон, и успел краем глаза увидеть валяющегося на полу окровавленного сержанта Беленко.

Но тут же забыл об этом – мужик пробил головой стекло и вылетел на ярко освещённый балкон. Раздался дикий вой…

Евлампию Лyнову, в далеком прошлом конокраду, а последние лет сто пятьдесят вору и убийце на службе Чижинского, жутко не повезло. Три месяца назад он перешагнул грань, отделяющую просто вампира от Древнего – или как еще говорили сами потомки Лилит – Истинного вампира.

И вместе со многими другими способностями, приобрел и досадную невозможность пребывать на ярком солнце.

Само собой, выходить на улицу в его планы никак не входило.

К его несчастью ни статус Древнего, ни прожитые годы не слишком прибавили ему ума, к тому же он страдал приступами агрессии – чего за вампирами обычно не водилось.

Именно это случилось с ним сейчас – и вместо того чтобы, к примеру, симулировать сердечный приступ и потом бежать, он впал в бессмысленную ярость. Да и взбесишься тут, когда на кожу хлынул поток ультрафиолета, пусть и сильно ослабленный стеклом.

Капитан осел на пол. И дело не в том, что он явственно различил оскаленные длинные клыки задержанного… Но то что произошло потом…Зрелище корчащегося на полу здорового мужика, кожа которого мгновенно краснеет а потом стекает слизистой жижей с тела, после чего само безжизненное тело, воняя как выгребная яма начинает гнить с ураганной скоростью могло бы выбить из колеи кого угодно.

Зажав нос, бравый СОБРовец заставил себя подняться и кое-как проковылять вниз, пока подчиненные выносили на одеяле Беленко, держащегося за распоротый живот – распоротый между прочим вместе с кевларовым «броником».

Нужно было как можно быстрее оповестить об этом начальство...

Полчаса спустя он уже давал отчёт о случившемся, а ещё через десять минут был обозван наркоманом, шизоидом, заранее уволен из органов, и послан к психиатру – а также по другим, еще менее почтенным адресам.

И потащился домой, махнув на все рукой…

А ещё через час в отделение приехала не юная но симпатичная дама.

И проведя с начальником Пеплова долгую беседу за закрытыми дверями, после которой он ровным счётом ничего не помнил о сумасбродном отчёте капитана, приняла решение – немедля же навестить виновника переполоха.

18. Подземелья

Серая, огненная и серебряная

11.10

Нам пора идти, – распорядился Чекан.

– Каролина встала с продавленного дивана, где примостилась в ногах мирно посапывающего Андрея.

Ночь эту они провели в заброшенном, стоявшем не то на капремонте, не то под сносом шестиэтажного дореволюционного дома между Ильинкой и Стромынкой.

Сторож тут был, но людям, среди которых как-никак, имелся маг, миновать его труда не составило.

Как объяснил Эльф (и подтвердил кивком охотник) дом этот стоял в «слепом пятне» – и засечь их не смог бы не то что любой из смертных магов, но даже высший демон – если бы сумел каким-то чудом проявится в этом мире.

Переночевали они в роскошной шестикомнатной квартире – похоже, бывшей коммуналке, о полной ликвидации которых регулярно сообщает московская власть – да видать все никак не сможет…

Они перекусили купленной по дороге снедью, и запили водой из пятилитровой канистры, приобретено за одно с хлебом и колбасной нарезкой.

Каролина испытывала какое-то странное ощущение от пребывания в этом заброшенном доме. Как будто тут присутствовала некая жизнь после смерти.

Словно бы тени живших тут людей незримо присутствовали в пустых стенах…

В одной из комнат Каролина нашла на брошенной этажерке сборник стихов неизвестной ей поэтессы.

Назывался он красиво, пусть и слегка высокопарно – «Раскройте приветливо души».

Стихи там, правда были совсем не радостные и приветливые, а грустные, меланхоличные и одинокие. Кто знает, может быть эта поэтесса сама бывала здесь, в этом некогда полном жизнью доме и читала живущим ту друзьям стихи, созерцая стены и лестницы, ныне являющие собой вечное напоминание о непостоянности жизни.